| Главная страница |
| Книжная полка |
| Жан де Лафонтен |
Jean de La Fontaine
1621-1695
|
| Поэзия |
|
Афродита Каллипига Клистир Мельник, его сын и осел Неразрешимая задача Очки Послание мадам де ла Саблиер Эпиграмма на узы брака |
к началу страницы
Мельник, его сын и осел
Послание г-ну де Мокруа
Эллада - мать искусств, за это ей хвала.
Из греческих земель и басня к нам пришла.
От басни многие кормились, но едва ли
Они до колоска всю ниву обобрали.
Доныне вымысел - свободная страна.
Не вся захвачена поэтами она.
Их бредни разные я вспоминать не стану.
Но слушай, что Малерб рассказывал Ракану.
Они, кого венчал Горациев венец,
Кого сам Феб учил и дал нам в образец,
Гуляли как-то раз одни в безлюдной роще
(Друзьям наедине высказываться проще).
И говорил Ракан: "Мой друг, скажите мне,
Вы знаете людей, я верю вам вполне.
Вы испытали все, видали тронов смену,
И в вашем возрасте уж знают жизни цену.
Какой мне путь избрать? Подумайте о том.
Вы знаете мои способности, наш дом,
Родню, ну, словом, все, что нужно для сужденья.
В провинции ль засесть, где наши все владенья,
Идти ли в армию, держаться ли двора?
Добра без худа нет, как худа без добра.
В войне услады есть, а в браке - огорченья.
Когда б мой личный вкус мне диктовал решенья,
Мне цель была б ясна. Но двор, семья, друзья -
Всем надо угодить, в долгу пред всеми я".
И так сказал Малерб: "Вы просите совета?
Я баснею, мой друг, отвечу вам на это.
Мне довелось прочесть, что где-то на реке
Какой-то мельник жил в каком-то городке.
У мельника был сын - на возрасте детина!
И был у них осел - рабочая скотина.
Но вот случилось так, что продавать осла
Нужда на ярмарку обоих погнала.
Чтоб лучше выглядел и не устал с дороги,
Осла подвесили, жгутом опутав ноги,
Как люстру, подняли и дружно понесли,
Но люди со смеху сгибались до земли.
"Вот это зрелище! Вот это смех! Видали?
Осел совсем не тот, кого ослом считали!"
И понял мельник мой, что впрямь смешон их вид.
Осел развязан, снят и на земле стоит.
Войдя во вкус езды на человечьих спинах,
Он плачется на всех наречиях ослиных.
Напрасно: малый сел, старик идет пешком.
Навстречу три купца с откормленным брюшком.
Один кричит: "Эй, ты! Не стыд ли пред народом?
Сопляк! Обзавелся слугой седобородым,
Так пусть и едет он, шагать ты сам не хвор!"
Наш мельник не привык вступать с купцами в спор.
Он сыну слезть велит и на осла садится.
Как вдруг навстречу им смазливая девица.
Подружку тычет в бок с язвительным смешком:
"Такому молодцу да чтоб идти пешком!
А тот болван сидит, как на престоле папа!
Теленок на осле, а на теленке - шляпа!
И мнит себя орлом!" А мельник хмуро вслед:
"Ишь телка! Кто ж видал телка, который сед?"
Но дальше - пуще! Все хохочут, и в досаде
Старик, чтоб их унять, сажает сына сзади.
Едва отъехали шагов на тридцать - глядь,
Идет компания, как видно погулять.
Один опять кричит: "Вы оба, видно, пьяны!
Не бейте вы его, он свалится, чурбаны!
Он отслужил свое, не так силен, как встарь.
Торопятся, скоты, чтоб эту божью тварь
Продать на ярмарке, спустить ее на шкуру!"
Мой мельник думает: "Нет, можно только сдуру
Стараться на земле со всеми быть в ладу.
А все ж на этот раз я способ уж найду.
Сойдем-ка оба мы, авось удастся проба!"
И, придержав осла, с него слезают оба.
Осел, освободясь, пустился чуть не в бег.
Идет навстречу им какой-то человек.
"Вот новость, - молвит он, - я не видал доселе,
Чтобы осел гулял, а мельники потели!
Кто должен груз тащить - хозяин иль осел?
