Джек Лондон



   Сказание о Кише

    Из сборника Любовь к жизни


    Давным-давно у самого Полярного моря жил Киш. Долгие и счастливые годы был  он 
первым человеком в своем поселке, умер, окруженный почетом, и имя его было у  всех 
на устах. Так много воды утекло с тех пор, что  только  старики  помнят  его  имя, 
помнят и правдивую повесть о нем, которую они слышали от  своих  отцов  и  которую 
сами передадут своим детям и детям своих детей, а  те - своим,  и  так  она  будет 
переходить из уст в уста до конца времен. Зимней полярной  ночью,  когда  северная 
буря завывает над ледяными просторами, а в воздухе носятся белые хлопья и никто не 
смеет  выглянуть наружу, хорошо послушать рассказ о том, как  Киш,  что  вышел  из 
самой бедной иглу , достиг почета и занял высокое место в своем поселке.
    Киш, как гласит сказание, был смышленным мальчиком, здоровым и сильным и видел 
уже тринадцать солнц. Так считают на Севере годы, потому что  каждую  зиму  солнце 
оставляет землю во мраке, а на следующий год поднимается над землей новое  солнце, 
чтобы люди снова могли согреться и поглядеть друг другу  в  лицо.  Отец  Киша  был 
отважным охотником и встретил смерть в голодную годину, когда хотел отнять жизнь у 
большого полярного медведя, чтобы даровать жизнь своим соплеменникам. Один на один 
он схватился с медведем, и тот переломал ему все кости; но на медведе  было  много 
мяса, и это спасло народ. Киш был единственным сыном, и, когда погиб его отец,  он 
стал жить вдвоем с матерью. Но люди быстро все забывают, забыли и  о  подвиге  его 
отца, а Киш был всего только мальчик, мать его - всего только  женщина,  и  о  них 
тоже забыли, и они жили так, забытые всеми, в самой бедной иглу.
    Но как-то вечером в большой иглу вождя Клош-Квана собрался совет, и тогда  Киш 
показал, что в жилах у него горячая кровь, а в сердце - мужество мужчины, и он  ни 
перед кем не станет гнуть спину. С достоинством  взрослого  он  поднялся  и  ждал, 
когда наступит тишина и стихнет гул голосов.
    - Я скажу правду, - так начал он. - Мне и матери моей дается  положенная  доля 
мяса. Но это мясо часто бывает старое и жесткое, и в  нем  слишком  много  костей. 
Охотники - и совсем седые, и только начавшие седеть, и те,  что  были  в  расцвете 
лет, и те, что были еще  юны, - все   разинули   рот.  Никогда  не  доводилось  им 
слышать подобных речей. Чтобы ребенок говорил, как взрослый мужчина, и бросал им в 
лицо дерзкие слова!
    Но Киш продолжал твердо и сурово:
    - Мой отец, Бок,  был  храбрым  охотником,  вот  почему  я  говорю  так.  Люди 
рассказывают, что Бок один приносил больше мяса, чем любые два охотника,  даже  из 
самых лучших, что своими руками он делил это мясо и своими глазами следил за  тем, 
чтобы самой древней старухе и самому хилому старику досталась справедливая доля.
    - Вон его! - закричали охотники. - Уберите отсюда этого мальчишку! Уложите его 
спать. Мал он еще разговаривать с седовласыми мужчинами.
    Но Киш спокойно ждал, пока не уляжется волнение.
    - У тебя есть жена, Уг-Глук, - сказал он, - и ты говоришь за нее.  А  у  тебя, 
Массук, - жена и мать, и за них ты говоришь. У моей матери нет никого, кроме меня, 
и потому говорю я. И я сказал: Бок погиб потому, что он был  храбрым  охотником, а 
теперь я, его сын, и Айкига, мать  моя,  которая  была  его  женой,  должны  иметь 
вдоволь мяса до тех пор, пока есть вдоволь мяса  у  племени.  Я,  Киш,  сын  Бока, 
сказал.
