|
Латиноамериканская поэзия
|
|
Латиноамериканские авторы XIX-XX столетий
|
Леопольдо Лугонес
1874-1938
к началу страницы
Луна-обманщица
Луна золотая
блестит в небесах,
в кошачьих глазах
коварно мерцая.
Поэты, не зная,
что путь ваш - впотьмах,
бредете, в стихах
луну воспевая.
О, как же был прав
Шекспир, написав
(и не поленитесь
прочесть те, кто юн):
"Swear not by the moon..." -
"Луной не клянитесь..."
____________________________
к началу страницы
Ноктюрн
Блещет свет лунный
вешней порою
в полных покоя
водах лагуны.
Тихо, прохладно,
полночь лучиста.
Золотом чистым -
лунные пятна.
Вдруг потемнело...
Туча сокрыла
ночи светило,
в траур одела.
Лунного лика
взор затуманен.
Серый свет странен,
смазаны блики.
Как привиденья,
то возникают,
то исчезают
смутные тени.
И, поднимая
морды, собаки
лают во мраке,
хрипнут от лая.
___________________
к началу страницы
В минуту покоя
Затихший мир засыпает.
И тополь зеленой кроной
небесную синь заслоняет.
Он жаждет - в высь устремленный,
свободный, обретший сознанье -
узреть красоту мирозданья
в лазурном окне небосклона.
________________________________
к началу страницы
Очарование
Морской воды лазурная свобода!
Вечерних сумерек сапфирный свет!
Окрашены в единый синий цвет
морская глубь и купол небосклона.
Какой покой в лазоревом просторе!
Песчаный берег - в дымке голубой.
А белый парус над морской волной -
как лунный серп, сверкающий над морем.
Ты - счастлив. Видишь, словно бы впервые,
и синь воды, и синий небосвод.
И кажется, что море солнце льет -
счастливые, соленые, морские.
_________________________________________
к началу страницы
Осенняя отрада
Над золотистой долиной
бледный закат умирает.
Шорох листвы тополиной
наши шаги повторяет.
Точкой - далекая птица...
И от цветов на поляне
вдруг голова закружится,
словно бы в юности ранней.
Звездным огнем заблистало
небо от края до края.
В чаше фонтана устало
плещет вода, засыпая.
__________________________
к началу страницы
Псалом дождя
Начало
Было похоже небо на грот, что наполнен водою;
словно катились камни - вдали погромыхивал гром;
ветер пропах лимоном и, прошуршав листвою,
изредка и лениво бил по земле хвостом.
Серо-свинцовые тучи медленно-медленно плыли,
клевер сухие соцветья к низким вздымал небесам,
над изнуренным полем - завеса горячей пыли,
чертополоха бутоны синели то там, то сям.
И наступила минута - кончилось время затишья,
молния огненной плетью полог туч рассекла,
рухнуло наземь небо, словно огромная крыша -
крыша из балок железных и лопнувшего стекла.
Дождь
Ивой с ветками гибкими, ивой с листвой шумящей
был этот ливень, летящий к сонной и знойной земле;
и также было похоже: охотник стреляет в чаще -
вспышки молний сверкали, и гром грохотал во мгле.
Капли дождя скакали по травам, по тропам, по склонам,
раковиной звучащей казался весь мир вокруг,
пело, звенело, журчало... И, в ивняке пропыленном
с шумом ударив по листьям, дождь прекратился вдруг.
Покой
Нега деревьев омытых, окрашенных солнца кармином.
Нега ручьев и оврагов, наполненных свежей водой.
Прозрачная нега песни - запел щегол над долиной.
Нега чудесного вечера. Радость, отдых, покой.
Завершение
Струилось благоуханье цветущего розмарина,
и куропатка свистела, прячась в траве густой.
"Salmo pluvial"
Переводы В. Андреева
_____________________________________________________
к началу страницы
К гаучо
Род отважный, постоянный,
полный первобытных сил,
ты отчизну воплотил
в конной статуе чеканной.
От удачи бесталанной
ярче жертвенность твоя -
так кровавая струя
из разверстой бычьей жилы
полыхает что есть силы
алым стягом бытия.
Ибо стойкость в злые годы -
так судьбой утверждено -
претворит одна в вино
гроздья черные невзгоды.
Мера полная свободы
вам отмерится с лихвой
меж опасностью прямой
и отвагой непреклонной,
между острием факона
и певучею строкой.
В час великих испытаний,
что в веках прославил нас,
так же, как в счастливый час,
слышен голос птицы ранней.
Пайядора песнь в тумане
возвестила нам рассвет, -
и ушел за солнцем вслед,
в алом свете исчезая,
гаучо, избранник мая,
он уж не вернется, нет!
Так прошел он по земле,
за собой оставив пламя,
поднимая бунта знамя
против жизни в кабале.
Крепко держится в седле,
скачкой пампу пробуждая.
Скачет с ним его родная
Аргентина за спиной,
охватив его рукой, -
радостная, молодая.
В Суипаче, в Айякучо
ратный путь его пролег -
там иссяк он, как поток,
низвергающийся с кручи.
Он, умелый и везучий,
зло любое исцелял,
он умом и силой взял
и в борьбе с самоуправством
верх одерживал лукавством -
легкий, звонкий, как реал.
Не колеблясь, за вождем
шел на смерть своей охотой;
стала сабля патриота
для него простым ножом;
простодушен, прям во всем,
верил он не без причины,
что и в горький час кончины,
в час борьбы и в час труда -
шпоры гаучо всегда
украшение мужчины.
Есть в поэзии его
первого цветка приманка,
зорь весенних торжество
с конским ржаньем спозаранку;
и румяная смуглянка,
в холст одетая простой,
крутобедрой красотой
нам в сердца несет смятенье -
плод весеннего томленья,
спелым соком налитой!
Стал нам памятью о нем
только горький плач гитарный -
край его неблагодарный
отказал ему во всем.
Мы добра не бережем -
нам булыжник, право слово,
лучше слитка золотого;
без вины осуждена,
гибнет в наши времена
нашей родины основа.
Перевод М. Квятковской
______________________________
к началу страницы
Уже...
Вновь осень надсадно
шуршит за окном
лозой виноградной,
горящей огнем
пурпурным. И охрой
каштан окроплен.
Воробышек мокрый
летит на балкон.
Листва под ногами
грустна и мертва.
Все в прошлом. Мы сами -
как эта листва.
Уже наступила
пора вспоминать.
Что было, то было,
не будет опять.
Уже все позднее
рассвет настает,
и все холоднее
блестит небосвод.
Мир ярок - как в призме.
Свет тихий в душе.
И скоро у жизни
ты спросишь: "Уже?"
Перевод В. Андреева
________________________
к началу страницы
К Андам
Колоссы вечные, на ваших склонах
народ мой лучшую писал страницу
огнем и кровью; ваш высокий вал -
надежная опора нашей чести.
Расскажет пусть о том рассветный пик,
где отрясает ветер снеговые
покровы; сыновья утесов, кондоры,
крылами, словно вольными словами,
огромные пусть начертают строфы,
чтоб ваша тень до солнца поднялась.
Подобна оде ваша синева,
поющая сквозь дальность расстояний
о том, что небо преобразовало
свою лазурь в сапфиры ваших граней.
Должно быть, так же грозны и суровы
сердца героев, покоривших горы
в упорной многовековой борьбе.
Они, как эти горы, - крепче стали,
увенчаны такой же сединою;
извечное стремленье мысли к небу
вершины убеляет и сердца.
И бирюзой, и мехом горностая
одеты ваши царственные плечи.
Ручищами утесов и лесов
вы стиснули поводья водопадов -
сверкающие, звонкие уздечки,
закушенные пенной пастью моря.
У вашего подножья распростерла
ковры побегов честная лоза,
которую на струнах пел Мендоса,
и словно кровь, струящаяся в жилах,
теплом и жизнью наполняет плоть -
так огнедышащая кровь вулканов
животворит душистое вино,
чей легкий пламень согревает душу.
Под зарослями лавра ваша грудь
могучих рудных жил скрывает силу,
собрали вы все климаты земные, -
кедровые леса и чащи буков,
вас одевает бархат кипариса,
вас овевают опахала пальм.
Блестящих ваших льдов великолепье -
огромные чертоги чистых вод,
печальная мечта песков далеких,
где лишь надежду сеял человек.
Грядущий урожай предвосхищая,
он сам трудом грядущее творит;
и день придет, когда из черной ямы
пробьется долгожданная волна,
и звонкий плеск студеного колодца
вам, горы, прозвенит свою хвалу,
как опрокинутая колокольня,
веселые затеет перезвоны,
и поднимающаяся бадья,
гудящая, как колокол огромный,
наполненная солнцем горных речек,
к нам голос ваш хрустальный донесет.
Как будто мука трудного рожденья
ваш мощный искорежила хребет,
вы - рать бессмертная, что воплотилась
в фалангу первобытных изваяний,
похожих на бессмертных тех героев,
что сами вы и породили, горы.
Пусть наши дети чаще видят горы!
В горах их души станут благородней;
сам горец, я узнал, как много значит
немая дружба камня для души.
Здесь добродетель станет человечней,
здесь терпко пахнет горькая трава,
и мрамор скал, и ледяные шлемы
во всей суровой красоте свободы
заставят их раскрыть глаза пошире,
чтоб лучше видеть родину свою.
Перевод М. Квятковской
______________________________________
к началу страницы
Старость Анакреона
Кончался день. Из алых роз корона
Увенчивала вдохновенный лик.
Божественных созвучий бил родник,
Полн искристого солнечного звона.
В лад сладостным стихам Анакреона
Звук мерный и глухой вдали возник:
Мычало море, как безрогий бык,
Впряженный в колесницу Аполлона.
И ливень роз!.. Поэт склонил чело.
В его душе отрадно и светло, -
Как будто в жилы юный пламень влили!
Он чувствует - в его кудрях цветы,
К ним протянул дрожащие персты...
Венок был не из роз - из белых лилий.
Перевод М. Донского
_____________________________________
к началу страницы
Oceánida
El mar, lleno de urgencias masculinas,
bramaba en derredor de tu cintura,
y como un brazo colosal, la oscura
ribera te amparaba. En tus retinas,
y en tus cabellos, y en tu astral blancura
rieló con decadencias opalinas
esa luz de las tardes mortecinas
que en el agua pacífica perdura.
Palpitando a los ritmos de tu seno
hinchóse en una ola el mar sereno;
para hundirte en sus vértigos felinos
su voz te dijo una caricia vaga,
y al penetrar entre tus muslos finos
la onda se aguzó como una daga.
____________________________________________
к началу страницы
A ti, única
(Quinteto de la luna y del mar)
Piano
Un poco de cielo y un poco de lago
donde pesca estrellas el grácil bambú,
y al fondo del parque, como intimo halago,
la noche que mira como miras tú.
Florece en los lirios de tu poesía
la cándida luna que sale del mar,
y en flébil delirio de azul melodía,
te infunde una vaga congoja de amar.
Los dulces suspiros que tu alma perfuman
te dan, como a ella, celeste ascensión.
La noche.... tus ojos.... un poco de Schuman...
y mis manos llenas de tu corazón.
Primer violín
Largamente, hasta tu pie
se azula el mar ya desierto,
y la luna es de oro muerto
en la tarde rosa té.
Al soslayo de la luna
recio el gigante trabaja,
susurrándote en voz baja
los ensueños de la luna.
Y en lenta palpitación,
más grave ya con la sombra,
viene a tenderte de alfombra
su melena de león.
Segundo violín
La luna te desampara
y hunde en el confín remoto
su punto de huevo roto
que vierte en el mar su clara.
Medianoche van a dar,
y al gemido de la ola,
te angustias, trémula y sola,
entre mi alma y el mar.
Contrabajo
Dulce luna del mar que alargas la hora
de los sueños de amor; plácida perla
que el corazón en lágrima atesora
y no quiere llorar por no perderla.
Así el fiel corazón se queda grave,
y por eso el amor, áspero o blando,
trae un deseo de llorar, tan suave,
que sólo amarás bien si amas llorando.
Violoncelo
Divina calma del mar
donde la luna dilata
largo reguero de plata
que induce a peregrinar.