Ты в раму вставил бы скотину, мукомол:
И польза в башмаках и твой осел сохранней.
Николь - наоборот: недаром пел он Жанне,
Что сядет на осла. Да ты ведь сам осел!"
И молвил мельник мой: "Какой народ пошел!
Я, спору нет, осел, безмозглая скотина,
Но пусть меня хулят иль хвалят - все едино:
Я впредь решаю сам, что делать, - вот мой сказ!"
Он сделал, как решил, и вышло в самый раз.
А вы - молитесь вы хоть Марсу, хоть Приапу,
Женитесь, ратуйте за короля иль папу,
Служите, странствуйте, постройте храм иль дом, -
За что вас порицать - найдут, ручаюсь в том.
________________________________________________
к началу страницы
Неразрешимая задача
Добившись благосклонности одной дамы,
герцог Филипп Добрый так пленился ее
золотыми волосами, что основал в их
честь Орден Золотого Руна.
Из старинной хроники
Один не столько злой, сколь черномазый бес,
Большой шутник, охотник до чудес,
Помог влюбленному советом.
Назавтра тот владел любви своей предметом.
По договору с бесом наш герой
Любви пленительной игрой
Мог до отказа насладиться.
Бес говорил: "Строптивая девица
Не устоит, ты можешь верить мне.
Но знай: в уплату сатане
Не ты служить мне станешь, как обычно,
А я тебе. Ты мне даешь наказ,
Я выполняю самолично
Все порученья и тотчас
Являюсь за другими. Но у нас
Условие с тобой - одно на каждый раз:
Ты должен быстро говорить и прямо,
Не то прощай твоя красотка дама.
Промедлишь - и не видеть ей
Ни тела, ни души твоей.
Тогда берет их сатана по праву,
А сатана уж их отделает на славу".
Прикинув так и сяк, вздыхатель мой
Дает согласие. Приказывать - не штука,
Повиноваться - вот где мука!
Их договор подписан. Наш герой
К своей возлюбленной спешит и без помехи
С ней погружается в любовные утехи,
Возносится в блаженстве до небес,
Но вот беда: проклятый бес
Торчит всегда над их постелью.
Ему дают одну задачу за другой:
Сменить июльский зной метелью,
Дворец построить, мост воздвигнуть над рекой.
Бес только шаркнет, уходя, ногой
И тотчас возвращается с поклоном.
Наш кавалер счет потерял дублонам,
Стекавшимся в его карман.
Он беса стал гонять с котомкой в Ватикан
За отпущеньями грехов, больших и малых.
И сколько бес перетаскал их!
Как ни был труден или долог путь,
Он беса не смущал ничуть.
И вот мой кавалер уже в смятенье,
Он истощил воображенье,
Он чувствует, что мозг его
Не выдумает больше ничего.
Чу!.. что-то скрипнуло... Не черт ли? И в испуге
Он обращается к подруге,
Выкладывает ей, что было, все сполна.
"Как, только-то? - ему в ответ она. -
Ну, мы предотвратим угрозу,
Из сердца вытащим занозу.
Велите вы ему, когда он вновь придет,
Пусть распрямит вот это вот.
Посмотрим, как пойдет у дьявола работа".
И дама извлекает что-то,
Едва заметное, из лабиринта фей,
Из тайного святилища Киприды, -
То, чем был так пленен властитель прошлых дней,
Как говорят, видавший виды,
Что в рыцарство возвел предмет забавный сей
И Орден учредил, чьи правила так строги,
Что быть в его рядах достойны только боги.
Любовник дьяволу и молвит: "На, возьми,
Ты видишь, вьется эта штука.
Расправь ее и распрями,
Да только поживее, ну-ка!"
Захохотал, вскочил и скрылся бес.
Он сунул штучку под давильный пресс.
Не тут-то было! Взял кузнечный молот,
Мочил в рассоле целый день,
Распаривал, сушил и в щелочь клал и в солод,
На солнце положил, а после - в тень:
Испробовал и жар и холод.
Ни с места! Прóклятую нить
Не разогнешь ни так, ни эдак.
Бес чуть не плачет напоследок -
Не может волос распрямить!
Напротив: чем он дольше бьется,
Тем круче завитушка вьется.
"Да что же это может быть? -
Хрипит рогач, на пень садясь устало. -
Я в жизни не видал такого матерьяла,
Тут всей латынью не помочь!"
