О. Генри

 

 
   Вождь краснокожих

    Дельце как будто подвертывалось выгодное. Но погодите, дайте я вам  сначала 
расскажу. Мы были тогда с Биллом Дрисколлом на Юге, в штате Алабама. Там нас  и 
осенила блестящая идея насчет  похищения.  Должно  быть,  как  говаривал  потом 
Билл, "нашло временное  помрачение  ума", - только  мы-то  об  этом  догадались 
много позже.
    Есть там один городишко, плоский, как блин, и, конечно, называется Вершины. 
Живет в нем самая безобидная и всем довольная деревенщина, какой  впору  только 
плясать вокруг майского шеста.
    У нас с Биллом было в то время долларов шестьсот объединенного капитала,  а 
требовалось нам еще ровно две  тысячи  на  проведение  жульнической  спекуляции 
земельными участками в Западном Иллинойсе.  Мы  поговорили  об  этом,  сидя  на 
крыльце гостиницы. Чадолюбие, говорили мы,  сильно  развито  в  полудеревенских 
общинах; а поэтому, а также и по другим причинам  план  похищения  легче  будет 
осуществить здесь, чем в радиусе действия  газет,  которые  поднимают  в  таких 
случаях шум, рассылая во все стороны переодетых корреспондентов. Мы знали,  что 
городишко не может послать за нами в  погоню  ничего  страшнее  констеблей,  да 
каких-нибудь  сентиментальных  ищеек,  да  двух-трех  обличительных  заметок  в 
"Еженедельном бюджете фермера". Как будто получалось недурно.
    Мы выбрали нашей жертвой единственного сына самого видного из  горожан,  по 
имени Эбенезер Дорсет. Папаша был человек  почтенный  и  прижимистый,  любитель 
просроченных закладных, честный и  неподкупный  церковный  сборщик.  Сынок  был 
мальчишка  лет  десяти,  с  выпуклыми  веснушками  по  всему  лицу  и  волосами 
приблизительно такого цвета, как обложка журнала, который  покупаешь  обычно  в 
киоске, спеша на поезд. Мы с Биллом рассчитывали, что  Эбенезер  сразу  выложит 
нам за сынка две тысячи долларов, никак не меньше. Но  погодите,  дайте  я  вам 
сначала расскажу.
    Милях в двух от города есть невысокая гора, поросшая густым кедровником.  В 
заднем склоне этой горы имеется пещера. Там мы сложили провизию. 
    Однажды вечером, после захода солнца, мы проехались в  шарабане  мимо  дома 
старика Дорсета. Мальчишка был на улице и швырял камнями в  котенка,  сидевшего 
на заборе.
    - Эй,  мальчик! - говорил  Билл.  -  Хочешь  получить  пакетик  леденцов  и 
прокатиться?
    Мальчишка засветил Биллу в самый глаз обломком кирпича.
    - Это обойдется старику в лишних пятьсот долларов, - сказал Билл, перелезая 
через колесо.
    Мальчишка этот дрался, как бурый медведь среднего веса, но в  конце  концов 
мы его запихали на дно шарабана и поехали. Мы  отвели  мальчишку  в  пещеру,  а 
лошадь я привязал в кедровнике. Когда стемнело, я отвез  шарабан  в  деревушку, 
где мы его нанимали, милях в трех от нас, а оттуда прогулялся к горе пешком.
    Смотрю, Билл заклеивает  липким  пластырем  царапины  и  ссадины  на  своей 
физиономии. Позади большой скалы у входа в пещеру горит костер, и  мальчишка  с 
двумя ястребиными перьями в рыжих волосах следит за кипящим кофейником. Подхожу 
я, а он нацелился в меня палкой и говорит:
    - А,  проклятый  бледнолицый,  как  ты  смеешь  являться  в  лагерь   Вождя 
Краснокожих, грозы равнин?
