Висенте Бласко Ибаньес

У райских врат

Сидя на пороге таверны, дядюшка Бесеролес из Альборайи чертил серпом
по земле. Он искоса поглядывал на валенсийских крестьян: расположившись
у цинковой стойки, они усиленно запрокидывали головы, то и дело запуская руки в
тарелку, на которой плавали в оливковом масле ломтики кровяной колбасы.
Каждый день дядюшка Бесеролес выходил из дому с твердым намерением
отправиться на работу в поле. Но, как назло, дьявол всегда подсовывал ему по
дороге какого-нибудь дружка из таверны Ратата. Стаканчик за стаканчиком,
рюмочка за рюмочкой - глядишь, уже к обедне звонят, а тут и вечер наступил; вот
дядюшка Бесеролес так и не вышел из села.
Бесеролес сидел на корточках с видом старого завсегдатая и выжидал случая
завязать беседу с посетителями; он надеялся, что его пригласят пропустить
стаканчик-другой и окажут прочие знаки внимания, как это и подобает людям
обходительным.
Дядюшка Бесеролес, вообще говоря, был человеком стоящим, хотя таверна
и привлекала его больше, чем работа в поле. Бог мой, чего только он не знал!
А какой это был мастер рассказывать разные истории - недаром прозвали его
Бесеролес! И уж если в руки к нему попадал клочок газеты, то он не упускал
случая прочитать его по складам от начала до конца.
Посетители таверны, слушая рассказы старика, покатывались со смеху,
особенно когда речь заходила о священниках и монашках. Даже сам Ратат,
величественно возвышавшийся за своей стойкой, довольно посмеивался, то и дело
откупоривая новые штофы по просьбе щедрых гуляк, желавших вознаградить
рассказчика. Вот и сейчас дядюшка Бесеролес в благодарность за угощение
собирался начать очередную историю, но, услышав, что кто-то упомянул монахов,
поспешил вмешаться в разговор:
- Да, это хитрющий народ. Их на мякине не проведешь. Как-то один монах
обвел вокруг пальца самого апостола Петра. - И дядюшка Бесеролес,
воодушевленный любопытством присутствующих, начал свой рассказ.
- То был наш, здешний монах, из монастыря Сан-Мигель де Лос Рейес, - отец
Сальвадор, почитаемый всеми за ум и веселый нрав. Я лично его не знал, но мой
дед еще помнил, как отец Сальвадор навещал его матушку. Он, бывало, стоял возле
дома, скрестив пальцы на толстом брюхе, и ожидал, когда ему вынесут чашку
шоколада.
- Ну и здоров же он был! Арроб десять весил, не меньше! А на его сутану шла
целая штука материи. За день он обходил домов десять и в каждом выпивал по
чашке шоколаду, а когда приходил к моей прабабке, она его спрашивала:
- Что вам больше по вкусу, отец Сальвадор, глазунья с жареной картошкой или
кровяная колбаса под соусом?
А монах в ответ хрипел:
- И то и другое, и то и другое.
Вот оттого-то он и был такой толстый и гладкий! И всюду, где бы он ни
появлялся, он точно всех одаривал своим здоровьем; ребятишки, что рождались
у нас в округе, все как две капли воды были похожи на него: такие же пухлые
и толстенькие, с розовыми, как у поросят, мордочками.
Но на этом свете не знаешь, что хуже: объедаться или околевать с голоду.
Как-то раз под вечер отец Сальвадор, возвращаясь с крестин (младенец был
вылитый его портрет), вдруг так захрипел, что поднял на ноги всю округу.
И лопнул, как бурдюк, - да простят мне такое непотребное сравнение.
И вот уж наш отец Сальвадор летит прямехонько в рай: ведь он не сомневался,
что именно туда должен попасть любой монах.
Подлетев к золотым воротам, усыпанным жемчужинами, - точно такими, какие
сверкают на шпильках у дочки нашего старосты, когда она принарядится на
девичник, - отец Сальвадор громко постучал: тук, тук, тук.
- Кто там? - раздался из-за ворот старческий голос.
- Отворите, апостол Петр!
- А кто ты такой?
- Я отец Сальвадор из монастыря Сан-Мигель де Лос Рейес.
В воротах приоткрылось окошечко; апостол Петр высунул голову и грозно
глянул из-под большущих очков. (Надо вам сказать, что апостол весьма
преклонного возраста и потому слаб глазами.)
- Ах ты бесстыдник этакий! - заорал он в страшном гневе. - Да как ты смел