И он к любовнику приходит в ту же ночь.
"Готов оставить вас в покое,
Я побежден и это признаю.
Бери-ка штучку ты свою,
Скажи мне только: что это такое?"
И тот в ответ: "Сдаешься, сатана!
Ты что-то быстро потерял охоту!
А я бы мог всем бесам дать работу,
У нас ведь эта штучка не одна!"
________________________________________________
к началу страницы
Клистир
Мы правду любим даже в отраженье,
Каков же правды настоящий лик!
Я силу правды смолоду постиг
И отдал ей стихи мои в служенье.
Все лучшие умы влечет она.
Но правда задевает имена!
Во всем другом поэт ничем не связан
И скромным быть, конечно, не обязан.
Но имена и личности - о нет!
Их у меня не выведает свет!
В отчизне многих мудрецов, близ Мана,
Жила когда-то девушка одна.
Встречала в церкви юношу она.
Ум, смелый взор, манеры, стройность стана,
Задорный пух вокруг румяных губ, -
Короче, всем он скоро стал ей люб.
Ее ж господь отметил родом знатным,
Богатством, красотой, - средь женихов
На что угодно каждый был готов,
Чтоб только показаться ей приятным.
Напрасно: был ей тот красавец мил.
Ему был отдан девы юный пыл.
Отец и мать - натура человечья! -
Питая в сердце дух противоречья,
Ей прочили другого. Но она
Их так просила, так была нежна,
Так убеждала их красноречиво,
Что убедила. Как такое диво
Могло случиться - я молчу о том,
Но наш герой стал посещать их дом.
Их доброта, его ли обхожденье,
Иль, может быть, его происхожденье
(Он родом был, подобно им, высок) -
Не знаю что имело тут значенье.
Но всем известно: что счастливцам впрок,
То несчастливцам - словно вилы в бок.
Родителей красавицы немало
Его усердье пылкое пленяло,
Но это было все. А что еще
Вам нужно там, где любят горячо?
Увы, для нас - как пыль, как в чаше пена,
Что было благом в веке золотом.
Счастливый век! Я мог бы лишь с трудом
Тебя вообразить под небом Мэна!
Ты, бескорыстный, в пользу жениха
Решил бы это дело без греха.
А тут не то! Тут вышла вдруг затяжка.
Родители задумались. Бедняжка,
Сказав себе, что добрый Гименей
Простит в любви нетерпеливость ей,
Пустилась на решительные меры,
Обычные на острове Цитеры.
У римлян принял некий доктор прав
Особый термин для таких забав,
И там ввели, не оскорбив приличий,
Полулюбовь и полубрак в обычай, -
Чистилище у входа в брачный рай,
Любви неузаконенной обитель.
В одном лице - нотариус, родитель
И поп, теперь Амур душемутитель
Все сделал между делом, невзначай.
Вот наш герой, довольный и счастливый,
Проводит ночи с милою своей.
Я не открою как - оно скромней,
И сами догадаться бы могли вы.
Пролом в ограде да запасный ключ
И дар служанке - вот дорога к счастью,
Вот способ нежной наслаждаться страстью,
Не ведая грозящих бурей туч.
Раз ввечеру красавица моя
Сказала экономке престарелой,
Не посвященной в тайну девы смелой:
"Меня весь день знобит. Что съела я?" -
"Поставьте клизму, - та ей отвечает, -
Я на заре словечко вам шепну".
Но полночь бьет. Все отошло ко сну,
И вот - супруг! Торопится, не чает,
Когда, обняв красавицу жену,
Он утолит огонь любовной жажды.
По-своему страдает в мире каждый!
Его не упреждают ни о чем.
Часы бегут. Еще он полон страсти,
Еще Морфей над ним не знает власти,
Как вдруг, едва лишь утренним лучом
Взошедший день прокрался робко в дом,
Не постучась и хлопнув дверью громко,
С большим клистиром входит экономка.
По счастью, нашей паре повезло.
Извлечена недавно из сарая,
Уж на петлях висела дверь вторая
(Стоял сентябрь, и было не тепло).
Как поступила тут моя девица?
Ей надо было только не смутиться
И скрыть под одеялом молодца, -
Что проще, если действовать умело?