    - Сейчас он еще ничего, - говорит Билл, закатывая штаны,  чтобы  разглядеть 
ссадины на голенях. - Мы играем в индейцев. Цирк по сравнению с нами  -  просто 
виды Палестины в  волшебном  фонаре.  Я  старый  охотник  Хенк,  пленник  Вождя 
Краснокожих, и на рассвете с меня снимут скальп. Святые мученики! И  здоров  же 
лягаться этот мальчишка!
    Да, сэр, мальчишка, видимо, веселился вовсю. Жить в пещере ему понравилось, 
он и думать забыл, что он сам пленник. Меня он тут же окрестил Змеиным Глазом и
Соглядатаем и объявил, что, когда его храбрые воины вернутся из похода, я  буду 
изжарен на костре, как только взойдет солнце.
    Потом мы сели ужинать, и мальчишка, набив рот  хлебом  с  грудинкой,  начал 
болтать. Он произнес застольную речь в таком роде:
    - Мне тут здорово нравится. Я никогда еще не жил в лесу; зато  у  меня  был 
один раз ручной опоссум, а в прошлый день рождения мне исполнилось девять  лет. 
Терпеть не могу ходить в школу. Крысы сожрали шестнадцать штук яиц из-под рябой
курицы тетки Джимми Талбота. А настоящие индейцы тут в лесу есть?  Я  хочу  еще 
подливки. Ветер отчего дует? Оттого, что деревья качаются? У нас было пять штук 
щенят.  Хенк,  отчего  у  тебя  нос  такой  красный?   У   моего   отца   денег 
видимо-невидимо. А звезды горячие? В субботу я два раза отлупил Эда Уокера.  Не 
люблю девчонок! Жабу не очень-то поймаешь,  разве  только  на  веревочку.  Быки 
ревут или нет? Почему апельсины круглые? А кровати у вас в  пещере  есть?  Амос 
Меррей - шестипалый. Попугай умеет говорить, а обезьяна и рыба  нет.  Дюжина  - 
это сколько будет?
    Каждые пять минут мальчишка  вспоминал,  что  он  краснокожий,  и,  схватив 
палку, которую он  называл  ружьем,  крался  на  цыпочках  ко  входу  в  пещеру 
выслеживать лазутчиков ненавистных бледнолицых. Время от  времени  он  испускал 
военный клич, от которого бросало в дрожь старого охотника  Хенка.  Билла  этот 
мальчишка запугал с самого начала.
    - Вождь Краснокожих, - говорю я ему, - а домой тебе разве не хочется?
    - А ну их,  чего  я  там  не  видал?  -  говорит  он.  -  Дома  ничего  нет 
интересного. В школу ходить я не люблю. Мне нравится жить в лесу.  Ты  ведь  не 
отведешь меня домой, Змеиный Глаз?
    - Пока не собираюсь, - говорю я. - Мы еще поживем тут в пещере.
    - Ну ладно, - говорит он. - Вот здорово! Мне никогда в жизни  не  было  так 
весело.
    Мы легли спать  часов  в  одиннадцать.  Расстелили  на  землю  шерстяные  и 
стеганые одеяла, посередине уложили Вождя Краснокожих, а сами легли с краю. Что 
он сбежит, мы не боялись. Часа три он,  не  давая  нам  спать,  все  вскакивал, 
хватал свое ружье;  при  каждом  треске  сучка  и  шорохе  листьев,  его  юному 
воображению чудилось, будто к пещере подкрадывается  шайка  разбойников,  и  он 
верещал на ухо то мне, то Биллу: "Тише, приятель!" Под конец я заснул тревожным 
сном и во сне видел, будто меня похитил и приковал к дереву  свирепый  пират  с 
рыжими волосами.
    На рассвете меня разбудил страшный визг Билла. Не  крики,  или  вопли,  или 
вой, или рев, какого можно было бы ожидать от голосовых связок мужчины, -  нет, 
прямо-таки неприличный, ужасающий, унизительный  визг,  каким  визжат  женщины, 
увидев привидение или гусеницу. Ужасно слышать, как на утренней заре  в  пещере 
визжит без умолку толстый, сильный, отчаянной храбрости мужчина.