En la pureza infinita
en que se ha abismado el cielo,
un ilusorio pañuelo
tus adioses solicita.
Y ante la excelsa quietud,
cuando en mis brazos te estrecho
es tu alma, sobre mi pecho,
melancólico laúd.
1917
_______________________________________________
к началу страницы
De la musa al académico
Señor Arcadio, hoy es la fiesta,
Es la fiesta del Carnaval.
Estalla al sol como una orquesta
Toda su cháchara jovial.
Lindos están el mar y el cielo;
Fermentan sátira y tonel;
La mosca azul detiene el vuelo
En tu saliva de hidromiel.
Traza mi castañuela intrusa
Un loco vals sobre el tapiz,
Y mi ligero pie de musa
Un arco bajo tu nariz.
Mi vino es pálido y valiente
Como un héroe, y va también,
El flaco pollo decadente
Frito en mi mágica sartén.
Mi sartén, reina de las ollas,
Porque es la luna - gran perol -
Donde frío como cebollas
Cráneos sabios en luz de sol.
Ven, que en la danza, las parejas
Te darán sitio principal,
Porque tus plácidas orejas
Son la mitra internacional.
_________________________________
к началу страницы
El astro propicio
Al rendirse tu intacta adolescencia,
emergió, con ingenuo desaliño,
tu delicado cuello, del corpiño
anchamente floreado. En la opulencia,
del salón solitario, mi cariño
te brindaba su equívoca indulgencia
sintiendo muy cercana la presencia
del duende familiar, rosa y armiño.
Como una cinta de cambiante faya,
tendía su color sobre la playa
la tarde. Disolvía tus sonrojos,
en insidiosas mieles mi sofisma,
y desde el cielo fraternal, la misma
estrella se miraba en nuestros ojos.
_____________________________________
к началу страницы
Salmo pluvial
Tormenta
Érase una caverna de agua sombría el cielo;
el trueno, a la distancia, radaba su peñón;
y una remota brisa de conturbado vuelo,
se acidulaba en tenue frescura de limón.
Como caliente polen exhaló el campo seco
un relente de trébol lo que empezó a llover.
Bajo la lenta sombra, colgada en denso fleco,
se vio el caudal con vívidos azules florecer.
Una fulmínea verga rompió el aire al soslayo;
sobre la tierra atónita cruzó un pavor mortal;
y el firmamento entero se derrumbó en un rayo,
como un inmenso techo de hierro y de cristal.
Lluvia
Y un mimbreral vibrante fue el chubasco resuelto
que plantaba sus líquidas varillas al trasluz,
o en pajonales de agua se espesaba revuelto,
descerrajando al paso su pródigo arcabuz.
Saltó la alegre lluvia por taludes y cauces,
descolgó del tejado sonoro caracol;
y luego, allá a lo lejos, se desnudó en los sauces,
transparente y dorada bajo un rayo de sol.
Calma
Delicia de los árboles que abrevó el aguacero.
Delicia de los gárrulos raudales en desliz.
Cristalina delicia del trino del jilguero.
Delicia serenísima de la tarde feliz.
Plenitud
El cerro azul estaba fragante de romero,
y en los profundos campos silbaba la perdiz.
___________________________________________________
Альфонсина Сторни
1892-1938
к началу страницы
Слова, обращенные к Рубену Дарио
Уснули книги твои в ночной тишине лесной.
Другие книги теперь, не скрою, меня манят,
иной картины цветы, иных садов аромат.
Языческих гимнов твоих я не пою под луной.
Отныне по нраву мне - волчицы зазывный вой,
язык без всяких прикрас - ночных кипарисов ряд,
прозрачный отточенный стиль - прохладный
цветущий сад,
невыдуманный сюжет - волненья любви земной.
Случайно книгу твою взяла я в руки сейчас,
уже от первой строки не отвести мне глаз,
как будто душистый мед - у жаждущих губ моих.
Так сладко - как в первый раз! - вернуться
к прежней любви;
наверное, растворен от века в нашей крови
весенний, яркий, лесной, твой вдохновенный стих.
________________________________________________
к началу страницы
Солнце Америки
Закрыты окна спальни, я блуждаю
по брегу сновиденья и ловлю
старинных рыб американских мифов,
и открывает душу мне коралл.
(Вот человек с огромной головой,
он - громовержец, но сейчас тоскует
по глине, из которой существо
живое должен сотворить впервые.)
Сквозь щель в окне неслышно протянулся
луч солнечный горячею рукой,
и сна, коварный, он меня лишил.
И вот уже свет солнечный стучит
снаружи в окна спальни - он явился,
и Новый Свет явился вместе с ним.
Переводы В. Андреева
________________________________________________
к началу страницы
Un lápiz
Por diez centavos lo compré en la esquina
y vendiómelo un ángel desgarbado;
cuando a sacarle punta lo ponía
lo vi como un cañón pequeño y fuerte.
Saltó la mina que estallaba ideas
y otra vez despuntólo el ángel triste.
Salí con él y un rostro de alto bronce
lo arrió de mi memoria. Distraída
lo eché en el bolso entre pañuelos, cartas,
resecas flores, tubos colorantes,
billetes, papeletas y turrones.
Iba hacia no sé dónde y con violencia
me alzó cualquier vehículo, y golpeando
iba mi bolso con su bomba adentro.
___________________________________________
к началу страницы
Queja
Señor, mi queja es ésta,
Tú me comprenderás;
De amor me estoy muriendo,
Pero no puedo amar.
Persigo lo perfecto
En mí y en los demás,
Persigo lo perfecto
Para poder amar.
Me consumo en mi fuego,
¡Señor, piedad, piedad!
De amor me estoy muriendo,
¡Pero no puedo amar!
__________________________
к началу страницы
Viaje
Hoy me mira la luna
blanca y desmesurada.
Es la misma de anoche,
la misma de mañana.
Pero es otra, que nunca
fue tan grande y tan pálida.
Tiemblo como las luces
tiemblan sobre las aguas.
Tiemblo como en los ojos
suelen temblar las lágrimas.
Tiemblo como en las carnes
sabe temblar el alma.
¡Oh! la luna ha movido
sus dos labios de plata.
¡Oh! la luna me ha dicho
las tres viejas palabras:
"Muerte, amor y misterio..."
¡Oh, mis carnes se acaban!
Sobre las carnes muertas
alma mía se enarca.
Alma - gato nocturno -
sobre la luna salta.
Va por los cielos largos
triste y acurrucada.
Va por los cielos largos
sobre la luna blanca.
____________________________
Рауль Гонсалес Туньон
1905-1974
к началу страницы
Стихи к одной фотографии
Я в лицо моей родине, как обвиненье,
брошу этот портрет. Страхом скованный рот;
как пугливый зверек, она вся в напряженье...
Эта девушка здесь, в Аргентине, живет.
В грустно-нежном соцветье улыбки сердечной
сквозь жестокую боль проступает на миг
под зловещим покровом усталости вечной
красоты ее дикой божественный лик.
Огрубелые руки не знают покоя,
все в мозолях сплошных, они сеют и жнут.
Ей обидные клички больней, чем побои.
Ее голодом морят за каторжный труд.
Повторял ее имя Спартак, погибая.
За нее на кресте принял муки Христос.
Дочь Адама и Евы, лишенная рая,
чьи страданья и скорбь долетают до звезд.
Пусть лицо обвевает ей ветер лукавый,
отлетевший от розы ветров лепесток.
Пусть вернут ей лишь то, что должны ей по праву:
горы, небо, моря, перекрестки дорог.
Пусть поставят ей дом на земле плодородной,
пусть зажжется очаг, застрекочет сверчок.
Пусть вспорхнет ее сердце орленком свободным,
и пусть сон ее будет беспечно-глубок.
Слышу я, как История грозным набатом
загудела: в лицо угодил ей портрет!
Ради девушки этой я стану солдатом,
чтобы ночь умерла и родился рассвет.
Перевод И. Чежеговой
________________________________________________
к началу страницы
Офорт
Как невралгия, дождь терзает переулок.
Он слезы льет в ночи над болью всей планеты.
В чахоточном дворе внезапный хохот гулок,
и гаснет лампы свет, и умирает где-то.
Пришел слепой старик: котомка - жизни сальдо.
Ли-лангу видится пекинский уголок.
Горбун со скрипкою все грезит Эсмеральдой
немыслимой, - и все хрипит его смычок.
И странной жалобой кому-то вторит скрипка.
Летучей мыши тень похожа на калеку.
А тень моя в углу качается так зыбко,
напоминая мне фантазии Эль Греко.
Из бара - музыка. Она звучит ошибкой;
и ветер, прикорнув на крыше, засыпает
под плач, исторгнутый припадочною скрипкой -
она во тьме ночной поет и погибает.
Перевод О. Савича
_____________________________________________
к началу страницы
Я хотел бы, чтоб ты снималась
в моей звуковой картине
Послушай-ка, ты, девчонка,
с веснушчато-вздернутым носом!
Тебе каких-нибудь двадцать; впереди - надежд
миражи...
Жених твой - рабочий парень, похожий на Нильса
Астора,
неумелым прищуром завешен взгляд твой
прозрачно-синий...
Я хотел бы, чтоб ты снималась в моей звуковой
картине!
Поют на деревьях птицы в радужном оперенье.
С базара несут хозяйки в корзинах фрукты, коренья.
Я вижу стройку, рабочих, сварки свежий шов,
блоки, подъемные краны, нагроможденье лесов.
В белых сверкающих зданьях лифты блестят
полировкой,
на этажи поднимая газетные заголовки.
Я чувствую, сердце мчится, рождая мысль на бегу,
и она замыканьем коротким вспыхивает в мозгу.
Дешевенькая таверна. Игроки устали от споров.
Парикмахерские сияют разноцветным кольцом реклам.
И дома, где в узости длинных, освещенных едва
коридоров
цвет одинаково тусклый дан и ночам и дням.
И порт. Любимое сердцем место уединенья,
Там запах моря наполнен памятью и забвеньем,
там рвется душа на волю, к странствиям
и приключеньям...
И порт, и таверна, и море пропитаны жаждой
движенья.
Послушай меня, девчонка в берете пушисто-синем, -
вряд ли дороже доллара этот новый берет, -
я хотел бы, чтоб ты снималась в моей звуковой
картине!
И еще... Но сказать об этом слов настоящих нет.
__________________________________________________
к началу страницы
Блюз покинутого корабля
Я здесь давно, с тех пор как потерпел крушенье...
Кто, изменив мой курс, разбил меня о риф?
Здесь разрушаюсь я и превращаюсь в дерево,
лишь дерево одно мой образ сохранит.
Я илом занесен, во мне каменьев груды,
в них тайна гибели моей погребена.
На корабле - один, став жертвой грозной бури
о риф забвения разбился капитан.
Воспоминанья вновь живут в моих отсеках,
едва луна во тьме найдет меня лучом.
Я вижу, как, дрожа, целуют мачты небо
в водовороте злых, солено-горьких волн.
Я вижу порты вновь, холмы угля и соли,
таможню, грустного чиновника глаза...
На кораблях чужих поют аккордеоны
в моряцкой злой тоске о милых берегах.
В тавернах моряки пестрят татуировкой:
здесь женщин имена, и сердце, и стрела...
Играет автомат, и чайки с криком громким
над баржей немощной, как ангелы, кружат.
Я вижу контуры затопленных селений
и слезы матерей о мертвых сыновьях,
зловещий силуэт жилищ оцепенелых
и полчища бродяг на грязных пристанях.
Я огибаю вновь благоуханный остров,
и рыбаки следят за мной в закате дня...
Я снова их детей зову из глуби мертвой,
но, поглотивший их, не внемлет океан.
Не страшен мне туман, глаз рулевого зорок.
Я к берегам чужим везу восторг и боль.
В моих каютах спят любви случайной воры,
и старый лесоруб, и шайка шулеров.
Не могут сокрушить мой остов горделивый
ни тягостный туман, ни солнечный костер.
И мой покой в плену приливов и отливов
тревожит лишь порой набег ребячьих орд.
О, быть бы мне мостом, огромным и звенящим,
в строительных лесах себя запечатлеть
или ковчегом стать в потопе предстоящем...