    Он сел, но  уши  его  чутко  прислушивались  к  буре  протеста  и  возмущения, 
вызванной его словами.
    - Разве мальчишка смеет говорить на совете? - прошамкал старый Уг-Глук.
    - С каких это пор грудные младенцы стали учить нас,  мужчин? - зычным  голосом 
спросил Массук. - Или я уже не мужчина, что любой мальчишка,  которому  захотелось 
мяса, может смеяться мне в лицо?
    Гнев их кипел ключом. Они приказали Кишу сейчас же идти спать, грозили  совсем 
лишить его мяса, обещали задать ему жестокую порку за дерзкий поступок. Глаза Киша 
загорелись, кровь забурлила и жарким румянцем прилила к щекам.  Осыпаемый  бранью, 
он вскочил с места.
    - Слушайте меня, вы, мужчины! -  крикнул он.  -  Никогда  больше  не  стану  я 
говорить на совете, никогда, прежде  чем  вы  не  придете ко  мне  и  не  скажете: 
"Говори, Киш, мы хотим, чтобы ты говорил". Так слушайте же, мужчины, мое последнее 
слово. Бок, мой отец, был великий охотник. Я, Киш, его сын, тоже буду охотиться  и 
приносить мясо  и  есть  его.  И  знайте  отныне,  что  дележ  моей  добычи  будет 
справедлив. И ни одна вдова, ни один беззащитный старик не  будут  больше  плакать 
ночью оттого, что у них нет мяса, в то время как сильные мужчины стонут от  тяжкой 
боли, ибо съели слишком много. И  тогда  будет  считаться  позором,  если  сильные 
мужчины станут объедаться мясом! Я, Киш, сказал все.
    Насмешками и глумлением проводили они Киша, когда он выходил из  иглу,  но  он 
стиснул зубы и пошел своей дорогой, не глядя ни вправо, ни влево.
    На следующий день он направился вдоль берега, где земля встречается со льдами. 
Те, кто видел его, заметили, что он взял с собой  лук  и  большой  запас  стрел  с 
костяными наконечниками, а на плече  нес  большое  охотничье  копье  своего  отца. 
И много было толков и много смеха по этому поводу. Это  было  невиданное  событие. 
Никогда не случалось, чтобы мальчик его возраста ходил  на  охоту,  да  еще  один. 
Мужчины только покачивали головой да пророчески  что-то  бормотали,  а  женщины  с 
сожалением смотрели на Айкигу, лицо которой было строго и печально.
    - Он скоро вернется, - сочувственно говорили женщины.
    - Пусть  идет.  Это  послужит  ему  хорошим  уроком,  -  говорили  охотники. - 
Он вернется скоро, тихий и покорный, и слова его будут кроткими.
    Но прошел день и другой, и на третий поднялась жестокая пурга, а Киша  все  не 
было. Айкига рвала на себе волосы и вымазала лицо сажей в знак скорби,  а  женщины 
горькими словами корили мужчин за то, что они плохо обошлись с мальчиком и послали 
его на смерть; мужчины же молчали, готовясь идти на  поиски  тела,  когда  утихнет 
буря.
    Однако на следующий день рано утром Киш появился в поселке. Он пришел с  гордо 
поднятой головой. На плече он нес часть туши убитого им зверя. И поступь его стала 
надменной, а речь звучала дерзко.
    - Вы, мужчины, возьмите собак и нарты и ступайте по моему следу, - сказал  он. 
- За день пути отсюда найдете много мяса на льду - медведицу и двух медвежат.
    Айкига была вне себя от радости, он  же  принял  ее  восторги,  как  настоящий 
мужчина, сказав:
    - Идем, Айкига, надо поесть. А потом я лягу спать, потому что я устал.
    И он вошел в иглу и сытно поел, после чего спал двадцать часов подряд.
