Джек Лондон



Сказание о Кише

Из сборника Любовь к жизни Давным-давно у самого Полярного моря жил Киш. Долгие и счастливые годы был он первым человеком в своем поселке, умер, окруженный почетом, и имя его было у всех на устах. Так много воды утекло с тех пор, что только старики помнят его имя, помнят и правдивую повесть о нем, которую они слышали от своих отцов и которую сами передадут своим детям и детям своих детей, а те - своим, и так она будет переходить из уст в уста до конца времен. Зимней полярной ночью, когда северная буря завывает над ледяными просторами, а в воздухе носятся белые хлопья и никто не смеет выглянуть наружу, хорошо послушать рассказ о том, как Киш, что вышел из самой бедной иглу , достиг почета и занял высокое место в своем поселке. Киш, как гласит сказание, был смышленным мальчиком, здоровым и сильным и видел уже тринадцать солнц. Так считают на Севере годы, потому что каждую зиму солнце оставляет землю во мраке, а на следующий год поднимается над землей новое солнце, чтобы люди снова могли согреться и поглядеть друг другу в лицо. Отец Киша был отважным охотником и встретил смерть в голодную годину, когда хотел отнять жизнь у большого полярного медведя, чтобы даровать жизнь своим соплеменникам. Один на один он схватился с медведем, и тот переломал ему все кости; но на медведе было много мяса, и это спасло народ. Киш был единственным сыном, и, когда погиб его отец, он стал жить вдвоем с матерью. Но люди быстро все забывают, забыли и о подвиге его отца, а Киш был всего только мальчик, мать его - всего только женщина, и о них тоже забыли, и они жили так, забытые всеми, в самой бедной иглу. Но как-то вечером в большой иглу вождя Клош-Квана собрался совет, и тогда Киш показал, что в жилах у него горячая кровь, а в сердце - мужество мужчины, и он ни перед кем не станет гнуть спину. С достоинством взрослого он поднялся и ждал, когда наступит тишина и стихнет гул голосов. - Я скажу правду, - так начал он. - Мне и матери моей дается положенная доля мяса. Но это мясо часто бывает старое и жесткое, и в нем слишком много костей. Охотники - и совсем седые, и только начавшие седеть, и те, что были в расцвете лет, и те, что были еще юны, - все разинули рот. Никогда не доводилось им слышать подобных речей. Чтобы ребенок говорил, как взрослый мужчина, и бросал им в лицо дерзкие слова! Но Киш продолжал твердо и сурово: - Мой отец, Бок, был храбрым охотником, вот почему я говорю так. Люди рассказывают, что Бок один приносил больше мяса, чем любые два охотника, даже из самых лучших, что своими руками он делил это мясо и своими глазами следил за тем, чтобы самой древней старухе и самому хилому старику досталась справедливая доля. - Вон его! - закричали охотники. - Уберите отсюда этого мальчишку! Уложите его спать. Мал он еще разговаривать с седовласыми мужчинами. Но Киш спокойно ждал, пока не уляжется волнение. - У тебя есть жена, Уг-Глук, - сказал он, - и ты говоришь за нее. А у тебя, Массук, - жена и мать, и за них ты говоришь. У моей матери нет никого, кроме меня, и потому говорю я. И я сказал: Бок погиб потому, что он был храбрым охотником, а теперь я, его сын, и Айкига, мать моя, которая была его женой, должны иметь вдоволь мяса до тех пор, пока есть вдоволь мяса у племени. Я, Киш, сын Бока, сказал. Он сел, но уши его чутко прислушивались к буре протеста и возмущения, вызванной его словами. - Разве мальчишка смеет говорить на совете? - прошамкал старый Уг-Глук. - С каких это пор грудные младенцы стали учить нас, мужчин? - зычным голосом спросил Массук. - Или я уже не мужчина, что любой мальчишка, которому захотелось мяса, может смеяться мне в лицо? Гнев их кипел ключом. Они приказали Кишу сейчас же идти спать, грозили совсем лишить его мяса, обещали задать ему жестокую порку за дерзкий поступок. Глаза Киша загорелись, кровь забурлила и жарким румянцем прилила к щекам. Осыпаемый бранью, он вскочил с места. - Слушайте меня, вы, мужчины! - крикнул он. - Никогда больше не стану я говорить на совете, никогда, прежде чем вы не придете ко мне и не скажете: "Говори, Киш, мы хотим, чтобы ты