Но, как на грех, бедняжка побледнела,
Шепнула другу на ухо, в чем дело,
И, словно увидала мертвеца,
Сама от страха шасть под одеяло.
Друг был умней. Он, не смутясь нимало,
К той обратил, уткнув лицо в постель,
То, что к Марфизе обратил Брюнель.
Она, очки надев, рукой привычной
Ему клистир поставила отличный.
И, поклонясь, ушла. Господь, прости
Ее и всех, кто вольно иль невольно
Желанью станет поперек пути.
Мне публика заметит недовольно:
"Ты чушь состряпал!" (Может быть, и так.)
Пускай рядят и судят, что и как
Тут изменить, где переставить слово, -
Ведь критики настроены сурово.
Они мне скажут: "Эта сказка - ложь.
Ума у героини - ни на грош.
В ее поступках многое неясно.
Вначале образ дали вы прекрасно,
Но после - что за странный поворот?
Вступленье вовсе к делу не идет!"
Я мог бы так ответить вам, зоилы,
Что вам бы вся латынь не помогла.
Но стоит ли на это тратить силы,
И разве можно убедить осла?
Мне важно знать, играя легким словом,
Что на слово мне верят все друзья.
Я поручился, так чего еще вам?
Кто сведущ в этом более, чем я?
__________________________________________
к началу страницы
Очки
Уже не раз давал я клятвенный обет
Оставить наконец монашенок в покое.
И впрямь, не странно ли пристрастие такое?
Всегда один типаж, всегда один сюжет!
Но Муза мне опять кладет клобук на столик.
А дальше что? Клобук. Тьфу, черт, опять клобук!
Клобук, да и клобук - всё клобуки вокруг.
Ну что поделаешь? Наскучило до колик.
Но ей, проказнице, такая блажь пришла:
Искать в монастырях амурные дела.
И знай пиши, поэт, хотя и без охоты!
А я вам поклянусь: на свете нет писца,
Который исчерпать сумел бы до конца
Все эти хитрости, уловки, извороты.
Я встарь и сам грешил, но вот... да что за счеты!
Писать так уж писать! Жаль, публика пуста:
Тотчас пойдет молва, что дело неспроста,
Что рыльце у него у самого в пушку, мол.
Но что досужий плут про нас бы ни придумал,
Положим болтовне, друзья мои, конец.
Перебираю вновь забытые страницы.
Однажды по весне какой-то молодец
Пробрался в монастырь во образе девицы.
Пострел наш от роду имел пятнадцать лет.
Усы не числились в ряду его примет.
В монастыре себя назвав сестрой Коллет,
Не стал наш кавалер досуг терять без дела:
Сестра Агнесса в барыше!
Как в барыше? Да так: сестра недоглядела,
И вот вам грех на сестриной душе.
Сперва на поясе раздвинута застежка,
Потом на свет явился крошка,
В свидетели историю беру,
Похож как вылитый на юношу-сестру.
Неслыханный скандал! И это где - в аббатстве!
Пошли шушукаться, шептать со всех сторон:
"Откуда этот гриб? Вот смех! В каком ей братстве
Случилось подцепить подобный шампиньон?
Не зачала ль она, как пресвятая дева?"
Мать аббатиса вне себя от гнева.
Всему монастырю бесчестье и позор!
Преступную овцу сажают под надзор.
Теперь - найти отца! Где волк, смутивший стадо?
Как он проник сюда? Где притаился вор?
Перед стенами - ров, и стены все - что надо,
Ворота - крепкий дуб, на них двойной запор,
"Какой прохвост прикинулся сестрою? -
Вопит святая мать. - Не спит ли средь овец
Под видом женщины разнузданный самец?
Постой, блудливый волк, уж я тебя накрою!
Всех до одной раздеть! А я-то хороша!"
Так юный мой герой был пойман напоследок.
Напрасно вертит он мозгами так и эдак,
Увы, исхода нет, зацапали ерша!
Источник хитрости - всегда необходимость.
Он подвязал, - ну да? - он подвязал тогда,
Он подвязал, - да что? - ну где мне взять решимость
И как назвать пристойно, господа,
Ту вещь, которую он скрыл не без труда.
О, да поможет мне Венерина звезда
Найти название для этой хитрой штуки!
