Висенте Бласко Ибаньес



   "Заяц"

    В этой  газете, - сказал  Перес  приятелям,  сидевшим  с  ним  за  столиком 
в кафе, - я только  что  прочел  о  смерти  знакомого  человека.  Мне  довелось 
повстречаться с ним всего лишь раз, но встреча эта надолго сохранилась  в  моей 
памяти. Да, необыкновенный был человек! 
    Я познакомился с ним однажды ночью в почтовом  поезде  Валенсия  -  Мадрид. 
У меня было место в вагоне первого  класса;  мой  единственный  попутчик  сошел 
в Альбасете, и я остался один в купе; накануне ночью я  плохо  спал  и  теперь, 
взглянув на серые подушки диванчика, с наслаждением потянулся: все они  в  моем 
распоряжении! Устроюсь поудобнее и отлично высплюсь до Алькасара де Сан-Хуан! 
    Я задернул зеленую занавеску у лампы, и купе погрузилось в мягкий полумрак. 
Укрывшись пледом, я лег  на  спину  и  вытянулся  во  весь  рост,  с  блаженным 
сознанием, что никого не потревожу. 
    Поезд шел по равнинам Ламанчи, пустынным и безотрадным.  Станции попадались 
редко. Паровоз набирал скорость,  и  вагон  качался  и  скрипел,  точно  старый 
дилижанс. Меня встряхивало и бросало из  стороны  в  сторону,  бахрома  подушек 
крутилась, как в вихре,  подпрыгивали  на  багажных  сетках  чемоданы,  дрожали 
стекла в оконных переплетах, а снизу доносился  оглушительный  скрежет  старого 
железа - лязг колес и тормозов. 
    Но по мере того как глаза мои слипались, я улавливал в  этих  звуках  новые 
оттенки, и то мне казалось, будто я качаюсь на волнах, то грезилось,  что вновь 
вернулось, раннее детство и меня баюкает чей-то хриплый голос. 
    Погруженный в эти бессвязные думы, я  так  и  уснул  под  немолчный  грохот 
колес: поезд шел не останавливаясь. Проснулся я от холода. У  меня  было  такое 
ощущение, словно в лицо мне плеснули ледяной воды. 
    Я открыл глаза;  дверь  у  меня  в  ногах  была  заперта.  Однако  я  вновь 
почувствовал  холодное  дыхание  ночи:  в  купе  врывался   настоящий   ураган, 
поднимаемый быстрым ходом поезда. Повернув голову, я увидел, что  другая  дверь 
распахнута настежь, и на пороге сидит человек;  съежившись  и  свесив  ноги  на 
подножку, он глядел на меня, и глаза его лихорадочно блестели на темном лице. 
    От неожиданности я не сразу собрался  с  мыслями.  Сознание  мое  еще  было 
затуманено сном, и в первую минуту меня охватил суеверный ужас.  Этот  человек, 
внезапно появившийся в купе  во  время  хода  поезда,  казался  привидением  из 
страшных сказок моего детства. 
    Но тут же в  памяти  моей  всплыли  рассказы  об  ограблениях  на  железных 
дорогах, о нападениях и убийствах в вагонах  -  все,  о  чем  случалось  читать 
в газетах. Я один, у меня нет под рукой даже звонка, чтобы  позвать  на  помощь 
пассажиров из соседних купе, а человек этот несомненно бандит! 
    Инстинкт самозащиты, или, вернее,  слепой  страх,  привел  меня  в  ярость. 
Я бросился на незнакомца и стал руками и ногами выталкивать  его  из  купе.  Он 
отчаянно цеплялся за край двери, а я все толкал и толкая,  стремясь разжать его 
судорожно стиснутые пальцы и сбросить непрошенного гостя на рельсы. 
    В этой борьбе все преимущества были на моей стороне. 
    - Ради бога, сеньор, - жалобно пробормотал он наконец сдавленным голосом, - 
Пощадите меня, сеньор! Я честный человек!	
    И такая робкая, тоскливая мольба прозвучала в его голосе, что  я  устыдился 
своей жестокости и отпустил его. 
    Весь дрожа, с трудом переводя дыхание, он уселся на  прежнее  место:  я  же 
встал посреди купе  под  лампой,  отдернул  на  ней  занавеску.  Теперь  я  мог 
рассмотреть его. Малорослый, тщедушный крестьянин,  в  заплатанной,  засаленной 
куртке и светлых штанах; он с тупым удивлением поглядывая на меня  и  улыбался, 
обнажая крепкие желтоватые зубы жвачного  животного.  Черная  шапка  на  темных 
волосах сливалась с лоснящимся смуглым  лицом,  на  котором  светились  большие 
кроткие глаза. 