говорил". Так слушайте же, мужчины, мое последнее слово. Бок, мой отец, был великий охотник. Я, Киш, его сын, тоже буду охотиться и приносить мясо и есть его. И знайте отныне, что дележ моей добычи будет справедлив. И ни одна вдова, ни один беззащитный старик не будут больше плакать ночью оттого, что у них нет мяса, в то время как сильные мужчины стонут от тяжкой боли, ибо съели слишком много. И тогда будет считаться позором, если сильные мужчины станут объедаться мясом! Я, Киш, сказал все. Насмешками и глумлением проводили они Киша, когда он выходил из иглу, но он стиснул зубы и пошел своей дорогой, не глядя ни вправо, ни влево. На следующий день он направился вдоль берега, где земля встречается со льдами. Те, кто видел его, заметили, что он взял с собой лук и большой запас стрел с костяными наконечниками, а на плече нес большое охотничье копье своего отца. И много было толков и много смеха по этому поводу. Это было невиданное событие. Никогда не случалось, чтобы мальчик его возраста ходил на охоту, да еще один. Мужчины только покачивали головой да пророчески что-то бормотали, а женщины с сожалением смотрели на Айкигу, лицо которой было строго и печально. - Он скоро вернется, - сочувственно говорили женщины. - Пусть идет. Это послужит ему хорошим уроком, - говорили охотники. - Он вернется скоро, тихий и покорный, и слова его будут кроткими. Но прошел день и другой, и на третий поднялась жестокая пурга, а Киша все не было. Айкига рвала на себе волосы и вымазала лицо сажей в знак скорби, а женщины горькими словами корили мужчин за то, что они плохо обошлись с мальчиком и послали его на смерть; мужчины же молчали, готовясь идти на поиски тела, когда утихнет буря. Однако на следующий день рано утром Киш появился в поселке. Он пришел с гордо поднятой головой. На плече он нес часть туши убитого им зверя. И поступь его стала надменной, а речь звучала дерзко. - Вы, мужчины, возьмите собак и нарты и ступайте по моему следу, - сказал он. - За день пути отсюда найдете много мяса на льду - медведицу и двух медвежат. Айкига была вне себя от радости, он же принял ее восторги, как настоящий мужчина, сказав: - Идем, Айкига, надо поесть. А потом я лягу спать, потому что я устал. И он вошел в иглу и сытно поел, после чего спал двадцать часов подряд. Сначала было много сомнений, много сомнений и споров. Выйти на полярного медведя - дело опасное, но трижды и три раза трижды опаснее - выйти на медведицу с медвежатами. Мужчины не могли поверить, что мальчик Киш один, совсем один, совершил такой великий подвиг. Но женщины рассказывали о свежем мясе только что убитого зверя, которое принес Киш, и это поколебало их недоверие. И вот, наконец, они отправились в путь, ворча, что если даже Киш и убил зверя, то, верно, он не позаботился освежевать его и разделать тушу. А на Севере это нужно делать сразу, как только зверь убит, - иначе мясо замерзнет так крепко, что его не возьмет даже самый острый нож; а взвалить мороженую тушу в триста фунтов на нарты и везти по неровному льду - дело нелегкое. Но, придя на место, они увидели то, чему не хотели верить: Киш не только убил медведей, но рассек туши на четыре части, как истый охотник, и удалил внутренности. Так было положено начало тайне Киша. Дни шли за днями, и тайна эта оставалась неразгаданной. Киш снова пошел на охоту и убил молодого, почти взрослого медведя, а в другой раз - огромного медведя-самца и его самку. Обычно он уходил на три- четыре дня, но бывало, что пропадал среди ледяных просторов и целую неделю. Он никого не хотел брать с собой, и народ только диву давался. "Как он это делает? - спрашивали охотники друг у друга. - Даже собаки не берет с собой, а ведь собака - большая подмога на охоте". - Почему ты охотишься только на медведя? - спросил его как-то Клош-Кван. И Киш сумел дать ему надлежащий ответ: - Кто же не знает, что только на медведе так много мяса. Но в поселке стали поговаривать о колдовстве. - Злые духи охотятся вместе с ним, - утверждали одни. - Поэтому его охота всегда удачна. Чем же иначе можно это объяснить, как не тем, что ему помогают злые