Но заживо навек я похоронен здесь.
Порой прошелестит вдоль отмели песчаной
Марии легкий шаг. Движения ее
так юны и нежны. И с тихим состраданьем
на одиночество она глядит мое.
И я тогда люблю безлюдье, и туманы,
и осень влажную, и старую печаль...
Мне машет альбатрос приветливо крылами,
и скорбный облик мой - весь в золотых лучах.
Переводы И. Чежеговой
__________________________________________________
к началу страницы
El Entierro del Títere
Con narices de trapo
coloradas de frío
y el corazón de estopa
saliéndoles del pecho
condujeron al títere
que en la carpa velaron
envuelto en blanca ropa
a su último lecho
del fondo del baldío
los títeres hermanos.
Detrás con su sombrero
de ceremonia oscuro,
la cara de cabrero
y la espalda encorvada
de inviernos y de apuros,
iba el Titiritero.
Allí quedó el fantoche
al fondo del baldío
entre salvajes rosas
y juguetes perdidos.
Lloverá por la noche
y al alba habrá un charquito
de agua junto a él,
bordeando la fosa.
Vendrá un niño y pondrá
su barco de papel.
Rosas: ¡Lloren por él!
____________________________
к началу страницы
El poeta murió al amanecer
Sin un céntimo, solo, tal como vino al mundo,
murió al fin en la plaza frente a la inquieta feria.
Velaron el cadáver del dulce vagabundo
dos musas: la esperanza y la miseria.
Fue un poeta completo de su vida y su obra,
escribió versos casi celestes, casi mágicos,
de invención verdadera
y como hombre de su tiempo que era
también ardientes cantos y poemas civiles
de esquinas y banderas.
Algunos, los más viejos, lo negaron de entrada.
Algunos, los más jóvenes, lo negaron después.
Hoy irán a su entierro cuatro buenos amigos,
los parroquianos del Café,
los artistas del circo ambulante,
unos cuantos obreros,
un antiguo editor,
una hermosa mujer
y mañana, mañana,
florecerá la tierra que caiga sobre él.
Deja muy pocas cosas, libros, un Heine, un Whitman,
un Quevedo, un Darío, un Rimbaud, un Baudelaire,
un Schiller, un Bertrand, un Becquer, un Machado,
versos de un ser querido que se fue antes que él,
muchas cuentas impagas, un mapa, una veleta
y una antigua fragata dentro de una botella.
Los que le vieron dicen que murió como un niño.
Para él fue la muerte como el último asombro:
tenía una estrella muerta sobre el pecho vencido,
y un pájaro en el hombro.
____________________________________________________
к началу страницы
Solitaria Mascarita
El cascabel es una flor con música,
(opinión de Adolfo Enrique)
No hay nada más triste que una máscara suelta
y ahora, cuando el carnaval es triste,
pero esa lleva un gorro de cascabeles, eh,
y el cascabel es una flor con música.
(En los remotos comienzos del hombre
sin duda un niño intentó la metáfora,
la imagen, el cimiento sutil de los poemas.)
En el fondo del martes se dibuja
la fugaz mascarita solitaria.
Pero hay algo más triste y es cuando se va el circo
que en los anchos terrenos hizo vibrar su carpa.
Porque el circo, ése sí que es una flor con música
derramada y sonora. Clara como un domingo.
Una vez yo me fui detrás de un circo pobre.
Detrás de un sueño; de un sueño con música.
___________________________________________________
Хулио Кортасар
1914-1984
к началу страницы
Нелепо
Сломанное дерево
опять сажать - что толку?
К листве сухой иль блеклой
нет у птиц доверия.
Устраивать запруду
реке - немногим лучше
Всегда ветра и тучи
с водой едины будут.
Страннику о доме
напоминать - нет смысла.
Оплачена отчизна
изгнаннической долей.
Перевод В. Андреева
"Pavadas"
__________________________
к началу страницы
Повиновение
To the dark lady
И вот опять охотничий манок
послышался в расстроенной гитаре, -
нас только двое в многолюдном баре,
и каждый безнадежно одинок;
нет, это не любовь, а лишь предлог
для близости, когда в сплошном угаре
по телу твоему я слепо шарю,
но ускользаешь ты: еще не срок.
Пусть наших бдений дымный часовой
ночь напролет горит над головой;
здесь рабство горькое любви разъятой
соединяет - как, я не пойму -
слепившую тебя глухую тьму
с едва заметной полосой заката.
Гавана, 1967
Перевод В. Петрова
"La obediencia"
____________________________________
к началу страницы
Рондо
Бродит павой у воды
запах агуарибая,
сладкой горечью его
тьма наполнена ночная.
Тронет волосы твои
мягкая волна морская
иль зеленая струна
скрипки агуарибая.
Волосы твои мокры,
и стоишь ты, ожидая,
чтобы высушило их
феном агуарибая.
"Ronda"
______________________
к началу страницы
Двойной вымысел
Когда небесной розы лепестки
нам отсчитают время возвращенья
и неподвижною безмолвной тенью
застынут слов холодные ростки, -
пусть нас любовь проводит до реки,
где отойдет челнок - спустя мгновенье,
пусть имя легкое твое в смятеньи
проснется в линиях моей руки.
Я выдумал тебя - я существую;
орлица, с берега, из тьмы слежу я,
как гордо ты паришь, мое созданье,
и тень твоя — сверкание огня,
из-под небес я слышу заклинанье,
которым ты воссоздаешь меня.
Нью-Дели, 1968
"Doble invencion"
______________________________________
к началу страницы
Друзья
В дыму табачном, в кофе и вине,
подобно голосам из дальней дали,
когда значенья слов поймешь едва ли,
они в ночной приходят тишине.
Они - судьбою общей - братья мне,
как Диоскуры, неразлучны стали,
всегда мне удержаться помогали
на - сколь высокой ни была - волне.
Мне мертвых голоса всего слышней;
живые дарят верностью своей;
я жизнью и обласкан, и обманут.
И мне надежда тайная дана:
я буду с той же нежностью помянут,
с какой их называю имена.
"Los amigos"
Переводы В. Андреева
______________________________________
к началу страницы
Послание Гарсиласо
Но в чьих ушах звучит твой голос сладкий?
Среди огня, разгрома и позора
кому бороться все еще не лень? -
хоть ранен всадник, ночь сменила день,
хотя коня не понукает шпора.
Идет война, Дунай не кончил спора,
орла его на стяги пала тень;
о Гарсиласо, загнанный олень,
тебя пронзит небывший лучник скоро.
И если снег напрасно подожжен
и по земле ползучий вьется стон,
плоды горчат, и звезды все унылы, -
тем ярче свет надежды, что несет
твою нам песнь и груз твоих забот.
- Прощай, наш брат; прощай, Салисьо милый.
"Recado a Garcilaso"
_____________________________________________
к началу страницы
A song for Nina
О, этот голос издалека
напоминает сладкий сон,
он - колокольцев перезвон,
сбегающий с горы высокой.
Возврат всегда себе подобен;
вернуться не настал ли срок
к любви наезженных дорог,
к любви ухабов и колдобин?
Уже недели поглотили
густую тень плакучих ив,
и не войдет, слегка смутив,
в тебя легчайший запах лилий.
Уже бесследно промелькнули
все краски наших вечеров,
и не найти меж тростников
сокрытый там пчелиный улей.
А кружка той воды целебной,
что жадно ты пила до дна,
уж высохнуть обречена
в тени угрюмой и враждебной.
Твое исчезло отраженье
в реке - а было там вчера;
вот так же точно вечера
уходят - без тебя - в забвенье.
И, словно утоляя жажду, -
случится ль так в конце концов? -
одним рывком твое лицо
я притяну к себе однажды.
"A song for Nina"
Переводы В. Петрова
_____________________________________________
к началу страницы
Город
Лагуны раковина свято
минувшее в себе хранит.
Вот - лев, страж города. Гранит
Сан-Марко. Рядом - мрамор статуй.
Как пепел - стайки голубей,
гондолы след на глади водной -
воочию глядишь сегодня
на то, что знал с младых ногтей.
Мелькают наших дней мгновенья -
с их постоянной суетой -
над изумрудною водой,
над камнем розовых ступеней.
Но и мгновению дано
постичь: есть вечное на свете.
Дворцы встают из тьмы столетий,
хоть их творцы мертвы давно.
(С каким неистовством, с какою
любовью должен был творить
художник, чтобы победить:
окаменеть, став красотою!)
Фонарь гондолы над лагуной,
искрясь, во тьме ночной скользит;
и кажется: собор звучит,
дрожат колонн тугие струны;
Венеция, ты - розой юной,
растешь среди могильных плит.
"Ciudad"
_________________________________
к началу страницы
Соглашение глаз
О крохотное море,
где, янтарем сверкая,
вдруг парус возникает -
со временем в раздоре.
Лазурные медузы -
забвенья наслажденье;
морских ветров круженье
с людьми морей в союзе.
Нагой и истомленный,
ищу я твой источник;
твоей волной полночной
земля поет бессонно.
Над картою двойною -
отливы и приливы;
во мгле суда на диво
сверкают белизною.
Немного нужно, знаю,
для сладостной регаты;
запеть дельфины рады -
тебе стихи читаю.
Но я добавлю соли
в твой сладостный источник,
пора воде стать горче,
чтоб выплакаться вволю,
о крохотное море,
где, янтарем сверкая,
вдруг парус возникает -
со временем в раздоре.
"Tratado de sus ojos"
Переводы В. Андреева
___________________________
к началу страницы
Pavadas
Al árbol ya cortado
no lo claves en tierra,
porque su copa seca
no engañará a los pájaros.
Al río que discurre
no le levantes diques,
porque en el viento libre
cabalgarán las nubes.
Al hombre desterrado
no le hables de su casa.
La verdadera patria
cara la está pagando.
__________________________
к началу страницы
Recado a Garcilaso
¿Tu dulce habla, en cuya oreja suena?
Aquí señor, prosigue tu combate
de palomas y fuentes encendido
aunque en la noche esté el jinete herido
y el corcel no obedezca al acicate.
Aquí la guerra, aquí el Danubio abate
el estandarte con su azor ceñido,
Garcilaso, venado perseguido
por no nacido arguero que le mate.
Si vanamente ardida tanta nieve,
si de llantos la fronda entretejida
y hosca la estrella como amargo el higo,
más bella esta esperanza que nos mueve
los cantos y el encargo de tu vida.
- Adiós hermano. Adiós, Salicio amigo.
________________________________________
к началу страницы
Tratado de sus ojos
Oh diminuto océano
donde una vela de ámbar
súbitamente pasa
con el batir del tiempo.
Si en azules medusas
se complace mi olvido,
¡qué profundos alisios
prueban las singladuras!
Si desnudo y liviano
busco tus aguavivas,
desde doradas islas
viene tu ola rodando.
Doble mapa que mojan
sus alternas mareas,
¡qué fasto de goletas
blancas entre la sombra!
Mínimos planisterios
para dulces regatas,
¡oh delfines que cantan
si te digo mis versos!
Yo te daré la sal
para salar tus aguas
tan dulces y tan plácidas;
aprende ya a llorar,
oh diminuto océano
donde una vela de ámbar
súbitamente pasa
con el batir del tiempo.
__________________________
к началу страницы
Ciudad
El caracol de la laguna
guarda los ecos del pasado.
Aquí el león, aquí San Marcos
velan de pie entre tanta tumba.
Una ceniza de palomas
y un artificio de linternas
traman la fábula que cierra
la blanda estela de la góndola.
Sobre las mismas piedras rosa,
sobre las mismas aguas verdes,
los hombres y su vida breve
beben el vino de la bora.
¡Eternidad, oh entrega al tiempo!
La duración nace en la fuga...
Única, sola, la laguna
guarda las obras de los muertos.
(Ceder, astucia de la carne,
la obra de amor a otra materia,
petrificar esa belleza
que burla el tiempo y lo rehace -)
Así de noche, las linternas
salpican de oro la laguna;
es otra vez la arquitectura
del hombre que urde sus estrellas,
que alza del agua esta Venecia
como una rosa entre las tumbas.
__________________________________
к началу страницы
Ronda
Cómo es de amarga en la noche
la miel del aguaribay.
