Фернан Кабальеро



   Теща дьявола

    Так вот, сеньор, жила в селении Вильяганьянес вдова,  и  была  она  древнее 
ада, суше соломы, желтее заразы и безобразнее  самого  черта.  А  нрава  такого 
зловредного,  что у самого Иова многострадального терпения бы с ней не хватило. 
В округе прозвали ее: "тетка Мегера". И стоило ей высунуть нос  за  дверь,  как 
все ребятишки бросались врассыпную. 
    Была тетка Мегера чистюля, каких мало, и трудолюбива, как муравей, а потому 
истинную муку доставляла ей дочка Панфила, которая, не в  пример  матери,  была 
такой лентяйкой и лежебокой, что, случись  землетрясение,  она  бы  и  ухом  не 
повела. 
    Каждый божий день от зари до зари тетка Мегера на чем  свет  стоит  бранила 
дочку: 
    - Ах ты колода, пушкой тебя не прошибешь! От работы, как от  чумы,  бежишь, 
непутевая ты девка! Точно мартышка какая,  целыми  днями  у  окна  торчишь!  Ты 
блудливее кошки, но я не я буду, коли ты у меня не запляшешь и  не  завертишься 
веретеном. 
    Слыша такие речи, Панфила лениво потягивалась, зевала и,  скорчив за спиной 
матери рожу, прямехонько отправлялась на улицу. 
    Однажды  тетка  Мегера,  не  заметив,  что  дочка  ушла,   с  остервенением 
продолжала мести пол, ворча себе под нос: 
    - В мое время девки работали, как волы. 
    А метла ей в ответ: 
    - Жик, жик, жик. 
    - И жили-то они затворницами, точно монашки. 
    Метла соглашалась: 
    - Жик, жик. 
    - Теперь же все словно белены объелись. 
    - Жик, жик. 
    - Разленились... 
    - Жик, жик. 
    - Башка только женихами и забита. 
    - Жик, жик. 
    - А парни-то все висельники... 
    Метла не перечила: 
    - Жик, жик. 
    Тут старуха дошла до дверей, увидела, как дочка перемигивается с кавалером, 
и метла окончила свой поход на спине Панфилы, сотворив настоящее чудо: ленивица 
бросилась бежать во все лопатки. 
    Тетка Мегера с метлой наперевес преследовала ее до самых ворот; но едва она 
высунула на улицу свою безобразную рожу,  как дочкин поклонник мгновенно исчез, 
словно за плечами у него выросли крылья. 
    - Ах ты чертова любезница! - кричала вслед дочери тетка Мегера.  -  Вернись 
только, я тебе все кости переломаю! 
    - За что? Уж не за то ли, что я хочу выйти замуж? 
    - Что ты сказала, поганка? Не бывать этому, пока я жива! 
    - Ну а вы, мама, разве не выходили замуж? А моя бабка и прабабка? 
    - Вот и каюсь: останься я в девках, ты бы не родилась, балаболка бесстыжая! 
Но запомни: хоть я, моя мать и бабка были замужем, я не желаю видеть  замужними 
ни тебя, ни моих внучек, ни моих правнучек! Поняла? 
    В таких вот приятных беседах и протекала  жизнь  тетки  Мегеры  с  дочерью, 
причем мать с каждым днем становилась все несноснее, а дочь все влюбчивее. 
    Как-то раз затеяла тетка Мегера пребольшую стирку,  и понадобилось ей снять 
с огня бак с кипящим щелоком. Вот и стала она звать дочку,  чтобы та помогла ей 
перелить щелок в корыто. 
    Дочка одним ухом слушала мать, а другим на  лету  ловила  песенку,  которую 
распевал на улице знакомый голос: 

              Сердце лишь к тебе влечет 
              Да у матери нет веры, 
              Эх, проклятая Мегера 
              Нос повсюду свой сует! 