духи? - Кто знает? А может, это не злые духи, а добрые? - говорили другие. - Ведь его отец был великим охотником. Может, он теперь охотится вместе с сыном и учит его терпению, ловкости и отваге. Кто знает! Так или не так, но Киша не покидала удача, и нередко менее искусным охотникам приходилось доставлять в поселок его добычу. И в дележе он был справедлив. Так же, как и отец его, он следил за тем, чтобы самый хилый старик и самая древняя старуха получали справедливую долю, а себе оставлял ровно столько, сколько нужно для пропитания. И поэтому-то, и еще потому, что он был отважным охотником, на него стали смотреть с уважением и побаиваться его и начали говорить, что он должен стать вождем после смерти старого Клош-Квана. Теперь, когда он прославил себя такими подвигами, все ждали, что он снова появится в совете, но он не приходил, и им было стыдно позвать его. - Я хочу построить себе новую иглу, - сказал Киш однажды Клош-Квану и другим охотникам. - Это должна быть просторная иглу, чтобы Айкиге и мне было удобно в ней жить. - Так, - сказали те, с важностью кивая головой. - Но у меня нет на это времени. Мое дело - охота, и она отнимает все мое время. Было бы справедливо и правильно, чтобы мужчины и женщины, которые едят мясо, что я приношу, построили мне иглу. И они выстроили ему такую большую просторную иглу, что она была больше и просторнее даже жилища самого Клош-Квана. Киш и его мать перебрались туда, и впервые после смерти Бока Айкига стала жить в довольстве. И не только одно довольство окружало Айкигу: она была матерью замечательного охотника, и на нее смотрели теперь, как на первую женщину в поселке, и другие женщины посещали ее, чтобы испросить у нее совета, и ссылались на ее мудрые слова в спорах друг с другом или со своими мужьями. Но больше всего занимала все умы тайна чудесной охоты Киша. И как-то раз Уг-Глук бросил Кишу в лицо обвинение в колдовстве. - Тебя обвиняют, - зловеще сказал Уг-Глук, - в сношениях со злыми духами; вот почему твоя охота удачна. - Разве вы едите плохое мясо? - спросил Киш. - Разве кто-нибудь в поселке заболел от него? Откуда ты можешь знать, что тут замешано колдовство? Или ты говоришь наугад - просто потому, что тебя душит зависть? И Уг-Глук ушел пристыженный, и женщины смеялись ему вслед. Но как-то вечером на совете после долгих споров было решено послать соглядатаев по следу Киша, когда он снова пойдет на медведя, и узнать его тайну. И вот Киш отправился на охоту, а Бим и Боун, два молодых, лучших в поселке охотника, пошли за ним по пятам, стараясь не попасться ему на глаза. Через пять дней они вернулись, дрожа от нетерпения, - так хотелось им поскорее рассказать то, что они видели. В жилище Клош-Квана был спешно созван совет, и Бим, тараща от изумления глаза, начал свой рассказ. - Братья! Как нам было приказано, мы шли по следу Киша. И уж так осторожно мы шли, что он ни разу не заметил нас. В середине первого дня пути он встретился с большим медведем-самцом, и это был очень, очень большой медведь... - Больше и не бывает, - перебил Боун и повел рассказ дальше. - Но медведь не хотел вступать в борьбу, он повернул назад и стал не спеша уходить по льду. Мы смотрели на него со скалы на берегу, а он шел в нашу сторону, и за ним, без всякого страха, шел Киш. И Киш кричал на медведя, осыпал его бранью, размахивал руками и поднимал очень большой шум. И тогда медведь рассердился, встал на задние лапы и зарычал. Киш шел прямо на медведя... - Да, да, - подхватил Бим. - Киш шел прямо на медведя, и медведь бросился на него, и Киш побежал. Но когда Киш бежал, он уронил на лед маленький круглый шарик, и медведь остановился, обнюхал этот шарик и проглотил его. А Киш все бежал и все бросал маленькие круглые шарики, а медведь все глотал их. Тут поднялся крик, и все выразили сомнение, а Уг-Глук прямо заявил, что он не верит этим сказкам. - Собственными глазами видели мы это, - убеждал их Бим. - Да, да, собственными глазами, - подтвердил и Боун. - И так продолжалось долго, а потом медведь вдруг остановился, завыл от боли и начал, как бешеный, колотить передними лапами о лед. А Киш