    Сначала было много сомнений, много  сомнений  и  споров.  Выйти  на  полярного 
медведя - дело опасное, но трижды и три раза трижды опаснее - выйти на медведицу с 
медвежатами. Мужчины не  могли  поверить,  что  мальчик  Киш  один,  совсем  один, 
совершил такой великий подвиг. Но женщины рассказывали о свежем  мясе  только  что 
убитого зверя, которое принес Киш, и это поколебало их недоверие. И вот,  наконец, 
они отправились в путь, ворча, что если даже Киш и убил зверя, то,  верно,  он  не 
позаботился освежевать его и разделать тушу. А на Севере это нужно  делать  сразу, 
как только зверь убит, - иначе мясо замерзнет так крепко, что его не возьмет  даже 
самый острый нож; а взвалить мороженую тушу в триста фунтов на нарты  и  везти  по 
неровному льду - дело нелегкое. Но, придя на место, они увидели то, чему не хотели 
верить: Киш не только убил медведей, но рассек туши на  четыре  части,  как  истый 
охотник, и удалил внутренности.
    Так было положено начало тайне Киша. Дни шли за днями, и тайна эта  оставалась 
неразгаданной. Киш снова пошел на охоту и убил молодого, почти взрослого  медведя, 
а в другой раз - огромного медведя-самца и его самку.  Обычно  он  уходил  на три-
четыре дня, но бывало, что пропадал среди ледяных просторов  и  целую  неделю.  Он 
никого не хотел брать с собой, и народ только диву давался. "Как он это  делает? - 
спрашивали охотники друг у друга. - Даже собаки не берет с собой, а ведь  собака - 
большая подмога на охоте".
    - Почему ты охотишься только на медведя? - спросил его как-то Клош-Кван.
    И Киш сумел дать ему надлежащий ответ:
    - Кто же не знает, что только на медведе так много мяса.
    Но в поселке стали поговаривать о колдовстве.
    - Злые духи охотятся вместе с ним, - утверждали  одни.  -  Поэтому  его  охота 
всегда удачна. Чем же иначе можно это объяснить, как не тем, что ему помогают злые 
духи?
    - Кто знает? А может, это не злые духи, а добрые? - говорили  другие.  -  Ведь 
его отец был великим охотником. Может, он теперь охотится вместе с  сыном  и  учит 
его терпению, ловкости и отваге. Кто знает!
    Так или не так, но Киша не покидала удача, и нередко менее искусным  охотникам 
приходилось доставлять в поселок его добычу. И в дележе он был справедлив. Так же, 
как и отец его, он следил за тем, чтобы самый хилый старик и самая древняя старуха 
получали справедливую долю, а себе  оставлял  ровно  столько,  сколько  нужно  для 
пропитания. И поэтому-то, и еще потому, что он был  отважным  охотником,  на  него 
стали смотреть с уважением и побаиваться его и  начали  говорить,  что  он  должен 
стать вождем после смерти старого Клош-Квана.  Теперь,  когда  он  прославил  себя 
такими подвигами, все ждали, что он снова появится в совете, но он не приходил,  и 
им было стыдно позвать его.
    - Я хочу построить себе новую иглу, - сказал Киш однажды Клош-Квану  и  другим 
охотникам. - Это должна быть просторная иглу, чтобы Айкиге и мне было удобно в ней 
жить.
    - Так, - сказали те, с важностью кивая головой.
    - Но у меня нет на это времени. Мое  дело - охота,  и  она  отнимает  все  мое 
время. Было бы справедливо и правильно, чтобы  мужчины  и  женщины,  которые  едят 
мясо, что я приношу, построили мне иглу.
    И они выстроили ему такую большую просторную  иглу,  что  она  была  больше  и 
просторнее даже жилища самого Клош-Квана. Киш  и  его  мать  перебрались  туда,  и 
впервые после смерти Бока Айкига  стала  жить  в  довольстве.  И  не  только  одно 
довольство окружало Айкигу: она была матерью замечательного  охотника,  и  на  нее 
смотрели теперь, как на первую женщину в поселке, и другие  женщины  посещали  ее, 
чтобы испросить у нее совета, и ссылались на ее  мудрые  слова  в  спорах  друг  с 
другом или со своими мужьями.