    Я вскочил с постели посмотреть, что такое делается. Вождь Краснокожих сидел 
на груди Билла, вцепившись одной рукой ему в волосы. В другой  руке  он  держал 
острый ножик, которым мы обыкновенно  резали  грудинку,  и  самым  деловитым  и 
недвусмысленным образом  пытался  снять  с  Билла  скальп,  выполняя  приговор, 
который вынес ему вчера вечером.
    Я отнял у мальчишки ножик и опять уложил его спать. Но с этой самой  минуты 
дух Билла был сломлен. Он улегся на своем краю постели, однако  больше  уже  не 
сомкнул глаз за все  то  время,  что  мальчик  был  с  нами.  Я  было  задремал 
ненадолго, но к восходу солнца вдруг вспомнил, что Вождь  Краснокожих  обещался 
сжечь меня на костре, как только взойдет солнце. Не то чтобы  я  нервничал  или 
боялся, а все-таки сел, закурил трубку и прислонился к скале.
    - Чего ты поднялся в такую рань, Сэм? - спросил меня Билл.
    - Я? - говорю. - Что-то  плечо  ломит.  Думаю,  может  легче  станет,  если 
посидеть немного.
    - Врешь ты, - говорит Билл. - Ты боишься. Тебя он хотел сжечь на  рассвете, 
и ты боишься, что он так и сделает. И сжег бы, если б нашел  спички.  Ведь  это 
просто ужас, Сэм. Уж не думаешь ли ты, что кто-нибудь станет платить деньги  за
то, чтобы такой дьяволенок вернулся домой?
    - Думаю, - говорю я. - Вот как раз таких-то хулиганов и обожают родители. А 
теперь вы с Вождем Краснокожих вставайте и готовьте завтрак, а я  поднимусь  на 
гору и произведу разведку.
    Я взошел  на  вершину  маленькой  горы  и  обвел  взглядом  окрестности.  В 
направлении города я ожидал увидеть дюжих фермеров, с косами и вилами рыскающих 
в поисках подлых похитителей. А вместо того я увидел мирный пейзаж,  и  оживлял 
его единственный человек, пахавший на сером муле. Никто  не  бродил  с  баграми 
вдоль реки; всадники  не  скакали  взад  и  вперед  и  не  сообщали  безутешным 
родителям, что пока еще ничего не известно. Сонным спокойствием лесов веяло  от
той части Алабамы, которая простиралась перед моими глазами.
    - Может быть, - сказал я самому себе, - еще не обнаружено, что волки унесли 
ягненочка из загона. Помоги, боже, волкам! - И я спустился с горы завтракать.
    Подхожу ближе к пещере и вижу, что Билл стоит, прижавшись к стенке, и  едва 
дышит, а мальчишка собирается его трахнуть камнем чуть ли не с  кокосовый  орех 
величиной.
    - Он сунул мне за шиворот с пылу горячую  картошку, - объяснил  Билл,  -  и 
раздавил ее ногой, а я ему надрал уши. Ружье с тобой, Сэм?
    Я отнял у мальчишки камень и кое-как уладил это недоразумение.
    - Я тебе покажу! - говорит мальчишка Биллу. - Еще ни один человек не ударил 
Вождя Краснокожих, не поплатившись за это. Так что ты берегись!
    После  завтрака  мальчишка  достает  из  кармана  кусок  кожи,   обмотанный 
бечевкой, и идет из пещеры, разматывая бечевку на ходу.
    - Что это он теперь затеял? - тревожно спрашивает Билл. - Как  ты  думаешь, 
Сэм, он не убежит домой?
    - Не бойся, - говорю я - Он, кажется, вовсе не такой уж домосед. Однако нам 
нужно придумать какой-то план насчет выкупа. Не видно, чтобы в городе  особенно 
беспокоились из-за того, что он пропал, а может быть, еще не  пронюхали  насчет 
похищения. Родные, может, думают, что он остался ночевать у тети  Джейн  или  у 
кого-нибудь из соседей. Во всяком случае сегодня его должны хватиться. К вечеру 
мы пошлем его отцу письмо и потребуем две тысячи долларов выкупа.