Когда-то, говорят, совсем уже давно,
Имелось в животе у каждого окно -
Удобство для врачей и польза для науки!
Раздень да посмотри и все прочтешь внутри.
Но это - в животе, а что ни говори,
Куда опасней сердце в этом смысле.
Проделайте окно в сердцах у наших дам -
Что будет, господи, не оберешься драм:
Ведь это все равно что понимать их мысли!
Так вот Природа-мать - на то она и мать, -
Уразумев житейских бед причины,
Дала нам по шнурку, чтоб дырку закрывать
И женщины могли спокойно и мужчины.
Но женщины свой шнур - так рассудил Амур -
Должны затягивать немножко чересчур,
Всё потому, что сами сплоховали:
Зачем окно свое некрепко закрывали!
Доставшийся мужскому полу шнур,
Как выяснилось, вышел слишком длинным
И тем еще придал нахальный вид мужчинам.
Ну словом, как ни кинь, а каждый видит сам:
Он длинен у мужчин и короток у дам.
Итак, вы поняли - теперь я буду краток, -
Что подвязал догадливый юнец:
Машины главный штырь, неназванный придаток,
Коварного шнурка предательский конец.
Красавец нитками поддел его так ловко,
Так ровно подогнул, что все разгладил там,
Но есть ли на земле столь крепкая веревка,
Чтоб удержать глупца, когда, - о, стыд и срам! -
Он нагло пыжится, почуяв близость дам.
Давайте всех святых, давайте серафимов -
Ей-богу, все они не стоят двух сантимов,
Коль постных душ не обратят в тела
Полсотни девушек, раздетых догола,
Причем любви богиня им дала
Всё, чтоб заманивать мужское сердце в сети:
И прелесть юных форм, и кожи дивный цвет, -
Все то, что солнце жжет открыто в Новом Свете,
Но в темноте хранит ревнивый Старый Свет.
На нос игуменья напялила стекляшки,
Чтоб не судить об этом деле зря.
Кругом стоят раздетые монашки
В том одеянии, что, строго говоря,
Для них не мог бы сшить портной монастыря.
Лихой молодчик наш глядит, едва не плача,
Ему представилась хорошая задача!
Тела их, свежие, как снег среди зимы,
Их бедра, их грудей округлые холмы,
Ну, словом, тех округлостей пружины,
Которые нажать всегда готовы мы,
В движенье привели рычаг его машины,
И, нить порвав, она вскочила наконец -
Так буйно рвет узду взбешенный жеребец -
И в нос игуменью ударила так метко,
Что сбросила очки. Проклятая наседка,
Лишившись языка при виде сих примет -
Глядеть на них в упор ей доводилось редко, -
Как пень, уставилась на роковой предмет.
Такой оказией взбешенная сверх меры,
Игуменья зовет старух-овец на суд,
К ней молодого волка волокут,
И оскорбленные мегеры
Выносят сообща суровый приговор:
Опять выходят все во двор,
И нарушитель мира посрамленный,
Вновь окружаемый свидетельниц кольцом,
Привязан к дереву, к стволу его лицом,
А к зрителям - спиной и продолженьем оной.
Уже не терпится старухам посмотреть,
Как по делам его проучен будет пленник:
Одна из кухни тащит свежий веник,
Другая - розги взять - бегом несется в клеть,
А третья гонит в кельи поскорее
Сестер, которые моложе и добрее,
Чтоб не пустил соблазн корней на той земле,
Но чуть, пособница неопытности смелой,
Судьба разогнала синклит осатанелый,
Вдруг едет мельник на своем осле -
Красавец, женолюб, но парень без подвоха,
Отличный кегельщик и славный выпивоха.
"Ба! - говорит, - ты что? Вот это так святой!
Да кто связал тебя и по какому праву?
Чем прогневил сестер? А ну, дружок, открой!
Или кобылку здесь нашел себе по нраву?
Бьюсь об заклад, на ней поездил ты на славу.
Нет, я уж понял все, мой нюх не подведет,
Ты парень хоть куда, пускай в кости и тонок,
Такому волю дай - испортит всех девчонок".
"Да что вы, - молвил тот, - совсем наоборот:
Лишь только потому я в затрудненье тяжком,
Что много раз в любви отказывал монашкам,
И не связался бы, клянусь вам, ни с одной
За груду золота с меня величиной.