    Полюбезничать с молодым человеком было для  Панфилы  куда  заманчивее,  чем 
таскать бак со щелоком, и она, не обращая внимания на охрипшую от  крика  мать, 
так и приклеилась к оконной решетке. 
    Между тем тетка Мегера, видя,  что  время  идет,  а  дочери  нет  как  нет, 
схватила бак да невзначай опрокинула его себе на ногу, - уж больно малорослой и 
слабосильной была старуха. На отчаянные крики матери прибежала дочь. 
    - Окаянная,  распроклятая  анафема!  -  благим   матом   вопила   Мегера. - 
Несчастная вертихвостка! Одни женихи на уме! Пошли ей, господи, черта в мужья! 
    И вскорости после этого происшествия посватался к Панфиле  жених  на  диво: 
красавец-раскрасавец,  статный,  белокурый,  розовощекий,  скромного  поведения 
и с туго набитым кошельком. Ни у кого не нашлось,  что  сказать  против  такого 
молодца, даже тетка Мегера не могла сыскать у себя в запасе  самого  завалящего 
но. А Панфила, - так та от радости чуть с ума не спятила. 
    К свадьбе приготовились как следует (разумеется, не без  неуемных  придирок 
со стороны будущей тещи). 
    Все шло гладко, без сучка и без задоринки, как по маслу. Но вдруг ни с того 
ни с сего поднялось в народе  против  чужеземца  глухое  недовольство;  а  глас 
народа, как говорится, - глас божий. И всех-то  собак  стали  на  него  вешать, 
даром что был он приветлив, ласков и щедр со всеми, умел хорошо говорить, а еще 
лучше петь и не  гнушался  пожимать  своими  белыми,  холеными  руками  черные, 
заскорузлые руки крестьян. Но  вильяганьянцы  не  льстились  на  его  заморскую 
вежливость и вовсе не считали себя облагодетельствованными.  Разум у них был не 
только таким же заскорузлым, как руки, но и таким же здоровым и крепким. 
    - Лопни мои глаза! - говаривал дядюшка Блас. - С какой стати  наш красавчик 
величает меня сеньором Бласом? Мне это нужно, как собаке пятая нога. 
    - Ну а мне, - подхватывал дядюшка Хиль, - он то  и  дело  сует  свою  белую 
лапу, будто мы с ним взяли подряд исполу! И все время твердит,  что  я  вылитый 
горожанин, хоть я еще ни разу не выходил, да и не собираюсь  выходить  за  нашу 
околицу! 
    А что до тетки Мегеры, то чем больше она приглядывалась  к  будущему  зятю, 
тем меньше он ей нравился. Все-то ей чудилось, что  меж  белокурых  кудрей  его 
проглядывают какие-то подозрительные бугорки. С угрызениями совести  вспоминала 
Мегера о проклятии, сорвавшемся у нее с языка в тот злосчастный день, когда она 
на собственной шкуре испытала, каково ошпариться крутым кипятком. 
    Наконец настал день свадьбы. Тетка Мегера напекла сладких  пирогов,  но  на 
душе у нее было горько; на обед она состряпала нехитрое блюдо - олью подриду, а 
на ужин - прехитрый план; напоследок  припасла  она  бочонок  с  добрым  вином, 
а в сердце своем затаила зло. 
    Прежде чем молодые отправились в  опочивальню,  тетка  Мегера  отвела  дочь 
в сторонку и сказала: 
    - Как останешься наедине с мужем, закрой покрепче двери и  окна  да  заткни 
все дыры и  щели,  кроме  замочной  скважины.  Потом  возьми  оливковую  ветку, 
окропленную святой водой, и постегай как следует своего благоверного, пока я не 
скажу  "довольно"!  Такой  уж  обряд  положен  по  закону  на  каждой  свадьбе, 
а означает он, что в спальне верховодит жена, а не муж. Последуй моему  совету, 
и увидишь, как упрочится твоя власть. 
    Панфила впервые в жизни послушалась матери  и  исполнила  все,  как  велела 
ей хитрющая старуха. Завидя в руках своей дражайшей половины  оливковую  ветвь, 
новоиспеченный супруг со всех ног пустился наутек. Но так как двери и окна были 
заперты, а дыры и щели плотно заткнуты и не оставалось  другого  выхода,  кроме 
замочной скважины, то именно туда он и бросился  и  прошел  сквозь  нее,  точно 