Su pavorreal perfumado
pasea en la oscuridad.
Los cabellos no se enjuagan
más que con agua de mar
o con el oscuro verde
violín del aguaribay.
Guarda tu pelo mojado
cuando salgas de nadar,
que te lo seque la dulce
toalla del aguaribay.
_____________________________
к началу страницы
La obediencia
To the dark lady
Una antigua vez más se alza el reclamo
desde el canto trivial y la guitarra,
la doble soledad que nos amarra
noche a noche en un bar, y no te amo,
no es el amor, no es nada más que el Amo
con tu piel, tu saliva, con la garra
que delicadamente nos desgarra
cada vez que en tus muslos me derramo.
Dos cuerpos que murmuran su vigilia
bajo el empecinado centinela
del simulacro de este amor yacente,
qué amarga servidumbre reconcilia
la sombra equinoccial que te modela
con esta pálida aura de occidente.
La Habana, 1967
________________________________________
к началу страницы
Doble invencion
Cuando la rosa que nos mueve
cifre los términos del viaje,
cuando en el tiempo del paisaje
se borre la palabra nieve,
habrá un amor que al fin nos lleve
hasta la barca de pasaje,
y en esta mano sin mensaje
despertará su signo leve.
Creo que soy porque te invento,
alquimia de águila en el viento
desde la arena y las penumbras,
y tú en esa vigilia alientas
la sombra con la que me alumbras
y el murmurar con que me inventas.
Nueva Dehli, 1968
__________________________________
к началу страницы
Los amigos
En el tabaco, en el café, en el vino,
al borde de la noche se levantan
como esas voces que a lo lejos cantan
sin que se sepa qué, por el camino.
Livianamente hermanos del destino,
dióscuros, sombras pálidas, me espantan
las moscas de los hábitos, me aguantan
que siga a flote entre tanto remolino.
Los muertos hablan más pero al oído,
y los vivos son mano tibia y techo,
suma de lo ganado y lo perdido.
Así un día en la barca de la sombra,
de tanta ausencia abrigará mi pecho
esta antigua ternura que los nombra.
_______________________________________
к началу страницы
A song for Nina
Voz que de lejos canta
tal las voces del sueño,
agua de los cencerros
bajando la montaña.
Otra vez como entonces
retornas, corazón,
a tu distante amor
de caminos y alcores.
Ya no será la sombra
de los sauces tan fina,
ni el olor de las lilas
te andará por la boca.
Ya no veremos juntos
la vuelta de la tarde,
ni iremos a buscarte,
colmena entre los juncos.
El pichel de agua mansa
que bebías ansiosa
se secará en la sombra
morosa y solitaria.
Ah, mírate en el no
que se lleva tu imagen;
así se van las tardes
libres de ti, al olvido.
Inclinado, en el gesto
del que sacia la sed,
¿alguna vez veré
tu cara entre mis dedos?
_________________________
Рикардо Хаймес Фрейре
1868-1933
к началу страницы
Дорога лебедей
Волны бурные, вцепившиеся в гривы
табуна ветров, смятеньем обуянных,
в час, когда среди рассыпавшихся молний
в горней кузнице гигантский молот бьет по наковальне.
Волны бурные под клочьями нависших
беспокойных туч, что в сумерках холодных,
окровавленные, медленно дымятся.
Мутных глаз грядущей ночи потаенные обводы.
Волны бурные, что страсти злых чудовищ
укрывают, шумно двигаясь и пенясь
в час, когда надрывным басом шторм заводит
дикую эпиталаму, величание вселенной.
Волны бурные, чьи ломаные гребни
к берегам далеким судорожно мчатся
и рыданьями глухими нарушают
ледяной, суровой ночи равно душное молчанье.
Волны бурные, пронзаемые килем
и воителя могучим острым взором,
как Дорога Лебедей в кипящих недрах
тускло светится, встречая грозного Царя Морского.
"El camino de los cisnes"
_____________________________________________________
к началу страницы
Вороны
В смертоносном лязге стали и в безумных криках воинов
слышно карканье и виден круг неспешного полета:
двое неземных посланцев, двое вещих черных воронов
к богу на плечи садятся и нашептывают что-то.
"Los cuervos"
_____________________________________________________
к началу страницы
Мимолетное
Однажды ветер ветку
с куста цветущей розы
сорвал, унес в болото
и прямо в омут бросил.
Вмиг расступились волны,
и трепетную розу
болото засосало
в голодную утробу.
Лишь листья над водою
остались плавать сиро,
покрывшись илом черным
и став чернее ила.
Но в час, когда таится
весь мир во сне глубоком,
струится запах розы
над мертвенным болотом.
"Lo fugaz"
_________________________
к началу страницы
Странствующая Венера
I
За судном легкокрылым
следую наудачу;
слышу, как ветры рыдают в снастях корабельных,
вижу, как чайки садятся на мачту.
Рыбы на киль, со скрежетом режущий волны,
тусклые взоры уставили;
их чешуя от солнца на мелкие части дробится;
белая пена вскипает под черными их хвостами.
Слежу беспокойно,
как скалы скрываются за горизонтом.
Блуждает взор мой
в бескрайнем царстве водном.
II
Странствующая Венера, ты - сладострастия стражница.
Тебя не знает в лицо, но предан тебе мореходец.
Странствующая Венера...
Он грезил с тобою вместе, быть может.
За белокурой Венерой он быстрый корабль
вел вдоль берегов, седых от тумана и инея.
На бронзу его загара с надеждой взирали
глаза ее серо-синие.
За черной Венерой корабль он вел
вдоль выжженной солнцем пустыни,
и легкие, как тени, эбеновые руки
шею его обхватили.
Странствующая Венера, на берегу его ждешь ты.
Может быть, баядерой ты обернуться хочешь?
Искусна ли ты в любви?
Тебя не знает в лицо, но предан тебе мореходец.
III
Всплыли в тиши одиночества
мечты и виденья зыбкие,
и контуры их таинственные
вычерчиваются в дымке.
Переводы В. Васильева
_____________________________________________________
к началу страницы
El camino de los cisnes
Crespas olas adheridas a las crines
de los ásperos corceles de los vientos;
alumbradas por rojizos resplandores
cuando en yunque de montañas su martillo bate el trueno.
Crespas olas que las nubes oscurecen
con sus cuerpos desgarrados y sangrientos,
que se esfuman lentamente en los crepúsculos.
Turbios ojos de la noche, circundados de misterio.
Crespas olas que cobijan los amores
de los monstruos espantables en su seno,
cuando entona la gran voz de las borrascas
su salvaje epitalamio como un himno gigantesco.
Crespas olas que se arrojan a las playas
coronadas por enormes ventisqueros,
donde turban con sollozos convulsivos
el silencio indiferente de la noche de los hielos.
Crespas olas que la quilla despedaza
bajo el rayo de los ojos del guerrero,
que ilumina las entrañas palpitantes
del Camino de los Cisnes para el Rey del Mar abierto.
________________________________________________________
к началу страницы
Los cuervos
Sobre el himno del combate
y el clamor de los guerreros,
pasa un lento batir de alas;
se oye un lúgubre graznido,
y penetran los dos Cuervos,
los divinos, tenebrosos mensajeros,
y se posan en los hombros del Dios
y hablan a su oído.
___________________________________
к началу страницы
Lo fugaz
La rosa temblorosa
se desprendío del tallo,
y la arrastró la brisa
sobre las aguas turbias del pantano.
Una onda fugitiva
le abrió su seno amargo
y estrechando a la rosa temblorosa
la deshizo en sus brazos.
Flotaron sobre el agua
las hojas como miembros mutilados
y confundidas con el lodo negro
negras, aún más que el lodo, se tornaron,
pero en las noches puras y serenas
se sentía vagar en el espacio
un leve olor de rosa
sobre las aguas turbias del pantano.
_________________________________________
Мигель Анхель Астуриас
1899-1974
к началу страницы
Индейцы нисходят с гор
Индейцы нисходят с гор,
несут синеву небес,
в город они вступают
и улицы видят в испуге:
гаснут вязанки огней,
будто бы меркнут звезды
с наступленьем утра.
Их руки подобны веслам,
что погружаются в ветер
под мерные ритмы сердца;
они идут, оставляя
на пыльной ленте дороги
ног босых отпечатки.
Звезды в горних высотах
все ночи горят над горами,
утром их собирают
индейцы в большие корзины -
сидят в них белые куры,
охапки цветов лежат.
Жизнь индейцев - молчанье;
что суета им наша!
Когда они с гор нисходят,
мы слышим только дыханье,
словно свистит змея,
блестя чешуйчатой кожей.
___________________________
к началу страницы
Неиссякаемое
Любить - дарить,
отдать по капле, чтобы смог
вновь полноводным стать
поток.
Всегда удел наш - отдавать;
и Господом мы созданы:
засеять поле семенами,
а море - звездами;
и если не исполнил своего предназначенья,
то, перед Господом представ,
воскликнуть можешь только:
"Как нищего котомка -
душа моя пуста!"
_________________________________________
к началу страницы
Прощание
Твой смех, твои глаза, твоя рука,
и волосы, ласкаемые ветром,
твой голос - серебристая река.
Мой плач, мой долгий плач, моя тоска,
мой путь, сокрытый полумглой рассветной,
вздох - на прощанье - моего платка.
Переводы В. Андреева
_________________________________________
к началу страницы
El amor
Ah, suave afán, cabal e inútil pena,
clima de una piel tibia como un trino,
en secreto misterio la cadena
forjando está con sólo ser divino.
Astral tonicidad de sus recreos,
preciosa soledad de sus combates,
en linterna de alarma sus deseos
quemando está de campos a penates.
Eternidad de pétalo de rosa,
silencio azul de álamo que aroma,
manjar de sombra con calor de esposa,
fruto prohibido que en el pólen yerra,
tejiendo está con alas de paloma
el vestido de novia de la tierra.
______________________________________
к началу страницы
Invierno
En rodillas de viento, galgo y huella
fuí tras de ti, mujer en mi presencia
transportado por ágil luz de estrella
de sentido en sentido hasta la ausencia.
Atravesaste, amor, los egoísmos
que en sílice de lágrimas desvelo
yuxtaponiendo abismos sobre abismos
en mi insoluble soledad de hielo.
La gran araña de la lluvia teje
con agua y viento telarañas móviles
¿qué mañana serán cuando despeje?
Superficie de vidrio sin quebranto,
como serán mis ojos cuando inmóviles
hayan llorado ya todo su llanto.
________________________________________
к началу страницы
La luz corre desnuda por el río
La luz corre desnuda por el río
huyendo sin cesar en lo movible
de la profundidad, del hondo frío
en que empieza la sombra y lo invisible.
La conocío al nacer, era rocío,
no este vano correr tras lo imposible,
imagen del humano desafío
a la divinidad. Sueño apacible
que endulza los saleros de los ojos,
mesa frugal y paz es lo que anhela
navegante, soldado y rey de antojos;
pero ¡ay! del ¡ay! del alma, no se alcanza
a volver con los remos y la vela
al puerto en que dejamos la esperanza.
__________________________________________
к началу страницы
Retrato de abuelos
Recuerdo que en los días rosados de mi infancia,
la abuela (¿de quién son los abuelos?, ¿de los niños?),
solía por las noches, cuando la tibia instancia
parecía una caja de dulces de la luna,
contar historias viejas. Hoy ya no sé ninguna.
Abriendo lentamente los cofres de mi abuelo,
me daba a que besara la hoja de su espada.
Guardaba ha muchos años un relojón de plata,
una bandera blanca y azul color de cielo,
la estrella de una espuela y un lazo de corbata.
Conservo esos recuerdos que me legó de un hombre
y tengo en las reliquias de mis antepasados
la historia de mi casa, la gloria de mi nombre,
y guardo en esos cofres que siempre están abiertos
el retrato de bodas de mis abuelos muertos.
Su tristeza era suave
como el color de un lirio.
Y su dolor había conocido
a los primeros enamorados
que habitaron el planeta.
Por eso ahora
que se habían separado,
comenzaron a estar
más cerca que nunca
el uno del otro.