    И тут мы услышали что-то вроде военного клича, какой, должно быть, испустил 
Давид, когда нокаутировал  чемпиона  Голиафа.  Оказывается,  Вождь  Краснокожих 
вытащил из кармана пращу и теперь крутил ее над головой.
    Я увернулся и услышал глухой тяжелый стук и что-то похожее на вздох лошади, 
когда с нее снимают седло. Черный камень величиной  с  яйцо  стукнул  Билла  по 
голове как раз позади левого уха. Он сразу весь обмяк и упал головою в  костер, 
прямо на кастрюлю с кипятком для мытья посуды. Я вытащил его из  огня  и  целых 
полчаса поливал холодной водой.
    Понемножку Билл пришел в себя, сел, пощупал за ухом и говорит:
    - Сэм, знаешь, кто у меня любимый герой в библии?
    - Ты погоди, - говорю я. - Мало-помалу придешь в чувство.
    - Царь Ирод, - говорит он. - Ты ведь  не  уйдешь,  Сэм,  не  оставишь  меня 
одного?
    Я вышел из пещеры, поймал мальчишку и начал так его  трясти,  что  веснушки 
застучали друг о друга.
    - Если ты не будешь вести себя как следует, - говорю я, - я тебя сию минуту 
отправлю домой. Ну, будешь ты слушаться или нет?
    - Я ведь только пошутил, - сказал  он  надувшись.  -  Я  не  хотел  обижать 
старика Хенка. А он зачем меня ударил? Я буду слушаться. Змеиный  Глаз,  только 
ты не отправляй меня домой и позволь мне сегодня играть в разведчиков.
    - Я этой игры не знаю, - сказал я. - Это уж вы решайте с  мистером  Биллом. 
Сегодня он будет с тобой играть. Я  сейчас  ухожу  ненадолго  по  делу.  Теперь 
ступай помирись с ним да попроси прощения за то, что  ты  его  ушиб,  а  не  то 
сейчас же отправишься домой.
    Я заставил их пожать друг другу руки, потом отвел Билла в сторонку и сказал 
ему, что ухожу в деревушку Поплар-Ков, в  трех  милях  от  пещеры,  и  попробую 
узнать, как смотрят в городе на похищение младенца. Кроме того,  я  думаю,  что 
будет лучше в  этот  же  день  послать  угрожающее  письмо  старику  Дорсету  с 
требованием выкупа и наказом, как именно следует его уплатить.
    - Ты знаешь, Сэм, - говорит Билл, - я всегда был готов за тебя  в  огонь  и 
воду, не моргнул глазом  во  время  землетрясения,  игры  в  покер,  динамитных 
взрывов, полицейских облав, нападений на поезда и циклонов. Я никогда ничего не
боялся, пока мы не украли эту двуногую ракету. Он  меня  доконал.  Ты  ведь  не 
оставишь меня с ним надолго, Сэм?
    - Я вернусь к вечеру, что-нибудь около этого,  -  говорю  я.  -  Твое  дело 
занимать и успокаивать ребенка, пока я не вернусь. А сейчас мы с тобой  напишем 
письмо старику Дорсету.
    Мы с Билом взяли бумагу  и  карандаш  и  стали  сочинять  письмо,  а  Вождь 
Краснокожих тем временем расхаживал взад  и  вперед,  закутавшись  в  одеяло  и 
охраняя вход в пещеру. Билл со слезами просил меня назначить  выкуп  в  полторы 
тысячи долларов вместо двух.
    - Я вовсе не пытаюсь  унизить  прославленную,  с  моральной  точки  зрения, 
родительскую любовь, но ведь мы имеем дело с людьми, а какой же  человек  нашел 
бы в себе силы заплатить две тысячи долларов за эту веснушчатую дикую кошку!  Я
согласен  рискнуть - пускай  будет  полторы  тысячи  долларов.  Разницу  можешь 
отнести на мой счет.