через широкие ворота. 
    Как уже догадался читатель, - а теща и ранее того  заподозрила, - был  этот 
белокурый, розовощекий красавчик с хорошо подвешенным языком не кто  иной,  как 
сам дьявол.  Поймав  тетку  Мегеру  на  слове,  то  бишь  -  на  проклятье,  он 
вознамерился вкусить всех благ и наслаждений супружеской жизни, а затем утащить 
жену "ко всем чертям" и таким образом совершить благодеяние, о  котором  тщетно 
молят его столько мужей. 
    Но, хоть молва и говорит, будто наш герой парень не промах, с тещей Мегерой 
он дал маху. (Да, к слову сказать, не  одна  эта  теща  даст  черту  сто  очков 
вперед!) 
    Едва лишь его милость пролез в замочную скважину,  благословляя судьбу,  по 
обыкновению в трудную минуту указавшую ему лазейку,  как  очутился  в  бутылке, 
которую предусмотрительная теща  подставила  с  другой  стороны  двери.  Поймав 
черта, тетка Мегера тут же плотно закупорила бутылку. 
    Зять смиренно и подобострастно просил и умолял тещу отпустить его на  волю. 
Он извивался и пресмыкался перед ней, как только мог, убеждал и доказывал,  что 
это произвол, насилие над правами человека и  попрание  конституции.  Но  тетку 
Мегеру  не  так-то  легко  было  умаслить  или  пронять   сладкими   речами  да 
разглагольствованиями, а брань у нее и вовсе на вороту не висла. 
    Взяла тетка Мегера бутылку с драгоценным содержимым и отправилась  в  горы. 
Где пешком, где ползком,  бодро-весело добралась Мегера до самой высокой скалы, 
голой и дикой, и водрузила  на  ней  заместо  гребня  бутылку.  А  потом  пошла 
восвояси, на прощанье погрозив зятю кулаком. 
    Пробыл его милость там десять лет. Эх, что это были за годы,  сеньоры!  Мир 
как сыр в масле катался. Каждый делал свое дело и не совал  носа  в  чужие.  За 
десять лет никто не пожелал ни чужого места, ни чужой  жены,  ни  чужих  денег. 
Слово "грабеж" исчезло из обихода. Мечи и копья заржавели и покрылись плесенью, 
порох весь употребили на шутихи, тюрьмы опустели, И даже безумцы  стали  только 
тихопомешанными. Словом, сеньоры, в это золотое десятилетие не случилось ничего 
потрясающего, за исключением одного небольшого, но  прискорбного  события:  все 
адвокаты и судебные крючки онемели и перемерли с голоду. 
    Но  увы!   Такому  счастью  должен  был  прийти  конец:  все  в  этом  мире 
быстротечно,  и  всему  приходит  конец,  за  исключением  разве  красноречивых 
излияний отцов отечества. И вот настал конец золотому десятилетию. 
    Шел на побывку домой, - а дом его был  в селении Вильяганьянес, - солдат по 
прозванию Храброн. Шел  он  мимо  высокой  горы,  на  вершине  которой  томился 
в бутылке зять тетки  Мегеры.  Дьявол  проклинал  всех  тещ,  нынешних,  бывших 
и будущих, и давал зарок покончить с этой змеиной  породой,  как  только  вновь 
обретет прежнюю власть. Обдумывая план мести,  он  решил  применить  простейшее 
средство - уничтожить  супружество,  а  пока  лежал  и  убивал  время,  сочиняя 
и декламируя сатиры и эпиграммы против стирки со щелоком. 
    Дойдя до подножья горы, солдат Храброн - необычайный  храбрец,  как  о  том 
свидетельствует его прозвище, - не захотел идти по дороге,  а  пошел  напрямик, 
уверяя своих попутчиков - местных погонщиков, что если гора не уберется  с  его 
пути, так он сам переберется через нее, хотя бы  ему  и  пришлось  набить  себе 
на лбу шишек о небесный свод. 
    Взобравшись на вершину, Храброн остановился в изумлении при  виде  бутылки, 
которая торчала на горе  словно  бородавка  на  носу.  Храброн  поднял  бутылку 
и посмотрел ее на свет. Заметив  внутри  черта,  который  с  годами  так  иссох 
и отощал, что больше походил на сушеную  сливу,  чем  на  самого  себя,  солдат 
удивленно проговорил: 