_______________________________________________________
к началу страницы
Ulises
Íntimo amigo del ensueño, Ulises
volvía a su destino de neblina,
un como regresar de otros países
a su país. Por ser de sal marina.
Su corazón surcó la mar meñique
y el gran mar del olvido por afán,
calafateando amores en el dique
de la sed que traía. Sed, imán.
Aguja de marear entre quimeras
y Sirenas, la ruta presentida
por la carne y el alma ya extranjeras.
Su esposa lo esperaba y son felices
en la leyenda, pero no en la vida,
porque volvío sin regresar Ulises.
______________________________________
Гильермо Валенсиа
1873-1943
к началу страницы
Есть в сумерках...
Есть в сумерках вечерних
неуловимый миг,
когда в тиши прозрачной
природы светел лик.
Деревьев кроны сочны,
и ярки свет и цвет;
как на гравюре - башни
и птицы силуэт.
Пред тем, как свет исчезнет,
мир тишиной объят,
и легкою печалью
окутан внешний сад.
Пред тем, как ночь настанет,
у мрака на краю,
мир Божий нам являет
всю красоту свою.
Я - словно сад цветущий
в сей откровенный миг,
и в мою душу, в грезы
природы свет проник.
Весенние побеги
несут благую весть.
Благоуханье сада -
незримый сад, он есть!
Перевод В. Андреева
"Hay un instante"
____________________________
к началу страницы
Hay un instante
Hay un instante del crepúsculo
en que las cosas brillan más,
fugaz momento palpitante
de una morosa intensidad.
Se aterciopelan los ramajes,
pulen las torres su perfil,
burila un ave su silueta
sobre el plafondo de zafir.
Muda la tarde, se concentra
para el olvido de la luz,
y la penetra un don süave
de melancólica quietud,
como si el orbe recogiese
todo su bien y su beldad,
toda su fe, toda su gracia
contra la sombra que vendrá...
Mi ser florece en esa hora
de misterioso florecer;
llevo un crepúsculo en el alma,
de ensoñadora placidez;
en él revientan los renuevos
de la ilusión primaveral,
y en él me embriago con aromas
de algún jardín que hay ¡más allá!...
_____________________________________
к началу страницы
Cigüeñas blancas
De cigüeñas la tímida bandada
recogiendo las alas blandamente
paró sobre la torre abandonada
a la luz delcrepúsculo muriente;
hora en que el mago de feliz paleta
vierte bajo la cúpula radiante
pálidos tintes de fugaz violeta
que risa con su soplo el aura errante.
Esas aves me inquietan: en el alma
reconstruyen mis rotas alegrías;
evocan en mi espíritu la calma,
la augusta calma de mejores días.
Afrenta la negrura de sus ojos
el abenuz de tonos encendidos,
y van los picos de matices rojos
a sus gangantas de alabastro unidos.
Vago signo de mística tristeza
es el perfil de su sedoso flanco
que evoca, cuando el sol se despereza,
las lentas agonías de lo blanco.
Con la testa de mágica blancura
con el talle de lánguido diseño,
semeja en el espacio su figura
el pálido estandarte del ensueño.
Y si huyendo la garra que le acecha,
el ala encoge, la cabeza extiende,
parece un arco de rojiza flecha
que oculta mano en en el espacio tiende.
A los fulgores de sidérea lumbre,
en el vaivén de su cansado vuelo,
fingen bajo cóncava techumbre,
bacantes del azul ebrias de cielo...
________________________________________
Луис Карлос Лопес
1883-1950
к началу страницы
Футуристические стихи
Тень комнаты рукою легче пуха
на крыше черепичной кротко
рисует ухо
осла и сковородку.
И ухо в сумерках на черепичном ложе
растет без дрожи,
и эластично, как закон,
уже на туфлю старую похоже, -
а сковородка лезет на балкон.
Не брачное ли это предсказанье?
Да, - словно предзнаменованье,
тревожит слух
какое-то безумное дерзанье:
за курицею гонится петух!
___________________________________
к началу страницы
На берегу
Курит трубку, стоя со мною,
волк морской, и в глазах печаль.
Вдалеке сетей над волною
вуаль.
Видеть солнце и племя иное!
Может быть, есть другая мораль?
Повернуться к уюту спиною
и - вдаль!
Но мне дан горизонт до гроба.
Это берег поди попробуй
покинь...
А старик, сухой, как борзая,
вспоминает, фуражку терзая,
Пекин.
________________________________
к началу страницы
Цирюльник
Цирюльник деревенский в балетных туфлях реет, -
соломенная шляпа, жилет из полотна, -
картежник страстный, в церкви он на коленях преет,
причем его пленяет "Вольтера глубина".
Подписчик "Либерала" щипцы и воду греет
и весел, словно рюмка игристого вина.
Пока он бритву правит, пока стрижет и бреет,
все сплетни всей округи он выдаст вам сполна.
С самим алькальдом вместе, с ветеринаром старым
(почтеннейшие люди! Читают требник с жаром,
святыми чудесами их голова полна)
бой петушиный судит и в кабачке болтает:
очески этой жизни он жадно подметает
и весел, словно рюмка игристого вина.
Переводы О. Савича
__________________________________________________
Эдуардо Карранса
1915-1985
к началу страницы
Ветер колосьев
Пшеничные поля, поля, поля,
и небо с чуть заметной правкой туч,
и вечер выткал на своем платке
голубку.
Колосья, как река, вокруг тебя,
и ты среди колосьев, словно колос,
как самый стройный колос, что дала
земля.
Соломенная шляпа, синий пояс
и платье словно ранняя весна:
взлетает, весь в цветах и птицах, легкий
волан...
И, как весенний сказочный букет,
ты держишь радость, землю, солнце, ветер,
и над тобою голубиный вечер...
Такой ты снишься мне.
Твоих улыбок нежных голубятни,
в колосьях ветер, в небе - тучи стаей...
И ветер, ветер в золотистых прядях, -
как ты прекрасна!
Танцуешь ты, кружась среди колосьев
под свой напев, танцуешь без конца,
пока луна не пронесет над полем
свет своего лица...
_________________________________________
к началу страницы
Сердце в письме
Здесь образ сердца моего начертан:
к листу бумаги руку протяни,
и ты услышишь собственного сердца
счастливый стук, как в те былые дни.
Разлуки нет, пока в нее не веришь;
мы снова, как вчера, с тобой одни:
тогда любви мы отворили двери,
сегодня вновь распахнуты они -
навстречу молчаливому горенью,
навстречу бегу смертному к забвенью
от ранящего сердце острия -
к лазурной бухте нового свиданья,
где поцелуи утолят страданье,
где обретет покой душа моя.
____________________________________
к началу страницы
Сонет Тересе
Тереса, в чьих глазах небес начало,
как запаха начало у цветка:
меня ты своенравьем ручейка
и нежностью вражды околдовала.
Лозой, и колосом, и розой алой
клонилась ты - легка, гибка, тонка,
и тело твое было как река
любви, что в море вечности впадала.
Тереса, для тебя встает заря,
и по ночам, вся звездами горя,
волшебных снов спускается завеса...
Тобой одной живу в разлуке я,
к тебе влюбленная строка моя,
и сердце бьется для тебя, Тереса.
___________________________________
к началу страницы
Поэт прощается с девушками
О девушки! Не раз вы мной воспеты:
вы, чья походка музыкой влечет, -
когда в саду вы, в белое одеты,
мне чудится - в саду жасмин цветет...
Как обтекает ваши силуэты,
волнуясь, ветер, свой прервав полет...
Пока стихи слагают вам поэты,
поэзии не рухнет небосвод.
Сам бархат нежностью не спорит с вами,
и путаю я землю с небесами
там, где я вас встречаю, как зарю...
Но мне уж не идти с весною рядом:
я, провожая вас прощальным взглядом,
моей печали розу вам дарю.
Переводы И. Чежеговой
_________________________________________
к началу страницы
Azul de ti
Pensar en ti es azul, como ir vagando
por un bosque dorado al mediodía:
nacen jardines en el habla mía
y con mis nubes por tus sueños ando.
Nos une y nos separa un aire blando,
una distancia de melancolía;
yo alzo los brazos de mi poesía,
azul de ti, dolido y esperando.
Es como un horizonte de violines
o un tibio sufrimiento de jazmines
pensar en ti, de azul temperamento.
El mundo se me vuelve cristalino,
y te miro, entre lámpara de trino,
azul domingo de mi pensamiento.
_____________________________________
к началу страницы
Es melancolía
Te llamarás silencio en adelante.
Y el sitio que ocupabas en el aire
se llamará melancolía.
Escribiré en el vino rojo un nombre:
el tu nombre que estuvo junto a mi alma
sonriendo entre violetas.
Ahora miro largamente, absorto,
esta mano que anduvo por tu rostro,
que soñó junto a ti.
Esta mano lejana, de otro mundo
que conoció una rosa y otra rosa,
y el tibio, el lento nácar.
Un día iré a buscarme, iré a buscar
mi fantasma sediento entre los pinos
y la palabra amor.
Te llamarás silencio en adelante.
Lo escribo con la mano que aquel día
iba contigo entre los pinos.
_______________________________________
к началу страницы
Soneto con una salvedad
A Pedro Laín
Todo está bien: el verde en la pradera,
el aire con su silbo de diamante
y en el aire la rama dibujante
y por la luz arriba la palmera.
Todo está bien: la frente que me espera,
el agua con su cielo caminante,
el rojo húmedo en la boca amante
y el viento de la patria en la bandera.
Bien que sea entre sueños el infante,
que sea enero azul y que yo cante.
Bien la rosa en su claro palafrén.
Bien está que se viva y que se muera.
El Sol, la Luna, la creación entera,
salvo mi corazón, todo está bien.
________________________________________
Габриэль Гарсия Маркес
р. 1928
к началу страницы
Жатва глубокой скорби
Твой гроб - корабль, ковчежец легкий,
уйдет, вдали навек растает;
когда прервется сон глубокий,
про то один Господь лишь знает.
Юдоль земная скоротечна.
Как пуле, роздых ей неведом:
днесь уже нет, а завтра - вечно,
за часом час уходит следом.
Пусть копит скарб проныра ловкий,
все суета сует, уловки.
Кому добром, кому позором
воздаст Господь суровым взором.
Плывет челнок без остановки,
твой гроб - корабль, ковчежец легкий.
На хижины взирают гордо
дворцы. Падет гордыни бремя,
все сгинет без следа, дай время.
И люди в это верят твердо.
Мудрец, на мир взирая, знает:
теряет тот, кто обладает,
и только нищий не теряет.
Волна не остановит бега,
кто в море вышел, вдаль от брега,
уйдет, вдали навек растает.
Богатство, злато и каменья -
казна внушает уваженье.
Всему свой срок, так час настанет,
смерть всех найдет, и нет спасенья.
Мечтал: деньгами смерть обманет.
Над богачом - крест одинокий:
простой кедровый крест высокий.
Покорный он Христовой воле
в сырой могиле ждет дотоле,
когда прервется сон глубокий.
В душе своей я слышу ясно:
"Господь воздаст суровым взором".
Господень дух глаголет страстно:
"Кому добром, кому позором".
Во след Ему мы вторим хором:
"Пусть человек зла не свершает,
любовь и дружба мир скрепляет".
Какие ждут тебя заботы,
судьбы изгибы, повороты,
про то один Господь лишь знает.
Перевод В. Литуса
_____________________________________
Николас Гильен
1902-1989
к началу страницы
Мгновение, замершее в Гарсиа Лорке
Он спал. Ему снилась гвоздика,
олива, и нард, и луна.
Гранада, Весна, Федерико.
Он - пленник беззвучного сна.
Безмолвие в роще зеленой,
в лимонном саду тишина.
Глубокая ночь. С небосклона
свет звездный струился рекой
и плыл над равниною сонной.
И вдруг был нарушен покой.
Послышался крик: "Федерико!"
Цыгане. И вел их конвой.
Их губы бескровны от крика.
Их руки безвольно висят.
Их взгляд - они смотрят безлико.
Как тени, сквозь рощу и сад
они проходили толпою,
какой не приходят назад.
И встал он, омытый луною.
Гранада, Весна, Федерико.
И с нардом, оливой, гвоздикой -
пошел за безмолвной толпою.