    Чтобы утешить Билла, я согласился, и  мы  с  ним  вместе  состряпали  такое 
письмо:

         "Эбенезеру Дорсету, эсквайру.
    Мы спрятали вашего мальчика в надежном месте, далеко от города.  Не  только 
вы, но даже самые ловкие  сыщики  напрасно  будут  его  искать.  Окончательные, 
единственные условия, на которых вы можете получить его обратно, следующие:  мы
требуем  за  его  возвращение  полторы  тысячи  долларов;  деньги  должны  быть 
оставлены сегодня в полночь на том же месте и в той же  коробочке,  что  и  ваш 
ответ, - где именно, будет сказано ниже.  Если  вы  согласны  на  эти  условия, 
пришлите ответ в письменном виде с кем-нибудь одним  к  половине  девятого.  За 
бродом через Совиный ручей по дороге к Тополевой роще растут три больших дерева 
на расстоянии ста ярдов одно от  другого,  у  самой  изгороди,  что  идет  мимо 
пшеничного поля, с правой стороны. Под столбом этой изгороди, напротив третьего 
дерева, ваш посланный найдет небольшую картонную коробку.
    Он должен положить ответ в эту коробку и немедленно вернуться в город.
    Если вы попытаетесь выдать нас  или  не  выполнить  наших  требований,  как 
сказано, вы никогда больше не увидите вашего сына.
    Если вы уплатите деньги, как  сказано,  он  будет  вам  возвращен  целым  и 
невредимым в течение трех часов. Эти условия окончательны, и, если вы на них не 
согласитесь, всякие дальнейшие сообщения будут прерваны.
                                                                   Два злодея".

    Я надписал адрес Дорсета и положил письмо в карман. Когда я уже собрался  в 
путь, мальчишка подходит ко мне и говорит:
    - Змеиный Глаз, ты сказал, что мне можно играть в разведчика, пока тебя  не 
будет.
    - Играй, конечно, - говорю я. - Вот мистер Билл с тобой поиграет. А что это 
за игра такая?
    - Я разведчик, - говорит Вождь Краснокожих, - и должен скакать на  заставу, 
предупредить поселенцев, что индейцы идут. Мне надоело самому быть индейцем.  Я 
хочу быть разведчиком.
    - Ну, ладно, - говорю я. - По-моему, вреда от этого не будет.  Мистер  Билл 
поможет тебе отразить нападение свирепых дикарей.
    - А что  мне  надо  делать?  -  спрашивает  Билл,  подозрительно  глядя  на 
мальчишку.
    - Ты будешь конь, - говорит разведчик. - Становись на четвереньки. А то как 
же я доскачу до заставы без коня?
    - Ты уж лучше займи его, - сказал я, - пока наш план не  будет  приведен  в 
действие. Порезвись немножко.
    Билл становится  на  четвереньки,  и  в  глазах  у  него  появляется  такое 
выражение, как у кролика, попавшего в западню.
    - Далеко ли до  заставы,  малыш?  -  спрашивает  он  довольно-таки  хриплым 
голосом.
    - Девяносто миль, - отвечает  разведчик. - И  тебе  придется  поторопиться, 
чтобы попасть туда вовремя. Ну, пошел!
    Разведчик вскакивает Биллу на спину и вонзает пятки ему в бока.
    - Ради бога, - говорит Билл, - возвращайся, Сэм, как можно  скорее!  Жалко, 
что мы назначили такой выкуп, надо бы не больше тысячи.  Слушай,  ты  перестань 
меня лягать, а не то я вскочу и огрею тебя как следует!
    Я отправился в Поплар-Ков, заглянул  на  почту  и  в  лавку,  посидел  там, 
поговорил с фермерами, которые приходили за  покупками.  Один  бородач  слышал, 
будто бы весь город переполошился из-за того, что у  Эбенезера  Дорсета  пропал 
или украден мальчишка. Это-то мне и нужно было знать. Я купил табаку, справился 
мимоходом,  почем  нынче  горох,  незаметно  опустил  письмо  в  ящик  и  ушел. 