сюда явиться? Куда ты прешься, нахальная рожа, тебе разве здесь место?
- Ну, ну, полегче, апостол Петр! Откройте ворота; на дворе уже ночь, а вам
бы только шутки шутить.
- Шутки? Вот я сейчас хвачу тебя засовом, и ты, пакостник этакий, увидишь,
какие я шутки шучу! Ты что же - думаешь, я тебя не узнал, чертова перечница
в клобуке?
- Будь так милостив, апостол Петр, сжалься надо мной! Грешник я, оно точно,
но ты все-таки подыщи мне какое-нибудь местечко, пусть хоть у самых ворот.
- Убирайся вон! Вы посмотрите, что за наглец! Тебя лишь пусти, ты все наши
запасы медовых пряников сожрешь! Ангелы и святые перемрут с голоду! А потом
у нас тут немало праведниц, еще довольно хорошо сохранившихся, и мне на
старости лет придется бегать за тобой и следить, - этого только не хватало...
Убирайся в ад иди пойди проспись на какой-нибудь тучке. Больше мне не о чем
с тобой разговаривать.
И апостол Петр с шумом захлопнул окошечко, а наш монах остался в кромешной
тьме. Вдалеке тренькали на гитарах и наигрывали на флейтах ангелочки, ублажая
своими серенадами хорошеньких святых дев.
Время шло, и отец Сальвадор уже подумывал, как бы ему побыстрее добраться
до ада: авось там его примут радушнее. Вдруг из-за туч медленно выплыла
толстая, дородная, под стать ему, бабища. Она шла, переваливаясь с боку на бок,
и точно катила перед собой свой огромный живот.
Это была монахиня, которая только что преставилась, объевшись сластей.
- Отец мой, - сладким голосом проговорила она, нежно оглядывая монаха, -
что, уже поздно и не открывают?
- Погоди немножко, сейчас войдем.
Эх, на какие только выдумки не был способен наш отец Сальвадор! Вмиг
созрела у него в голове хитрая затея.
- Вы, конечно, знаете, - прервал тут свой рассказ дядюшка Бесеролес, - что
солдаты, погибшие на поле брани, попадают в рай без задержки. А если не знали,
так вот знайте. Солдат пускают туда даже в сапогах со шпорами. Да разве их
подвиги не стоят такой поблажки?
- Задери юбки на голову, - скомандовал отец Сальвадор.
- Но, отец мой, - зардевшись, возразила монашка.
- Делай что тебе велят и не будь дурой! - прикрикнул на нее монах. - И не
смей спорить со мной, невежда ты этакая! Разве ты знаешь, как попадают в рай?
Пристыженная монашка повиновалась; и в темноте, точно огромная луна,
засверкала необъятная белая округлость.
- А теперь держись! - крикнул отец Сальвадор и одним махом оседлал свою
товарку.
- Ох, и тяжелый же вы, отец мой, - прохрипела, задыхаясь, бедняга.
- Терпи; да скачи галопом, здесь недалеко.
Апостол Петр отвязал от пояса ключи и уже собирался отправиться на покой,
как вдруг услышал стук в ворота.
- Кто там еще? - крикнул он.
- Бедный солдат-кавалерист, - раздался в ответ печальный голос. - Меня
только что укокошили в битве с неверными, лютыми врагами господа, и я прямо
прискакал сюда на моем коне.
- Въезжай, въезжай, голубчик, - промолвил апостол, отворяя половинку ворот.
В сумерках он едва различил кавалериста: тот яростно пришпоривал пятками своего
скакуна, а скакун так и танцевал под ним!
- Ну и бешеный же у тебя конь!
Апостол пытался найти у коня голову, но это ему никак не удавалось: конь
нервно перебирал ногами и все подставлял небесному привратнику свой круп.
Опасаясь, как бы его не лягнули, апостол Петр поспешно проговорил, нежно
похлопав коня по широким и мягким бокам.
- Проезжай, проезжай, солдатик, и утихомирь свою лошадку.
И пока отец Сальвадор верхом на монашке въезжал в рай, апостол Петр,
закрывая на ночь ворота, удивленно бормотал:
- Черт побери, ну и дерутся же там внизу! Так дубасят друг друга, что
у бедной кобылки не осталось даже... хвоста!

Перевод Р. Похлебкина

_______________________________________________________________________________

Комментарии
Бесеролес - азбука (валенсийское наречие).

Арроба - мера веса, равная 11,5 кг.

_______________________________________________________________________________

Подготовка текста - Лукьян Поворотов

Используются технологии uCoz