    Но больше всего занимала все умы тайна  чудесной  охоты  Киша.  И  как-то  раз 
Уг-Глук бросил Кишу в лицо обвинение в колдовстве.
    - Тебя обвиняют, - зловеще сказал Уг-Глук, - в сношениях со злыми духами;  вот 
почему твоя охота удачна.
    - Разве вы едите плохое мясо? - спросил Киш.  -  Разве  кто-нибудь  в  поселке 
заболел от него? Откуда ты можешь знать,  что  тут  замешано  колдовство?  Или  ты 
говоришь наугад - просто потому, что тебя душит зависть?
    И Уг-Глук ушел пристыженный, и женщины смеялись ему вслед. Но  как-то  вечером 
на совете после долгих споров было решено послать соглядатаев по следу Киша, когда 
он снова пойдет на медведя, и узнать его тайну. И вот Киш отправился на  охоту,  а 
Бим и Боун, два молодых, лучших  в  поселке  охотника,  пошли  за  ним  по  пятам, 
стараясь не попасться ему на глаза.  Через  пять  дней  они  вернулись,  дрожа  от 
нетерпения, - так хотелось им поскорее рассказать то, что  они  видели.  В  жилище 
Клош-Квана был спешно созван совет, и Бим, тараща от изумления глаза,  начал  свой 
рассказ.
    - Братья! Как нам было приказано, мы шли по следу Киша. И уж так осторожно  мы 
шли, что он ни разу не заметил нас. В середине первого дня пути  он  встретился  с 
большим медведем-самцом, и это был очень, очень большой медведь...
    - Больше и не бывает, - перебил Боун и повел рассказ дальше. - Но  медведь  не 
хотел вступать в борьбу, он повернул назад и стал не спеша  уходить  по  льду.  Мы 
смотрели на него со скалы на берегу, а он шел  в  нашу  сторону,  и  за  ним,  без 
всякого страха, шел Киш. И Киш кричал на медведя, осыпал  его  бранью,  размахивал 
руками и поднимал очень большой шум. И тогда медведь рассердился, встал на  задние 
лапы и зарычал. Киш шел прямо на медведя...
    - Да, да, - подхватил Бим. - Киш шел прямо на медведя, и медведь  бросился  на 
него, и Киш побежал. Но когда Киш бежал, он уронил на лед маленький круглый шарик, 
и медведь остановился, обнюхал этот шарик и проглотил его. А Киш все бежал  и  все 
бросал маленькие круглые шарики, а медведь все глотал их.
    Тут поднялся крик, и все выразили сомнение, а Уг-Глук прямо заявил, что он  не 
верит этим сказкам.
    - Собственными глазами видели мы это, - убеждал их Бим.
    - Да, да, собственными глазами, - подтвердил и  Боун.  -  И  так  продолжалось 
долго, а потом медведь вдруг остановился, завыл от  боли  и  начал,  как  бешеный, 
колотить передними лапами о лед. А Киш побежал дальше по льду и стал на безопасном 
расстоянии. Но медведю было не  до  Киша,  потому  что  маленькие  круглые  шарики 
наделали у него внутри большую беду.
    - Да, большую беду, - перебил Бим. - Медведь царапал себя когтями и прыгал  по 
льду, словно разыгравшийся щенок. Но только он не играл, а рычал и выл от боли,  - 
и всякому было ясно, что это не игра, а боль. Ни разу в жизни я такого не видал.
    - Да, и я не видал, - опять вмешался Боун. - А какой это был огромный медведь!
    - Колдовство, - проронил Уг-Глук.
    - Не знаю, - отвечал Боун. - Я рассказываю только то, что  видели  мои  глаза. 
Медведь был такой тяжелый и прыгал с такой силой, что скоро  устал  и  ослабел  и, 
тогда он пошел прочь вдоль берега и все мотал головой  из  стороны  в  сторону,  а 
потом садился, и рычал, и выл от боли - и снова шел. А Киш тоже шел за медведем, а 
мы - за Кишем, и так мы шли весь день и еще три дня. Медведь все слабел и  выл  от 
боли.