    - Что это за  тварь такая? Что это за выродок там сидит? 
    - Это не тварь, а, извините за выражение,  честный и достославный дьявол, - 
вежливо и скромно ответил  пленник. - Козни  предательницы-тещи  (попадись  она 
только мне в лапы!) заточили меня сюда  на  целых  десять  лет.  Выпусти  меня, 
доблестный воин, и я исполню все твои желания! 
    - Освободи меня вчистую от военной службы,  -  не  задумываясь,  потребовал 
Храброн. 
    - Будет исполнено, но прежде  открой,  поскорее  вытащи  пробку.  Ведь  это 
чудовищная несообразность: в наше смутное время загнать на дно  темной  бутылки 
первого смутьяна в мире! 
    Только принялся Храброн вытаскивать пробку, как страшная вонь  ударила  ему 
прямо в нос. Солдат чихнул и тут же поспешил  снова  заткнуть  пробку,  да  так 
сильно хлопнул по ней, что зашиб нашего пленника, и тот взвыл от боли и злости. 
    - Что ты делаешь, подлый земной червь? Ты еще гаже и вероломнее моей тещи! 
    - Дело вот в чем, - заявил Храброн, - я ставлю новое условие; мне думается, 
служба, которую я тебе сослужу, стоит того. 
    - Каково же твое новое условие, гнусный освободитель? - простонал дьявол. 
    - Я хочу, чтобы за свое освобождение ты платил мне  выкуп:  четыре  золотых 
в день до самой моей смерти. Пораскинь умом: ведь от этого  зависит,  где  тебе 
быть - внутри или снаружи. 
    - Несчастный стяжатель! Клянусь Сатаной, Люцифером и  Вельзевулом,  у  меня 
нет денег! 
    - Ого-го, - воскликнул Храброн, - здорово же ты нос задираешь! Так, дорогой 
мой, отвечают лишь министры финансов, а тебе, куманек, такой ответ не идет,  да 
и мне он не подходит. 
    - Ну, если ты мне не веришь, - сказал черт, - выпусти меня, и я помогу тебе 
попытать счастья, как я уже делал это для многих других. Вот все,  что  я  могу 
тебе пока обещать. Выпусти меня, тысяча бесов тебя побери! Выпусти! 
    - Какой ты скорый, - отвечал солдат. - Никто нас не гонит, да и, по  правде 
говоря, не очень-то тебя ждут на белом свете. И заруби себе на носу:  выпустить 
тебя я выпущу, но буду держать за хвост, пека ты не исполнишь своего  обещания, 
а в противном случае - пеняй на себя. 
    - Ты... ты не доверяешь мне, наглец! - вскричал дьявол. 
    - Нет, не доверяю, - спокойно ответил Храброн. 
    - Твое требование оскорбительно для моего  достоинства,  -  заявил  пленник 
со всей напыщенностью и спесью, на  какую  только  была  способна  эта  сушеная 
слива. 
    - Ну, так я пошел, - молвил Храброн. 
    - Скатертью дорога, чтобы не сказать - ступай с богом! - отвечал лукавый. 
    Но, увидев, что Храброн  взаправду  уходит,  пленник  заметался  в  бутылке 
и завопил истошным голосом: 
    - Вернись, вернись, дружок! 
    А про себя прибавил: "Забодай тебя бык, нечестивый плут и мошенник!" 
    Вслух же продолжал: 
    - Пойди, пойди сюда, добрая душа, доблестный храбрый воин! 
    И снова про себя: "Не я буду, если не всучу  тебе  в  тещи  Мегеру  или  не 
спроважу тебя жариться на медленном огне!". 
    Услышав мольбы дьявола, Храброн возвратился и откупорил бутылку. Зять тетки 
Мегеры вылез на свет божий, как цыпленок из  яйца:  сперва  показалась  голова, 
потом туловище, а затем и  хвост,  за  который,  как  дьявол  ни  старался  его 
поджать, ухватился, не дожидаясь приглашения, солдат. 
    После того как бывший пленник, у которого занемели  и  затекли  все  члены, 
встряхнулся и хорошенько  потянулся,  они  отправились  в  королевский  дворец. 
Впереди вприпрыжку скакал дьявол, а следом за ним, крепко  ухватившись  за  его 
хвост, шествовал солдат.
    У королевского дворца черт сказал: 
    - Я сейчас вселюсь в принцессу, которую безумно любит ее отец-король, и она 
так взвоет от боли, что  ни  одному  лекарю  не  удастся  ее  вылечить.  Тут-то 