побежал дальше по льду и стал на безопасном расстоянии. Но медведю было не до Киша, потому что маленькие круглые шарики наделали у него внутри большую беду. - Да, большую беду, - перебил Бим. - Медведь царапал себя когтями и прыгал по льду, словно разыгравшийся щенок. Но только он не играл, а рычал и выл от боли, - и всякому было ясно, что это не игра, а боль. Ни разу в жизни я такого не видал. - Да, и я не видал, - опять вмешался Боун. - А какой это был огромный медведь! - Колдовство, - проронил Уг-Глук. - Не знаю, - отвечал Боун. - Я рассказываю только то, что видели мои глаза. Медведь был такой тяжелый и прыгал с такой силой, что скоро устал и ослабел и, тогда он пошел прочь вдоль берега и все мотал головой из стороны в сторону, а потом садился, и рычал, и выл от боли - и снова шел. А Киш тоже шел за медведем, а мы - за Кишем, и так мы шли весь день и еще три дня. Медведь все слабел и выл от боли. - Это колдовство! - воскликнул Уг-Глук. - Ясно, что это колдовство! - Все может быть. Но тут Бим опять сменил Боуна: - Медведь стал кружить. Он шел то в одну сторону, то в другую, то назад, то вперед, то по кругу и снова и снова пересекал свой след и, наконец, пришел к тому месту, где встретил его Киш. И тут он уже совсем ослабел и не мог даже ползти. И Киш подошел к нему и прикончил его копьем. - А потом? - спросил Клош-Кван. - Потом Киш принялся освежевать медведя, а мы побежали сюда, чтобы рассказать, как Киш охотится на зверя. К концу этого дня женщины притащили тушу медведя, в то время как мужчины собирали совет. Когда Киш вернулся, за ним послали гонца, приглашая его прийти тоже, но он велел сказать, что голоден и устал и что его иглу достаточно велика и удобна и может вместить много людей. И любопытство было так велико, что весь совет во главе с Клош-Кваном поднялся и направился в иглу Киша. Они застали его за едой, но он встретил их с почетом и усадил по старшинству. Айкига то горделиво выпрямлялась, то в смущении опускала глаза, но Киш был совершенно спокоен. Клош-Кван повторил рассказ Бима и Боуна и, закончив его, произнес строгим голосом: - Ты должен нам дать объяснение, о Киш. Расскажи, как ты охотишься. Нет ли здесь колдовства? Киш поднял на него глаза и улыбнулся. - Нет, о Клош-Кван! Не дело мальчика заниматься колдовством, и в колдовстве я ничего не смыслю. Я только придумал способ, как можно легко убить полярного медведя, вот и все. Это смекалка, а не колдовство. - И каждый сможет сделать это? - Каждый. Наступило долгое молчание. Мужчины глядели друг на друга, а Киш продолжал есть. - И ты... ты расскажешь нам, о Киш? - спросил наконец Клош-Кван дрожащим голосом. - Да, я расскажу тебе. - Киш кончил высасывать мозг из кости и поднялся с места. - Это очень просто. Смотри! Он взял узкую полоску китового уса и показал ее всем. Концы у нее были острые, как иглы. Киш стал осторожно скатывать ус, пока он не исчез у него в руке; тогда он внезапно разжал руку, - и ус сразу распрямился. Затем Киш взял кусок тюленьего жира. - Вот так, - сказал он. - Надо взять маленький кусочек тюленьего жира и сделать в нем ямку - вот так. Потом в ямку надо положить китовый ус - вот так, хорошенько его свернув, и закрыть его сверху другим кусочком жира. Потом это надо выставить на мороз, и когда жир замерзнет, получится маленький круглый шарик. Медведь проглотит шарик, жир растопится, острый китовый ус распрямится - медведю станет больно. А когда медведю станет очень больно, его легко убить копьем. Это совсем просто. И Уг-Глук воскликнул: - О! И Клош-Кван сказал: - А! И каждый сказал по-своему, и все поняли. Так кончается сказание о Кише, который жил давным-давно у самого Полярного моря. И потому, что Киш действовал смекалкой, а не колдовством, он из самой жалкой иглу поднялся высоко и стал вождем своего племени. И говорят, что, пока он жил, народ благоденствовал и не было ни одной вдовы, ни одного беззащитного старика, которые бы плакали ночью оттого, что у них нет мяса. 1904 Перевод Н. Георгиевской __________________________________________________________________________________
Используются технологии uCoz