________________________________
к началу страницы
Сахарный тростник
Ты мне поведай, голубка,
посланница отчего края,
какую ты слышала песню,
над Кубою пролетая?
- День ото дня все боле
становится сладок тростник,
но сладость его ни на миг
забыть не дает о неволе,
о горькой и рабской доле.
Господь, спаси и помилуй!
Работаю через силу;
в сахарном этом раю
я жизнь тростнику даю,
а он меня сводит в могилу.
Переводы В. Андреева
________________________________
к началу страницы
Чили
Чили - железная роза
пылает, вплетенная в косу
женщины темноглазой.
Люблю твою розу.
(На юг от Антофагасты
мои дороги лежали,
меня один только взгляд твой
напоил печалью.)
Чили - злая сила селитры.
Как сухой кулак твои степи,
а знамя над ними - как пламя.
Люблю твои степи.
(Я шел по селитре,
по дали дальней,
смерть на меня смотрела -
то может быть печальней?)
Чили - зеленое молчанье.
Ноги твои одеты
на юге пеной и ветром.
Люблю твой ветер.
(Пес-погонщик лает,
проходит стадо,
овца на собаку смотрит
печальным взглядом.)
Чили - луч белой планеты.
Твой крик среди льдов тяжелых.
Песня твоего народа.
Люблю твой голос.
(К гребню горы
корабль луны причалил,
вода и снег омывают
ее лоб печальный.)
Перевод О. Савича
______________________________
к началу страницы
Ливень
Серо-свинцовым вечером
под сумрачным небосклоном
плачет вода немолчно
и монотонно.
Окна дождем заслезились,
зябнут дома деревни,
бусы брызг на дрожащих
ветках деревьев.
Мутный ручей переполнен,
ливень хлещет уныло.
(Одиссея несчастного муравья,
плывущего в чашечке розы,
сердце болью пронзила.)
Перевод В. Андреева
_____________________________
к началу страницы
Хосе Рамон поет в баре
Я пел исправно,
но песен хватит,
скажу им правду,
пускай не платят.
Пришли незваны,
а ты, хоть тресни,
тащи стаканы
и пой им песни.
У них весь свет,
а у меня и крыши нет,
и крыши нет.
Рыжие янки,
вы здесь как дома,
в каждом кармане -
бутылка рома.
Вы здесь в почете,
вас развлекают,
едите, пьете,
вы здесь живете -
я умираю.
Вас ждет обед,
а у меня и хлеба нет,
и хлеба нет.
У вас загадки,
вам негр ответит:
не все в порядке
на белом свете,
но есть механик,
он все поправит,
он все расставит
на белом свете -
и вас не станет
на белом свете.
Вы здесь в почете,
вы песен ждете -
вы их не ждите.
Идите к черту!
Сюда пришлите
всю голь Нью-Йорка,
всех без жилья,
таких, как я,
таких, как я.
Я дам им руку,
споем мы вместе
про ту же муку
все ту же песню.
_____________________
к началу страницы
Моя родина кажется сахарной...
Моя родина кажется сахарной,
но сколько горечи в ней!
Моя родина кажется сахарной,
она из зеленого бархата,
но солнце из желчи над ней.
А небо над ней как чудо:
ни грома, ни туч, ни бурь.
Ах, Куба, скажи мне, откуда,
ах, Куба, скажи мне, откуда
взяла ты эту лазурь?
Птица прилетела неживая,
прилетела с песенкой печальной.
Ах, Куба, тебя я знаю!
На крови растут твои пальмы,
слезы - вода голубая.
За твоей улыбкой рая -
ах, Куба, тебя я знаю, -
за твоей улыбкой рая
вижу я слезы и кровь,
за твоей улыбкой рая -
слезы и кровь.
Люди, что работают в поле,
похоронены в темной могиле,
они умерли до того, как жили,
люди, что работают в поле.
А те, что живут в городах,
бродят вечно голодные,
просят: "Подайте грош", -
без гроша и в раю умрешь.
Они бродят вечно голодные,
те, что живут в городах,
даже если носят шляпы модные
и танцуют на светских балах.
Была испанской,
стала - янки.
Да, сударь, да.
Была испанской,
стала - янки.
Для бедных - беда,
земля родная и голая,
земля чужая и голода.
Если протягивают руку
робко или смело,
на радость или на муку,
черный или белый,
индеец или китаец, -
рука руку знает,
рука руке отвечает.
Американский моряк -
хорошо! -
в харчевне порта -
хорошо! -
показал мне кулак -
хорошо!
Но вот он валяется мертвый
американский моряк,
тот, что в харчевне порта
показал мне кулак.
Хорошо!
Переводы И. Эренбурга
_______________________________
к началу страницы
Зеленая ящерица
В Антильском, Антильском море -
Карибским зовут его также -
исхлестана злыми валами
и легкою пеной украшена,
под солнцем - оно ее гонит,
а ветер назад отгоняет,
а слезы живут только в песне -
качается Куба на карте:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Венец из колючих стеблей
ей плетет тростниковый сахар,
но он не похож на корону,
ведь носит его раба;
царица в плаще - если издали,
с изнанки плаща - служанка,
печальнее всех печальных
качается Куба на карте:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Но ты, у берега моря
стоящий на крепкой страже
морской тюремщик, запомни
высоких копий сверканье,
валов нарастающий грохот,
язык языков пожара
и ящерицу, что проснулась,
чтоб вытащить когти из карты:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Перевод О. Савича
_______________________________
к началу страницы
Песня для детей Антильских островов
По Антильскому морю,
по синему зеркалу вод
мчится кораблик, кораблик
мчится вперед.
Из Гаваны к Ямайке,
издалека - далеко
мчится бумажный кораблик,
мчится легко.
Испанец и негритянка
машут с палубы нам,
мчится кораблик, кораблик
вдаль по волнам.
Остров, остров и остров -
сколько вокруг островов!
Мчится кораблик без мачты
и парусов.
Из пушки сахарно-белой
сладкий летит снаряд,
и шоколадные пушки
громко палят.
Кораблик, белый и черный,
на синем зеркале вод.
Мчится кораблик, кораблик
мчится вперед.
Испанец и негритянка
машут с палубы нам.
Мчится кораблик, кораблик
вдаль по волнам.
"Un son para niños antillanos"
______________________________
к началу страницы
Что ты скажешь в ответ?
Ты, покинувший Кубу,
что ты скажешь в ответ,
есть ли на белом свете
более синий цвет,
чем цвет кубинского неба,
что ты скажешь в ответ?
Ты, поболтать любивший,
что ты скажешь в ответ,
для тебя язык иностранный -
словно бессвязный бред,
как проживешь в безмолвии,
что ты скажешь в ответ?
Ты, оставивший родину,
что ты скажешь в ответ,
здесь, на земле кубинской,
ты появился на свет,
а где тебя похоронят,
что ты скажешь в ответ?
Что ты скажешь, бедняга,
что ты скажешь в ответ,
есть ли на белом свете
более синий цвет,
чем цвет кубинского неба,
что ты скажешь в ответ?
Переводы В. Андреева
___________________________
к началу страницы
El árbol
El árbol que verdece
a cada primavera,
no es más feliz que yo,
de nuevo verdiflor.
Las amarillas hojas
cayeron, y en mi tronco
vuelven los novios trémulos
a entrelazar sus cifras,
y hay corazones fijos
por flechas traspasados,
vivos en esa muerte.
Cuando digo "te amo",
mi voz repite el viento
y en mi alta copa juega
con tu nombre y un pájaro
hijo de abril y marzo.
___________________________
к началу страницы
Palma sola
La palma que está en el patio
nació sola;
creció sin que yo la viera,
creció sola;
bajo la luna y el sol,
vive sola.
Con su largo cuerpo fijo,
palma sola;
sola en el patio sellado,
siempre sola,
guardián del atardecer,
sueña sola.
La palma sola soñando,
palma sola,
que va libre por el viento,
libre y sola,
suelta de raíz y tierra,
suelta y sola,
cazadora de las nubes,
palma sola,
palma sola,
palma.
_____________________________
к началу страницы
Un son para niños antillanos
Por el Mar de las Antillas
anda un barco de papel:
Anda y anda el barco barco,
sin timonel.
De La Habana a Portobelo,
de Jamaica a Trinidad,
anda y anda el barco barco
sin capitán.
Una negra va en la popa,
va en la proa un español:
Anda y anda el barco barco,
con ellos dos.
Pasan islas, islas, islas,
muchas islas, siempre más;
anda y anda el barco barco,
sin descansar.
Un cañón de chocolate
contra el barco disparó,
y un cañon de azúcar, azúcar,
le contestó.
¡Ay, mi barco marinero,
con su casco de papel!
¡Ay, mi barco negro y blanco
sin timonel!
Allá va la negra negra,
junto junto al español;
anda y anda el barco barco
con ellos dos.
1947
_____________________________
к началу страницы
Una fría mañana
Pienso en la fría mañana en que te fui a ver,
allá donde La Habana quiere irse en busca del campo,
allá en tu suburbio claro.
Yo con mi botella de ron
y el libro de mis poemas en alemán,
que al fin te regalé.
(¿O fue que te quedaste con él?)
Perdóname, pero aquel día
me pareciste una niñita sola,
o quizás un pequeño gorrión mojado.
Tuve ganas de preguntarte:
¿Y tu nido? ¿Y tus padres?
Pero no habría podido.
Desde el abismo de tu blusa,
como dos conejillos caídos en un pozo,
me ensordecían tus senos con sus gritos.
____________________________________________________
к началу страницы
A veces...
A veces tengo ganas de ser un cursi
para decir: La amo a usted con locura.
A veces tengo ganas de ser tonto
para gritar: ¡La quiero tanto!
A veces tengo ganas de ser un niño
para llorar acurrucado en su seno.
A veces tengo ganas de estar muerto
para sentir, bajo la tierra húmeda de mis jugos,
que me crece una flor rompiéndome el pecho,
una flor, y decir: Esta flor,
para usted.
________________________________________________
к началу страницы
El negro mar
La noche morada sueña
sobre el mar;
la voz de los pescadores
mojada en el mar;
sale la luna chorreando
del mar.
El negro mar.
Por entre la noche un son
desemboca en la bahía;
por entre la noche un son.
Los barcos lo ven pasar,
por entre la noche un son,
encendiendo el agua fría.
Por entre la noche un son,
por entre la noche un son,
por entre la noche un son...
El negro mar.
- Ay, mi mulata de oro fino,
ay, mi mulata
de oro y plata,
con su amapola y su azahar,
al pie del mar hambriento y masculino,
al pie del mar.
1947
______________________________________
Дульсе Мария Лойнас
1903-1995
к началу страницы
Баллада поздней любви
Любовь, что явилась столь поздно,
меня ты лишаешь покоя.
В мой дом одинокий, под вечер,
дорогой пришла ты какою?
Любовь, что мне дорого ныне -
сама я не осознала:
то слово, что вскоре мне скажут,
то слово, что я не сказала?
Любовь... Я - луна. И сегодня
уже нет огня в моем взоре.
Ты роз не дари мне весенних.
Близка моя смерть. Дай мне море...
Любовь, что явилась столь поздно,
ты тщетно взываешь: воскресни!
Любовь, для чего тебе нужно
услышать мой плач, а не песни?..
"Balada del amor tardío"
__________________________________
к началу страницы
Время
1
Поцелуй, что тебе не решилась дать,
упал в мое тело звездой...
Как мне звезду достать?
Дать поцелуй другой!
2
Если б рекою стать,
вечно юной рекой белопенной:
проходить, приходить, оставаться -
и изменчивой, и неизменной.
3
Поздно для розы алой,
рано для зимнего бремени.
Час мой исчез из часов...
Я остаюсь вне времени.
4
Поздно, рано, вчера утрачено,
завтра недостижимо, сегодня...
Время не удержать,
нет возможности стать любимой!
5
Километры света
над крышей, за стеной...
(Словно сердце времени,
часы во тьме ночной.)
6
Я, чтобы любовь измерить,
запастись решила рулеткой.
Одна отметка - в горах.
Другая... Ветер - отметка!