Ведь это страшный грех! Нет, против божьих правил
И сам король меня пойти бы не заставил".
Лишь хохоча в ответ на все, что он сказал,
Мальчишку мельник быстро отвязал
И молвил: "Идиот! Баранья добродетель!
Видали дурака? Да нет, господь свидетель,
Взять нашего кюре: хоть стар, а все удал.
А ты! Дай место мне! Я мастер в этом деле.
Неужто от тебя любви они хотели?
Привязывай меня да убирайся, брат,
Они получат всё и, верь мне, будут рады,
А мне не надобно ни платы, ни награды,
Игра и без того пойдет у нас на лад.
Всех обработаю, не лопнул бы канат!"
Юнец послушался без повторенья просьбы,
Заботясь об одном: платиться не пришлось бы.
Он прикрутил его к стволу и был таков.
Вот мельник мой стоит, большой, широкоплечий,
Готовя для сестер прельстительные речи,
Стоит в чем родился и всех любить готов.
Но, словно конница, несется полк овечий.
Ликует каждая. В руках у них не свечи,
А розги и хлысты. Свою мужскую стать
Несчастный не успел им даже показать,
А розги уж свистят. "Прелестнейшие дамы! -
Взмолился он. - За что? Я женщинам не враг!
И зря вы сердитесь, я не такой упрямый
И уплачу вам все, что должен тот дурак.
Воспользуйтесь же мной, я покажу вам чудо!
Отрежьте уши мне, коль это выйдет худо!
Клянусь, я в ту игру всегда играть готов,
И я не заслужил ни розог, ни хлыстов".
Но от подобных клятв, как будто видя черта,
Лишь пуще бесится беззубая когорта.
Одна овца вопит: "Так ты не тот злодей,
Что к нам повадился плодить у нас детей!
Тем хуже: получай и за того бродягу!"
И сестры добрые нещадно бьют беднягу.
Надолго этот день запомнил мукомол.
Покуда молит он и, корчась, чуть не плачет,
Осел его, резвясь и травку щипля, скачет.
Не знаю, кто из них к чему и как пришел,
Что мельник делает, как здравствует осел, -
От этаких забот храни меня создатель!
Но если б дюжина монашек вас звала,
За все их белые лилейные тела
Быть в шкуре мельника не стоит, мой читатель.
___________________________________________________
к началу страницы
Эпиграмма на узы брака
Жениться? Как не так! Что тягостней, чем брак?
На рабство променять свободной жизни блага!
Второй вступивший в брак уж верно был дурак,
А первый - что сказать? - был просто бедолага.
______________________________________________
к началу страницы
Афродита Каллипига
Сюжет заимствован у Атенея
Когда-то задницы двух эллинок-сестер
У всех, кто видел их, снискали девам славу.
Вопрос был только в том, чтоб кончить важный спор -
Которой первенство принадлежит по праву?
Был призван юноша, в таких делах знаток,
Он долго сравнивал и все решить не мог,
Но выбрал наконец меньшую по заслугам
И сердце отдал ей. Прошел недолгий срок,
И старшей - брат его счастливым стал супругом.
И столько радости взаимной было там,
Что, благодарные, воздвигли сестры храм
В честь их пособницы Киприды Дивнозадой, -
Кем строенный, когда - не знаю ничего,
Но и среди святынь, прославленных Элладой,
С благоговением входил бы я в него.
___________________________________________________
к началу страницы
Послание мадам де ла Саблиер
Теперь, когда я стар, и муза вслед за мной
Вот-вот перешагнет через рубеж земной,
И разум - факел мой - потушит ночь глухая,
Неужто дни терять, печалясь и вздыхая,
И жаловаться весь оставшийся мне срок
На то, что потерял все, чем владеть бы мог.
Коль Небо сохранит хоть искру для поэта
Огня, которым он блистал в былые лета,
Ее использовать он должен, помня то,
Что золотой закат - дорога в ночь, в Ничто.
Бегут, бегут года, ни сила, ни моленья,
Ни жертвы, ни посты - ничто не даст продленья.
Мы жадны до всего, что может нас развлечь,
И кто так мудр, как вы, чтоб этим пренебречь?
А коль найдется кто, я не из той породы!