    Взгляд его выражал благодарность спасенной собаки, а между  тем  руками  он 
все время шарил по одежде. Я готов был уже раскаяться в  своем  великодушии  и, 
пока незнакомец рылся в карманах, осторожно нащупал револьвер.  Уж не думает ли 
он застать меня врасплох? 
    Вот он вытащил что-то из-за пояса... Я потянул было револьвер из кобуры, но 
вовремя рассмотрел, что бедняга с довольным видом протягивает мне  замусоленный 
и продырявленный кусочек картона. 
    - У меня тоже есть билет, сеньор.
    При виде этого "билета" я не мог удержаться от смеха. 
    - Да ведь он старый, - возразил я. - Он был годен разве что много лет  тому 
назад. И ты считаешь, что этот огрызок картона дает тебе право на ходу  прыгать 
в поезд и пугать пассажиров? 
    Видя, что его незатейливый обман не удался, он насторожился:  не  попытаюсь 
ли я снова сбросить его на рельсы? Мне стало жаль его и, стараясь  скрыть  свой 
испуг, я сказал добродушно и весело: 
    - Ладно, залезай сюда совсем и закрой дверь. 
    - Нет, сеньор, - возразил он твердо, - я не имею права ехать в купе,  точно 
богач. Я уж посижу здесь, и на том спасибо; ведь денег-то у меня нет. 
    И упрямец остался на  прежнем  месте.  Я  сидел  почти  рядом:  мои  колени 
касались его спины. Поезд мчался на всех парах, и ветер бешено врывался в купе. 
По голому песчаному откосу насыпи скользило багровое пятно - отсвет из открытой 
двери нашего  купе,  -  и  в  нем  две  сгорбленные  тени:  незнакомца  и  моя. 
Телеграфные столбы пролетали мимо, точно желтые мазки,  проведенные  гигантской 
кистью на черном фоне ночи; а на холмах, подобно огромным светлякам, вспыхивали 
и гасли искры от паровоза. 
    Мой бедный спутник никак не мог успокоиться, словно  удивляясь,  что  я  не 
гоню его. Я дал ему сигару, и он понемногу разговорился. 
    Каждую субботу  он  путешествовал  таким  образом:  вскакивал  на  подножку 
отходящего от Альбасете поезда, а потом,  рискуя  попасть  под  колеса,  обегал 
снаружи вагоны в поисках пустого купе; когда поезд приближался  к  станции,  он 
спрыгивал, а затем вновь садился на ходу, все  время  меняя  вагоны,  чтобы  не 
попадаться на глаза кондукторам. Бездушные это люди, заклятые враги бедняков! 
    - Но куда же ты едешь? - спросил я. - Ради чего рискуешь жизнью? 
    Он ехал провести воскресенье со своей семьей. Такова уж участь бедняков! Он 
работает в Альбасете, а жена в деревне - их разлучила нищета.  Вначале он ходил 
домой  пешком,  всю  ночь  шагал  без  передышки  и  добирался  к  утру  совсем 
измученный, без сил; не было охоты ни приласкать жену, ни поиграть с детьми. Но 
теперь он приноровился, не  боится  больше  железной  дороги  и  отлично  ездит 
в вагоне. Работаешь всю неделю как проклятый, только и утешенья, что повидаться 
с малышами! Их у него трое; меньшой совсем еще крошка, вот этакий, и двух пядей 
росточку не будет, но отца узнает - так и кидается к нему на шею! 
    - А ты не боишься, - спросил я, - что в одну из  таких  поездок  твои  дети 
останутся сиротами? 
    Он самоуверенно улыбнулся. Теперь-то  уж  он  в  этом  деле  мастак!  Поезд 
нисколько не пугает  его,  хоть  и  мчится,  как  огнедышащий  конь.  Главное - 
сноровка и выдержка. Прыжок - и ты уж на подножке, а когда соскакиваешь, так не 
беда, коли и ушибешься иной раз о насыпь, - только бы не попасть под колеса! 
    Он боялся не поезда, а  пассажиров  и  норовил  вскочить  в  вагон  первого 
класса - там чаще попадались пустые купе. Сколько с ним  приключалось  историй! 
Однажды он по ошибке открыл дверь женского  отделения;  сидевшие  там  монахини 
закричали: "Воры, воры!" Перепугавшись, он спрыгнул на полном ходу  и  закончил 
свой путь пешком. 
    Два раза он был на волосок от  гибели:  пассажиры,  напуганные,  как  и  я, 
внезапным появлением незнакомца, едва не сбросили его на рельсы.  А однажды ему 
пришлось совсем круто: в поисках  пустого  купе  он  столкнулся  с  пассажиром, 