"Tiempo"
Переводы В. Андреева
___________________________________
к началу страницы
Balada del amor tardío
Amor que llegas tarde,
tráeme al menos la paz:
Amor de atardecer, ¿por qué extraviado
camino llegas a mi soledad?
Amor que me has buscado sin buscarte,
no sé qué vale más:
la palabra que vas a decirme
o la que yo no digo ya...
Amor... ¿No sientes frío? Soy la luna:
Tengo la muerte blanca y la verdad
lejana... - No me des tus rosas frescas;
soy grave para rosas. Dame el mar...
Amor que llegas tarde, no me viste
ayer cuando cantaba en el trigal...
Amor de mi silencio y mi cansancio,
hoy no me hagas llorar.
________________________________________
к началу страницы
Tiempo
1
El beso que no te di
se me ha vuelto estrella dentro...
¡Quién lo pudiera tornar
- y en tu boca... - otra vez beso!
2
Quién pudiera como el río
ser fugitivo y eterno:
Partir, llegar, pasar siempre
y ser siempre el río fresco...
3
Es tarde para la rosa.
Es pronto para el invierno.
Mi hora no está en el reloj...
¡Me quedé fuera del tiempo!...
4
Tarde, pronto, ayer perdido...
mañana inlogrado, incierto
hoy... ¡Medidas que no pueden
fijar, sujetar un beso!...
5
Un kilómetro de luz,
un gramo de pensamiento...
(De noche el reloj que late
es el corazón del tiempo...)
6
Voy a medirme el amor
con una cinta de acero:
Una punta en la montaña
La otra... ¡clávala en el viento!
__________________________________
к началу страницы
Naufragio
¡Ay qué nadar de alma es este mar!
¡Qué bracear de náufrago y qué hundirse
y hacerse a flote y otra vez hundirse!
¡Ay qué mar sin riberas ni horizonte,
ni barco que esperar! Y qué agarrarse
a esta blanda tiniebla, a este vacío
que da vueltas y vueltas... A esta agua
negra que se resbala entre los dedos...
¡Qué tragar sal y muerte en esta ausencia
infinita de ti!
_________________________________________
Элисео Диего
1920-1994
к началу страницы
Обращение к Карибскому морю
Море Карибское, карта лазури,
злое и нежное, все ты - забвенье.
Пусть твой Улисс опасается бури,
ты еще смотришь в себе сновиденья.
Ибо ты - сон, затаенный в пучине,
где вместо чудищ морских и богов
для неизведанной ласковой сини
ткет Пенелопа черный покров.
Кто эти архипелаги счастливых
сделал сынами чудес и ночей?
Пусть на твоих берегах и в заливах
больше не будет ни лжи, ни цепей.
Ты не покой, а дикарские пляски
даришь, не сладостный сон, а кошмары.
Мифов мы просим - бросаешь нам сказки,
вместо восторгов - гнева удары.
Свет твой безумный, твой яростный ветер
не устают непрестанно сплавлять
дни и века в нелюдимом рассвете,
чтоб через миг разделить их опять.
В стыни бессонных глубинных течений
не одиночество ль отражено
медленных беззащитных мгновений,
вместе с веками идущих на дно?
О, невесомость, немыслимость лета,
трепетность звонкого смеха детей,
шумные игры, безмолвие света,
завороженная зыбкость теней!
Иль не плывут они белою пеной
к той тишине, где и свет молча тает,
где было "прежде", где жизнь сокровенно
в соли колючей твоей обитает?
Но мы текучими голосами
полним молчанье твоей пустоты
в жажде упрямой владеть островами,
что освежаешь дыханием ты.
Перевод Л. Цывьяна
_______________________________________
к началу страницы
Viajes
Un patio de la Víbora
donde la sombra crece hasta el silencio
en árboles y hierbas y amarguras
y llagas del adobe, tiene
también palmeras de otro mundo
grabadas en el aire quieto.
Salir al patio, entrar en el aroma
ruinoso de los años, es un poco
viajar al otro extremo de la vida
y estar como no estando,
en la penumbra
de donde todo viene, adonde
todo se va, por fin, a ser silencio.
_______________________________________
к началу страницы
La casa abandonada
Hacia el final de la escalera
te has dado vuelta: en el vacío de abajo
el viento solitario hace
las veces de trajín, y la penumbra
está sucia de olvido. Pero arriba,
en el piso de arriba, el cúmulo
de inútil sueño aguarda. ¿Vas
a entrar en él, a sumergirte? Con la mano
puesta en el balaustre, acariciándolo
te quedas. Poco a poco,
no vas así a bajar la vista: escucha el torvo
zumbido de la mosca que se afana
contra el ciego cristal: hay alguien
en el primer peldaño. Espera.
Mira:
tú estás en el primer peldaño. Lívido
te estás mirando a ti con toda el alma
como si fuese para siempre.
Y ya
no estás arriba, ni
tampoco abajo.
Zumba
sola por fin la torva prisionera.
_____________________________________________
Амадо Нерво
1870-1919
к началу страницы
Давайте любить!
Если не знает никто, почему улыбаемся мы,
и не знает никто, отчего мы рыдаем,
если не знает никто, зачем рождаемся мы,
и не знает никто, зачем умираем,
если мы движемся к бездне,
где перестанем быть,
если ночь перед нами темна и безгласна...
Давайте, давайте, по крайней мере, любить!
Быть может, хоть это не будет напрасно.
__________________________________________
к началу страницы
Крылья
Герб Мексики - кондор, могучий и мрачный,
терзает когтями змею, символ зла, -
над гладью озерной, алмазно-прозрачной,
где тень от нопаля узором легла.
Я помню, как в детстве увидел я знамя,
когда на прогулку взяла меня мать,
и кондор на знамени реял над нами...
Тут я закричал, заливаясь слезами:
- Хочу быть орлом, хочу в небе летать!
Коль мы почитаемся перлом творенья,
что ж крыльев Творец не пожаловал нам?
- Не плачь, сын, - сказала мне мать в утешенье, -
на крыльях других нас несет вдохновенье,
за ним никогда не угнаться орлам!
Переводы И. Чежеговой
_________________________________________________
к началу страницы
A una francesa
El mal, que en sus recursos es proficuo,
jamás en vil parodia tuvo empachos:
Mefistófeles es un cristo oblicuo
que lleva retorcidos los mostachos.
Y tú, que eres unciosa como un ruego
y sin mácula y simple como un nardo,
tienes trágica crin dorada a fuego
y amarillas pupilas de leopardo.
1902
________________________________________
к началу страницы
Me besaba mucho
Me besaba mucho; como si temiera
irse muy temprano... Su cariño era
inquieto, nervioso.
Yo no comprendía
tan febril premura. Mi intención grosera
nunca vio muy lejos...
¡Ella presentía!
Ella presentía que era corto el plazo,
que la vela herida por el latigazo
del viento, aguardaba ya..., y en su ansiedad
quería dejarme su alma en cada abrazo,
poner en sus besos una eternidad.
Mayo 4 de 1912
__________________________________________________
к началу страницы
Piedad
¡No porque está callada
y ya no te responde, la motejes;
no porque yace helada,
severa, inmóvil, rígida, la huyas;
no porque está tendida
y no puede seguirte ya, la dejes;
no porque está perdida
para siempre jamás, la sustituyas!
Julio 9 de 1912
__________________________________
к началу страницы
Sin rumbo
Por diez años su diáfana existencia fue mía.
Diez años en mi mano su mano se apoyó,
¡y en sólo unos instantes se me puso tan fría,
que por siempre mis besos congeló!
¡Adonde iréis ahora, pobre nidada loca
de mis huérfanos besos, si sus labios están
cerrados, si hay un sello glacial sobre su boca,
si su frente divina se heló bajo su toca,
si sus ojos ya nunca se abrirán!
Agosto 14 de 1912
________________________________________________
Энрике Гонсалес Мартинес
1871-1952
к началу страницы
Старая борзая
Сердце, старая борзая!
Колебанья презирая,
друг отважный и прямой,
ты всегда кидалась в бой,
мой порыв опережая, -
в свете дня, во тьме ночной.
Ныне, друг мой по борьбе,
волю я дарю тебе,
с долгой службы отпускаю.
Твой лирический приют
травы густо заплетут.
Отдохни, забот не зная,
сердце, старая борзая!
____________________________
к началу страницы
Ты шею лебедю-обманщику сверни...
Ты шею лебедю-обманщику сверни -
он белой нотою звучит в озерной сини;
ему, застывшему в законченности линий,
чужда душа вещей, природа не сродни.
Беги от косных форм, от стертых слов - они
не согласуются с укрытой в сердцевине
глубинной жизнью, и - люби сильней отныне
живую жизнь, и ей свой трепет объясни.
Взгляни на мудрую сову в ночи беззвездной,
когда, слетев с плеча Паллады шлемоносной,
неслышно на сосну спускается она.
Ей не дана краса лебяжья; но пытливый
зрачок ее, во мрак вперяясь молчаливый,
читает тайные ночные письмена.
__________________________________________
к началу страницы
Сумей пройти над жизнью...
Сумей пройти над жизнью всех явлений
неспешно, отрешенно; и ясна
тебе предстанет снега белизна,
вен синева и роз огонь весенний.
Пусть все в твоей душе оставит след
и глубоко, и верно, и чеканно:
проникновенный монолог фонтана
и горестной звезды дрожащий свет.
Пусть арфою Эола над вершиной
ты, отданный ветрам на произвол,
струной бы чуткою воспроизвел
молитвенный напев и рык звериный.
Пусть будет чуждо сердцу твоему
все, что волнует человечье стадо;
возделав душу, обретешь награду:
услышишь тишину, прозришь сквозь тьму.
Пусть ты себя возлюбишь в сердце строгом,
в нем заключив весь ад, все небеса,
и в сердце пусть глядят твои глаза,
чтоб необъятный мир постичь в немногом.
И пусть, оковы жизни разреша,
с собою взяв весь мир, тобой творимый,
услышишь ты свой стих неповторимый,
где бьется жизни легкая душа.
_________________________________________
к началу страницы
Дом при дороге
Дом при дороге — он во мне самом,
в открытом настежь сердце, - грустно в нем.
За эти годы в нем перебывало
необычайных странников немало,
но чаще пустовал он день за днем.
И видел он
в улыбках жизни и в ее блужданьях
один и тот же бесконечный сон -
о легких встречах, скорых расставаньях.
И редко, редко путник уходящий
для гостя нового оставит огонек,
в ночи горящий,
и, покидая дружеский порог,
напишет несколько приветных строк.
Нет - большинство гостей уходит в нетерпенье,
едва спугнет их преждевременный закат,
и в доме остаются хлам и чад,
умерших песен неприкаянные тени
и стертый след на каменной ступени.
И потому, когда в ночи глубокой
неведомый мне путник одинокий
затеплит огонек, тогда:
- Кто там теперь? - гадаю я в тревоге. -
То запоздалая любовь зашла с дороги
иль загостилась старая беда?
_____________________________________________
к началу страницы
Безмятежность
Эта ночь принесла трепетание звездного света,
серовато-жемчужное небо с осьмушкой луны;
в серебристом тумане тропинки неясно видны,
и пространство умолкло, в прозрачную млечность одето.
И пробилась в душе долгожданного мира примета,
словно тайный источник несущей покой тишины.
Ненадежному счастью невзгоды теперь не страшны,
присмирели они, как ягнята на пастбищах лета.
Тот, кто духом смирился, не станет других осуждать
Ни за зло, ни за смерть, ибо ночи дано охлаждать
неуемность порывов, смягчать непокорную жалость;
и с собой примиренная жизнь размышляет в тиши,
что такое моя безмятежность, дремота души -
то ли доблесть и жертвенность, то ли отказ и усталость...
_________________________________________________________
к началу страницы
Воспоминания сада
Эта серая морось мир окутала снова,
от ненужного горя жизнь темна и тяжка.
У порога души постучала тоска,
как усталая странница в поисках крова.
И дыханье жасминов из сада ночного...
Бередит мою рану острый запах цветка.
Вспоминается вечер... Ползут облака,
моросит, и давно все к отъезду готово.
Острый запах жасмина... Дождя шепоток,
неумолчное в мокрой листве бормотанье,
бесконечных тягучих признаний поток...