и явишься  ты  и  предложишь  исцелить  принцессу  за  четыре  золотых  в  день 
пожизненно, а я тем временем вылезу, принцесса выздоровеет, и наше  дело  будет 
в шляпе. 
    Все так и случилось, как задумал и рассчитал  дьявол,  лишь  одного  он  не 
предусмотрел, а именно: едва он собрался улепетнуть, как Храброн схватил его за 
хвост и сказал: 
    - Нет, постой, сеньор! Подумай хорошенько: ведь четыре золотых - это  сущая 
безделица, не достойная ни тебя, ни меня, ни той услуги, которую я тебе оказал. 
Найди-ка средство пощедрей воздать мне за мое благодеяние. Тебя, может,  станут 
после этого больше уважать на белом свете, где  -  прости  за  откровенность! - 
пока тебя не больно-то жалуют. 
    "Ох, как я устал с тобой таскаться!" - воскликнул про себя  черт;  а  вслух 
молвил: 
    - Ведь я так слаб  и  так  истощен,  что  едва  ноги  таскаю.  Право,  надо 
набраться  терпения,  ведь  недаром  люди  считают  это  добродетелью.   Теперь 
я понимаю, почему столько смертных подпадает под мою власть: они  не  научились 
терпению. Ладно, ладно, проклятый служака, не миновать тебе  виселицы  и  котла 
с кипящим щелоком! Пойдем в Неаполь; ничего не поделаешь - уж  лучше  уступить, 
чем расстаться с моим любимым хвостом. Идем, воспользуемся данной мне  издревле 
властью и утолим твою алчность. 
    И снова все вышло, как задумал дьявол. Неаполитанская принцесса  извивалась 
от боли на своем ложе. Король был в великом горе и не знал, что делать. 
    Явился Храброн с  важностью  и  наглостью  человека,  уверенного,  что  ему 
помогает сам черт. 
    Король принял его предложение, но поставил одно  условие,  а  именно:  если 
в три дня солдат не вылечит, как он похвалялся, принцессу, то его  вздернут  на 
виселице. 
    Храброн,  уверенный  в  успехе,  тотчас  же  согласился.  На  беду,  дьявол 
подслушал этот разговор. Он даже запрыгал  от  радости,  предвкушая  сладостную 
месть. 
    Прыжки дьявола причинили принцессе невыносимые  страдания,  и  она  истошно 
завопила, требуя поскорее увести прочь лекаря. 
    Дьявол не вылез и на следующий день, и Храброн понял,  что  проклятый  черт 
решил сыграть с ним одну из своих обычных пакостных  шуток - отправить  его  на 
виселицу. Но наш солдат был не  робкого  десятка:  от  неудачи  он  не  потерял 
головы. 
    На третий день, когда самонадеянный лекарь  пришел  во  дворец,  там  перед 
самым входом уже воздвигали эшафот. 
    Едва солдат вступил в покои принцессы, как у нее  сделались  такие  колики, 
что она снова начала вопить  и  требовать,  как  можно  скорее  вышвырнуть  вон 
никчемного лекаришку. 
    - Еще не все мои средства испробованы, - с достоинством  заявил  Храброн. - 
Соблаговолите, ваше высочество, еще чуточку потерпеть. 
    Он вышел и велел от имени принцессы звонить во все колокола. 
    Когда же он  вернулся  в  королевские  покои,  дьявол,  который  до  смерти 
ненавидит колокольный звон и к  тому  же  ужасно  любопытен,  спросил  у  него, 
с какой стати поднят такой трезвон. 
    - Это звонят, - спокойно ответил солдат, - в  честь  прибытия  вашей  тещи. 
Я приказал позвать ее сюда. 
    Не успел дьявол услыхать о приезде тещи, как не  помня  себя  выпрыгнул  из 
принцессы и бросился бежать со всех ног, так что его не догнал бы и ветер. 
    А наш Храброн, пыжась от спеси, что твой петух,  воротился  домой  и  зажил 
себе припеваючи. 

    Перевод Р. Похлебкина


_______________________________________________________________________________

   Комментарии
    Олья подрида - национальное  испанское  блюдо:  горячий  винегрет  из  мяса 
и овощей. 


_______________________________________________________________________________

    Подготовка текста - Лукьян Поворотов