который, ни слова не говоря, стукнул его тростью и сбросил  с  подножки.  В  ту 
ночь он и впрямь думал, что умрет. 
    И бедняга показал мне шрам, пересекавший его лоб. 
    Да, скверно с ним обращаются; однако он не  жалуется.  Эти  господа  вправе 
дорожить своей жизнью и защищать ее. Быть может, он заслуживает и  худшего,  но 
что поделаешь - денег на билет  не  хватает,  а  повидать  ребятишек  чертовски 
хочется! 
    Поезд замедлил ход; по-видимому, мы приближались  к  станции.  Спутник  мой 
забеспокоился и вскочил. 
    - Оставайся, - сказал я ему, - тебе ведь надо ехать до следующей станции. Я 
возьму для тебя билет. 
    - Нет, нет, что вы,  сеньор! - возразил  он  с  простодушным  лукавством. - 
Кондуктор приметит меня, выдавая билет. Не раз они гнались за мной по пятам, но 
рассмотреть меня вблизи им так и не удалось. Не хочу я, чтоб они  в  лицо  меня 
запомнили. Счастливого пути, сеньор! Добрее вас  я  еще  никого  в  поездах  не 
встречал! 
    И, держась за поручни, он  спустился  по  ступенькам  и  исчез  в  темноте, 
несомненно намереваясь  перебраться  в  другой  вагон,  чтобы  продолжать  свое 
путешествие. 
    Поезд остановился у  маленькой  тихой  станции.  Едва  я  собрался  улечься 
и заснуть, как на перроне послышались возбужденные голоса. 
    Кондукторы,   станционные  служащие  и  два  жандарма  суетливо  бегали  по 
платформе, точно пытаясь кого-то окружить. 
    - Вон туда!.. Наперерез бегите!.. На  ту  сторону  двое,  а  то  улизнет... 
Смотри, он на крышу взобрался... Держи его! 
    И в самом деле, через минуту крыша у меня над головой задрожала от бешеного 
топота ног. Моего нового приятеля, видимо, заметили, и, спасаясь от погони,  он 
бросился на крышу вагона. Я стоял у окошка со стороны, противоположной перрону, 
и вдруг увидел, как с крыши соседнего вагона - с тем поразительным бесстрашием, 
какое появляется лишь в минуту опасности, - спрыгнул человек. 
    Он ничком упал на землю и пополз на четвереньках,  точно  не  в  силах  был 
подняться, но все же встал наконец на ноги и  пустился  наутек.  Скоро  белесое 
пятно его штанов совсем исчезло в темноте. 
    Начальник поезда, размахивая  руками,  что-то  говорил  своим  подчиненным, 
преследовавшим "зайца". Послышался смех. 
    - В чем дело? - спросил я кондуктора. 
    - Да  тут  один  бродяга  повадился  без   билета   ездить,  -  отвечал  он 
негодующе. - "Заяц" проклятый! Давно уж мы  за  ним  гоняемся.  Ну  да  ничего, 
пропади я пропадом, если в конце концов  не  изловим!  Не  миновать  тогда  ему 
тюрьмы! 
    Больше я не видел бедного "зайца". Я  часто  вспоминал  горемыку,  особенно 
зимой; мне живо представлялось, как он стоит близ станции под проливным  дождем 
или колючим  снегом  и  поджидает  несущийся  вихрем  поезд,  чтобы  бесстрашно 
броситься на него, как бросается смельчак на штурм траншеи. 
    И вот теперь я прочел, что близ Альбасете найден труп раздавленного поездом 
мужчины. Это он, мой бедный "заяц". Мне не нужно никаких подробностей, - сердце 
подсказывает мне, что это  он.  "Повадился  кувшин  по  воду  ходить,  там  ему 
и голову сложить". Быть может, ловкость вдруг  изменила  ему  или  какой-нибудь 
пассажир, менее сострадательный, чем я, столкнул его с перепугу под колеса. Как 
знать? Одна лишь ночь была тому свидетелем... 
    - С тех пор,  как  я  познакомился  с  несчастным,  прошло  четыре  года, - 
заканчивая свой рассказ,  добавил Перес, - все эти годы я много разъезжал и при 
виде людей, путешествующих из прихоти или от скуки, неизменно вспоминал бедного 
батрака, которого нужда разлучила с семьей; его  преследовали  и  травили,  как 
дикого зверя, только за то, что, желая приласкать своих детей, он с бесстрашием 
героя бросал вызов смерти. 

    Перевод М. Абезгауз


_______________________________________________________________________________

    Подготовка текста - Лукьян Поворотов