Солидных радостей чуждаюсь от природы
И злоупотреблял я лучшими из благ.
Беседа ни о чем, затейливый пустяк,
Романы да игра, чума республик разных,
Где и сильнейший ум, споткнувшись на соблазнах,
Давай законы все и все права топтать, -
Короче, в тех страстях, что лишь глупцам под стать,
И молодость и жизнь я расточил небрежно.
Нет слов, любое зло отступит неизбежно,
Чуть благам подлинным предастся человек.
Но я для ложных благ впустую тратил век.
И мало ль нас таких? Кумир мы сделать рады
Из денег, почестей, из чувственной услады.
Танталов от роду, нас лишь запретный плод
С начала наших дней и до конца влечет.
Но вот уже ты стар, и страсти не по летам,
И каждый день и час тебе твердит об этом,
И ты последний раз упился б, если б мог,
Но как предугадать последний свой порог?
Он мал, остатний срок, хотя б он длился годы!
Когда б я мудрым был (но милостей природы
Хватает не на всех), увы, Ирис, увы!
О, если бы я мог разумным быть, как вы,
Уроки ваши я б использовал частично.
Сполна - никак нельзя! Но было бы отлично
Составить некий план, не трудный, чтоб с пути
Преступно не было при случае сойти.
Ах, выше сил моих - совсем не заблуждаться!
Но и за каждою приманкою кидаться,
Бежать, усердствовать, - нет, этим всем я сыт!
"Пора, пора кончать! - мне каждый говорит. -
Ты на себе пронес двенадцать пятилетий,
И трижды двадцать лет, что ты провел на свете,
Не видели, чтоб ты спокойно прожил час.
Но каждый разглядит, видав тебя хоть раз,
Твой нрав изменчивый и легкость в наслажденье.
Душой во всем ты гость и гость лишь на мгновенье,
В любви, в поэзии, в делах ли - все равно.
Об этом всем тебе мы скажем лишь одно:
Меняться ты горазд - в манере, жанре, стиле.
С утра Теренций ты, а к вечеру Вергилий,
Но совершенного не дал ты ничего.
Так стань на новый путь, испробуй и его.
Зови всех девять муз, дерзай, любую мучай!
Сорвешься - не беда, другой найдется случай.
Не трогай лишь новелл, - как были хороши!"
И я готов, Ирис, признаюсь от души,
Совету следовать - умен, нельзя умнее!
Вы не сказали бы ни лучше, ни сильнее.
А может, это ваш, да, ваш совет опять?
Готов признать, что я - ну как бы вам сказать? -
Парнасский мотылек, пчела, которой свойства
Платон примеривал для нашего устройства.
Созданье легкое, порхаю много лет
Я на цветок с цветка, с предмета на предмет.
Не много славы в том, но много наслаждений.
В храм Памяти - как знать? - и я б вошел как гений,
Когда б играл одно, других не щипля струн.
Но где мне! Я в стихах, как и в любви, летун
И свой пишу портрет без ложной подоплеки:
Не тщусь признанием свои прикрыть пороки.
Я лишь хочу сказать, без всяких "ах!" да "ох!",
Чем темперамент мой хорош, а чем он плох.
Как только осветил мне жизнь и душу разум,
Я вспыхнул, я узнал влечение к проказам,
И не одна с тех пер пленительная страсть
Мне, как тиран, свою навязывала власть.
Недаром, говорят, рабом желаний праздных
Всю жизнь, как молодость, я загубил в соблазнах.
К чему шлифую здесь я каждый слог и стих?
Пожалуй, ни к чему: авось похвалят их?
Ведь я последовать бессилен их совету.
Кто начинает жить, уже завидев Лету?
И я не жил: я был двух деспотов слугой,
И первый - праздный шум, Амур - тиран другой.
Что значит жить, Ирис? Вам поучать не внове.
Я даже слышу вас, ответ ваш наготове.
Живи для высших благ, они к добру ведут.
Используй лишь для них и свой досуг, и труд,
Чти всемогущего, как деды почитали,
Заботься о душе, от всех Филид подале,
Гони дурман любви, бессильных клятв слова -
Ту гидру, что всегда в людских сердцах жива.
Переводы В. Левика
к началу страницы
________________________________________________________________________________________
Подготовка текста - Лукьян Поворотов