    - Это колдовство! - воскликнул Уг-Глук. - Ясно, что это колдовство!
    - Все может быть.
    Но тут Бим опять сменил Боуна:
    - Медведь стал кружить. Он шел то в одну сторону, то в другую,  то  назад,  то
вперед, то по кругу и снова и снова пересекал свой след и, наконец, пришел к  тому 
месту, где встретил его Киш. И тут он уже совсем ослабел и не мог даже  ползти.  И 
Киш подошел к нему и прикончил его копьем.
    - А потом? - спросил Клош-Кван.
    - Потом Киш принялся освежевать медведя, а мы побежали сюда, чтобы рассказать, 
как Киш охотится на зверя.
    К концу этого дня женщины притащили тушу  медведя,  в  то  время  как  мужчины 
собирали совет. Когда Киш вернулся, за ним послали  гонца,  приглашая  его  прийти 
тоже, но он велел сказать, что голоден и устал и что его иглу достаточно велика  и 
удобна и может вместить много людей.
    И любопытство было так велико, что весь совет во главе с Клош-Кваном  поднялся 
и направился в иглу Киша. Они застали его за едой, но он встретил их с  почетом  и 
усадил по старшинству. Айкига то горделиво выпрямлялась, то  в  смущении  опускала 
глаза, но Киш был совершенно спокоен.
    Клош-Кван повторил рассказ Бима и Боуна  и,  закончив  его,  произнес  строгим 
голосом:
    - Ты должен нам дать объяснение, о Киш. Расскажи, как  ты  охотишься.  Нет  ли 
здесь колдовства?
    Киш поднял на него глаза и улыбнулся.
    - Нет, о Клош-Кван! Не дело мальчика заниматься колдовством, и в колдовстве  я 
ничего не смыслю. Я только  придумал  способ,  как  можно  легко  убить  полярного 
медведя, вот и все. Это смекалка, а не колдовство.
    - И каждый сможет сделать это?
    - Каждый.
    Наступило долгое молчание.
    Мужчины глядели друг на друга, а Киш продолжал есть.
    - И ты... ты расскажешь нам, о  Киш?  -  спросил  наконец  Клош-Кван  дрожащим 
голосом.
    - Да, я расскажу тебе. - Киш кончил высасывать мозг  из  кости  и  поднялся  с 
места. - Это очень просто. Смотри!
    Он взял узкую полоску китового уса и показал ее всем. Концы у нее были острые, 
как иглы. Киш стал осторожно скатывать ус, пока он не исчез у него в  руке;  тогда 
он внезапно разжал руку, - и ус сразу распрямился. Затем Киш взял кусок  тюленьего 
жира.
    - Вот так, - сказал он. -  Надо  взять  маленький  кусочек  тюленьего  жира  и 
сделать в нем ямку - вот так. Потом в ямку надо положить китовый  ус  -  вот  так, 
хорошенько его свернув, и закрыть его сверху другим кусочком жира. Потом это  надо 
выставить на мороз, и когда жир  замерзнет,  получится  маленький  круглый  шарик. 
Медведь проглотит шарик, жир растопится, острый китовый ус распрямится  -  медведю 
станет больно. А когда медведю станет очень больно, его легко  убить  копьем.  Это 
совсем просто.
    И Уг-Глук воскликнул:
    - О!
    И Клош-Кван сказал:
    - А!
    И каждый сказал по-своему, и все поняли.
    Так кончается сказание о Кише, который жил  давным-давно  у  самого  Полярного 
моря. И потому, что Киш действовал смекалкой, а не колдовством, он из самой жалкой 
иглу поднялся высоко и стал вождем своего племени. И говорят, что,  пока  он  жил, 
народ благоденствовал и не было ни одной вдовы, ни  одного  беззащитного  старика, 
которые бы плакали ночью оттого, что у них нет мяса.

    1904

    Перевод Н. Георгиевской

__________________________________________________________________________________