Почтмейстер сказал  мне,  что  через  час  проедет  мимо  почтальон  и  заберет 
городскую почту.
    Когда я вернулся в пещеру, ни Билла, ни мальчишки нигде не  было  видно.  Я 
произвел разведку в окрестностях пещеры, отважился раза  два  аукнуть,  но  мне 
никто не ответил. Я закурил трубку и уселся на моховую кочку ожидать дальнейших
событий.
    Приблизительно через полчаса в кустах  зашелестело,  и  Билл  выкатился  на 
полянку перед пещерой. За ним крался мальчишка, ступая бесшумно, как разведчик, 
и ухмыляясь во всю ширь своей физиономии. Билл остановился, снял шляпу и  вытер 
лицо красным платком. Мальчишка остановился футах в восьми позади него.
    - Сэм, - говорит Билл, - пожалуй, ты сочтешь меня предателем, но  я  просто 
не мог терпеть. Я взрослый человек, способен к самозащите, и  привычки  у  меня 
мужественные, однако бывают случаи, когда все идет  прахом  -  и  самомнение  и 
самообладание. Мальчик ушел. Я отослал его домой. Все кончено. Бывали  мученики 
в старое время, которые скорее были готовы принять  смерть,  чем  расстаться  с 
любимой профессией. Но никто из них  не  подвергался  таким  сверхъестественным 
пыткам, как я. Мне хотелось остаться верным нашему  грабительскому  уставу,  но 
сил не хватило.
    - Что такое случилось, Билл? - спрашиваю я.
    - Я проскакал все девяносто миль до заставы, ни дюймом меньше,  -  отвечает 
Билл. - Потом, когда поселенцы были спасены, мне дали овса.  Песок  -  неважная 
замена овсу. А потом я битый час должен был объяснять, почему в  дырках  ничего 
нету, зачем дорога идет в обе стороны и отчего трава зеленая. Говорю тебе, Сэм, 
есть предел человеческому терпению. Хватаю мальчишку за шиворот и тащу  с  горы 
вниз. По дороге он меня лягает, все ноги от  колен  книзу  у  меня  в  синяках; 
два-три укуса в руку и в большой палец мне придется прижечь. Зато  он  ушел,  - 
продолжает Билл, - ушел  домой.  Я  показал  ему  дорогу  в  город,  да  еще  и 
подшвырнул его пинком футов на восемь вперед. Жалко, что выкуп мы  теряем,  ну, 
да ведь либо это, либо мне отправляться в сумасшедший дом.
    Билл  пыхтит  и  отдувается,  но  его  ярко-розовая   физиономия   выражает 
неизъяснимый мир и полное довольство.
    - Билл, - говорю я, - у вас в семье ведь нет сердечных болезней?
    - Нет, - говорит Билл,  -  ничего  такого  хронического,  кроме  малярии  и 
несчастных случаев. А что?
    - Тогда можешь обернуться, - говорю я, - и поглядеть, что у тебя за спиной.
    Билл оборачивается, видит мальчишку, разом бледнеет, плюхается на  землю  и 
начинает бессмысленно хвататься за траву и мелкие щепочки. Целый час я опасался 
за его рассудок. После этого я сказал ему, что, по-моему, надо кончать это дело 
моментально и что мы успеем получить выкуп и  смыться  еще  до  полуночи,  если 
старик Дорсет согласится на наше предложение. Так что Билл немного подбодрился,
настолько даже, что через силу улыбнулся мальчишке и  пообещал  ему  изображать 
русских в войне с японцами, как только ему станет чуточку полегче.
    Я придумал, как получить выкуп без всякого риска быть захваченным противной 
стороной, и мой план одобрил бы всякий профессиональный похититель. Дерево, под 
которое должны были положить ответ, а потом и деньги, стояло  у  самой  дороги; 
вдоль дороги была изгородь, а за ней с обеих сторон - большие голые поля.  Если 
бы того, кто придет за письмом, подстерегала шайка констеблей, его  увидели  бы 
издалека на дороге или посреди поля. Так нет же, голубчики! В половине девятого 
я уже сидел на этом дереве, спрятавшись не хуже древесной лягушки, и  поджидал, 
когда появится посланный.
    Ровно в  назначенный  час  подъезжает  на  велосипеде  мальчишка-подросток, 
находит картонную коробку под столбом, засовывает в  нее  сложенную  бумажку  и 
укатывает обратно в город.
    Я подождал еще час, пока не уверился, что подвоха тут нет. Слез  с  дерева, 
достал записку из коробки, прокрался вдоль изгороди  до  самого  леса  и  через 
полчаса был уже в пещере. Там я вскрыл  записку,  подсел  поближе  к  фонарю  и 
прочел ее Биллу. Она была написана чернилами, очень неразборчиво, и самая  суть 
ее заключалась в следующем:

         "Двум злодеям.
    Джентльмены, с сегодняшней почтой я  получил  ваше  письмо  насчет  выкупа, 
который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Думаю,  что  вы  запрашиваете 
лишнее, а потому делаю вам со своей стороны контрпредложение и полагаю, что  вы 
его примете. Вы приводите Джонни домой и платите мне двести пятьдесят  долларов 
наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше приходите ночью, а 
то соседи думают, что он пропал без  вести, и я  не  отвечаю  за  то,  что  они 
сделают с человеком, который приведет Джонни домой.
                                                    С совершенным почтением
                                                              Эбенезер Дорсет".

    - Великие пираты! - говорю я! - Да ведь этакой наглости...
    Но тут я взглянул на Билла и замолчал. У него  в  глазах  я  заметил  такое 
умоляющее выражение, какого не видел прежде ни у бессловесных, ни  у  говорящих 
животных.
    - Сэм, - говорит он, - что такое двести пятьдесят долларов в конце  концов? 
Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой, и придется  меня  свезти  в 
сумасшедший дом. Кроме  того,  что  мистер  Дорсет  настоящий  джентльмен,  он, 
по-моему, еще и расточитель, если делает нам  такое  великодушное  предложение. 
Ведь ты не собираешься упускать такой случай, а?
    - Сказать тебе по правде, Билл, - говорю я, - это сокровище  что-то  и  мне 
действует на нервы! Мы отвезем его домой, заплатим выкуп и смоемся  куда-нибудь 
подальше.
    В ту же ночь мы отвезли мальчишку домой. Мы его уговорили - наплели,  будто 
бы отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и мокасины и будто  бы  завтра 
мы с ним поедем охотиться на медведя.
    Было ровно двенадцать часов ночи, когда мы  постучались  в  парадную  дверь 
Эбенезера. Как раз в ту самую минуту, когда  я  должен  был  извлекать  полторы 
тысячи долларов из  коробки  под  деревом,  Билл  отсчитывал  двести  пятьдесят 
долларов в руку Дорсету.
    Как только мальчишка обнаружил, что мы собираемся  оставить  его  дома,  он 
поднял вой не хуже пароходной сирены и вцепился в ногу  Билла,  словно  пиявка. 
Отец отдирал его от ноги, как липкий пластырь.
    - Сколько времени вы сможете его держать? - спрашивает Билл.
    - Силы у меня уж не те, что прежде, - говорит старик Дорсет,  -  но  думаю, 
что за десять минут могу вам ручаться.
    - Этого довольно, - говорит Билл. - В десять минут я пересеку  Центральные, 
Южные и Среднезападные штаты и свободно успею добежать до канадской границы.
    Хотя ночь была очень темная, Билл  очень  толст,  а  я  умел  очень  быстро 
бегать, я нагнал его только в полутора милях от города.

    Перевод Н. Дарузес

_______________________________________________________________________________