И печаль воскрешает в туманном сознанье
чьи-то слезы, летящий по ветру платок
и корабль, отплывающий в скорбном молчанье.
Переводы М. Квятковской
_________________________________________________________
к началу страницы
Поэты новых дней
Поэты новых дней споют легко и строго
божественную песнь, неведомую нам;
созвездья новые, полны иной тревогой,
пошлют иной удел их беспокойным снам.
Поэты новых дней пойдут своей дорогой,
шагая по большим невиданным лугам;
услышав нашу песнь, сочтут ее убогой,
на ветер выкинут наш сон, как старый хлам.
Но будет это все напрасно и случайно;
в душе останутся и страх, и та же тайна,
и прежняя тоска, и злая тишина.
Они увидят: мрак грозит навечно миру,
из праха подберут заброшенную лиру,
и тот же стих - наш стих - подскажет им она.
Перевод О. Савича
____________________________________________
к началу страницы
El sembrador de estrellas
Y pasarás, y al verte se dirán: "¿Qué camino
va siguiendo el sonámbulo?..." Desatento al murmullo
irás, al aire suelta la túnica de lino,
la túnica albeante de desdén y de orgullo.
Irán acompañándote apenas unas pocas
almas hechas de ensueño... Mas al fin de la selva,
al ver ante sus ojos el murallón de rocas,
dirán amedrentadas: "Esperemos que vuelva."
Y treparás tú solo los agrietados senderos;
vendrá luego el fantástico desfile de paisajes,
y llegarás tú solo a descorrer celajes
allá donde las cumbres besan a los luceros.
Bajarás lentamente una noche de luna
enferma, de dolientes penumbras misteriosas,
sosteniendo tus manos y regando una a una,
con un gesto de dádiva, las lumínicas rosas.
Y mirarán absortos el claror de tus huellas,
y clamará la jerga de aquel montón humano:
"Es un ladrón de estrellas..." Y tu pródiga mano
seguirá por la vida desparramando estrellas...
____________________________________________________
к началу страницы
Eran dos hermanas
Eran dos hermanas,
eran dos hermanas tristes
y pálidas
Venía una de ellas
de tierras lejanas
trayendo en sus hombros un fardo
de nostalgias,
siempre pensativa,
callada,
con los ojos vueltos hacia el infinito,
los ojos azules de pupilas vagas
por los que en momentos hasta parecía
salírsele el alma...
La otra
hermana,
de labios marchitos,
de sonrisa amarga,
siempre muda,
siempre inmóvil, esperaba
yo no sé qué cosas de pasados tiempos,
memorias ausentes o dichas lejanas...
No se que tenía
su sonrisa...
Hablaba de aquellos abismos de dolor inmenso
en que se han hundido unas cuantas almas.
Y cuando lloraba llanto silencioso
la primera hermana,
ella sonreía, ella sonreía
y callaba...
De aquellas sonrisas
y de aquellas lágrimas
yo nunca he podido saber cuáles eran
más amargas...
Eran dos hermanas,
eran dos hermanas tristes
y pálidas...
____________________________________________
к началу страницы
Los días inútiles
Sobre el dormido lago está el saúz que llora.
Es el mismo paisaje de mortecina luz.
Un hilo imperceptible ata la vieja hora
con la hora presente... Un lago y un saúz.
¿Con qué llené la ausencia? Demente peregrino
de extraños plenilunios, vi la vida correr...
¿La sangre? De las zarzas. ¿El polvo? Del camino.
Pero yo soy el mismo, soy el mismo de ayer.
Y mientras reconstruyo todo el pasado, y pienso
en los instantes frívolos de mi divagación,
se me va despertando como un afán inmenso
de sollozar a solas y de pedir perdón.
_________________________________________________
к началу страницы
Mi amigo el silencio
Llegó una vez, al preludiar mi queja
bajo el amparo de la tarde amiga,
y posó su piedad en mi fatiga,
y desde aquel entonces no me deja.
Con blanca mano, de mi lado aleja
el decidor afán y lo mitiga,
y a la promesa del callar obliga
la fácil voz de la canción añeja.
Vamos por el huir de los senderos,
y nuestro mudo paso de viajeros
no despierta a los pájaros... Pasamos
solos por la región desconocida;
y en la vasta quietud, no más la vida
sale a escuchar el verso que callamos.
______________________________________
к началу страницы
Y pienso que la vida...
Y pienso que la vida se me va con huida
inevitable y rápida, y me conturbo, y pienso
en mis horas lejanas, y me asalta un inmenso
afán de ser el de antes y desandar la vida.
¡Oh los pasos sin rumbo por la senda perdida,
los anhelos inútiles, el batallar intenso!
¿Cómo flotáis ahora, blancas nubes de incienso
quemado en los altares de una deidad mentida?
Páginas tersas, páginas de los libros, lecturas
de espejismos enfermos, de cuestiones oscuras...
¡Ay, lo que yo he leído! ¡Ay, lo que yo he soñado!...
Tristes noches de estéril meditación, quimera
que ofuscaste mi espíritu sin dejarme siquiera
mirar que iba la vida sonriendo a mi lado...
(¡Ay, lo que yo he leído! ?Ay, lo que yo he soñado!)
_____________________________________________________
Хосе Хуан Таблада
1871-1945
к началу страницы
В стиле хокку
Бамбук
Тонкий и длинный
бамбук разогнуться не может
под градом жемчужных дождинок.
Ива
Плачет ива много лет.
Полуянтарь, полузолото,
Полусвет.
Ночные бабочки
Ночные бабочки, когда же
вернете вы нагим кустам
сухие листья крыльев ваших?
Рыбы играют
Ударом солнечного золота
стекло залива вдребезги расколото.
Серая цапля
У цапли серы перья серым утром,
а в ясный день сверкают перламутром,
как мрамор, неподвижны ввечеру
и, как снежок, играют на ветру.
Павлин
Разодетый в пух и прах,
павлин на птичнике плебейском
расхаживает, как монарх.
Гуси
Бог весть из-за чего и не впервые
тревогу гуси лапчатые бьют
испачканными трубами своими.
Соловей
Под горестным небом, в бреду,
всю ночь соловей прославляет
единственную звезду.
Луна
Ночь необъятна в море сна.
Как раковина - облако
и как жемчужина - луна.
Разрезанный арбуз
Смехом напоенное,
стозвонное
лета зрелого
красное чрево.
Бессонница
На черном шифере
выводит фосфорические цифры.
____________________________________
к началу страницы
Оникс
Монах, ты смотришь, как мерцает кроткий
лампады свет в объятьях темноты.
А в храм уж утро брезжит сквозь решетки.
Своих грехов ты рассыпаешь четки.
Я плакать бы хотел, как плачешь ты!
Святая вера дрогнула, как кроткий
лампады свет в смешенье темноты
и утра, что проникло сквозь решетки,
и жизнь течет, как траурные четки,
печальней слез, что проливаешь ты.
В тебе играет плотское желанье,
и высшей красотою ты влеком.
Ты как любовник в рвении слепом:
в тебе и страсть, и горечи дыханье,
что стать могло бы огненным дождем.
Во мне угасло плотское желанье,
и высшей красотой я не влеком.
Осталось в сердце спящем и слепом
лишь горечи тлетворное дыханье,
что стать могло бы огненным дождем.
О воин в дебрях памяти всесильной,
бессмертной славы радужный посыльный!
Ты пал от золотого острия,
покрыли лавры твой курган могильный.
О, так же умереть хотел бы я!
Храм памяти моей - во мгле всесильной.
Презренного бесславия посыльный,
не жду я золотого острия.
В пустой груди царит лишь мрак могильный,
но лавровых венков не вижу я.
Монах, любовник, воин! Где же ныне
тот след, что вел меня к моей святыне
и навсегда исчез в трясине лет?
Моя надежда где? Нет и в помине.
Ни Бога, ни любви, ни стяга нет.
Переводы В. Васильева
_________________________________________
к началу страницы
Nocturno alterno
Neoyorquina noche dorada
Fríos muros de cal moruna
Rector's champaña foxtrot
Casas mudas y fuertes rejas
Y volviendo la mirada
Sobre las silenciosas tejas
El alma petrificada
Los gatos blancos de la luna
Como la mujer de Loth
¡Y sin embargo
es una
misma
en New York
y en Bogotá
La Luna...!
______________________________________
к началу страницы
Haikais
El saúz
Tierno saúz,
Casi otro, casi ámbar,
Casi luz...
El mono
El pequeño mono me mira...
¡Quisiera decirme
algo que se le olvida!
Sandía
Del verano, roja y fría
carcajada,
rebanada
de sandía.
Hongo
Parece la sombrilla
este hongo policromo
de un sapo japonista.
Hojas secas
El jardín está lleno de hojas secas;
nunca vi tantas hojas en sus árboles
verdes, en primavera.
Los gansos
Por nada los gansos
Tocan alarma
En sus trompetas de barro.
Pavo real
Pavo real, largo fulgor,
Por el gallinero demócrata
Pasas como una procesión...
La tortuga
Aunque jamás se muda,
A tumbos, como carro de mudanza,
Va por la senda la tortuga.
Nocturna mariposa
- ¡Devuelve a la desnuda rama,
Nocturna mariposa,
Las hojas secas de tus alas!
La araña
Recorriendo su tela
Esta luna clarísima
Tiene a la araña en vela.
____________________________________
к началу страницы
El gallo habanero
En el matinal gallinero
con el rendimiento caballero,
en torno a su hembra enreda
el arabesco de su rueda
sin cesar el gallo habanero;
cual blanco albornoz el plumón
envuelve su fiero ademán;
¡por su cresta-fez bermellón
y el alfanje de su espolón,
el gallo es un breve sultán!
Junto a la gallina coqueta,
de pronto su blanca silueta
fija en soberbia rigidez,
como el gallo de la veleta
o el caballo del ajedrez...
Echando atrás el cuello empina;
¡y en enfático frenesí,
rasga la matinal neblina,
sobre el jardín que ilumina
con su agudo kikirikí!
_______________________________
Альфонсо Рейес
1889-1959
к началу страницы
Поэтическое искусство
I
Пленительность несмелая строки:
цветок, стыдливо сжавший лепестки.
II
Сомкнется он, как чашечка вьюнка,
едва к нему притронется рука.
III
Рука Орфея, но еще властней:
в нее не веря, верю только ей,
IV
что Эвридику выведет на свет
из царства вечных снов, где жизни нет.
______________________________________
к началу страницы
Молчание
Чтоб гром одолеть заклятьем,
голос понизить надо:
недаром чистейший мед -
лучшее средство от яда.
Любой мимолетный сон
хмелем своим нечаянным
поможет мне удержать
время в его безначалье;
мой вызов грохоту дней -
намеренное молчанье.
На миг блеснувшая искра -
все же частица света,
любовь пребудет любовью
и в немоте безответной.
Все меньше и меньше слов,
но каждое - откровенье,
в каждой строчке - биенье крови,
в каждой кровинке - вселенная.
Шар, вращаясь, покорен
центру - недвижной точке,
в едином мгновенье - вечность,
не знающая отсрочки;
стрела полетом жива,
но ей суждено вонзиться;
вот так и ты, моя песнь, -
пора нам остановиться.
________________________________
к началу страницы
Угроза
Мака цветок багряный,
любовь твоя горше обмана.
Так жарки твои румяна,
сурьма твоя так густа,
и резок твой запах пряный,
и солнца просят уста!
Мака цветок багряный.
Я помню, была одна -
во всем на тебя похожа:
и чаща ресниц черна,
и лживо алеет кожа...
Мака цветок багряный.
Я помню, была одна...
(Боюсь я тебя касаться,
боюсь я дождаться дня,
когда лепестки, дразня,
в женский лик обратятся.)
Переводы А. Косс
______________________________________
к началу страницы
Вариации на темы моей родины
Незабудка, цветок безродный
моей долины родной,
если сердце твое свободно,
обручись, обручись со мной.
I
Во власти сонных тенет
нас держат жасмин и гвоздика,
репейник щерится дико,
и яростью лавр гнетет.
Приносит клевер свой мед,
дает апельсин плодородный,
дает гранат благородный
свой сок - и кровь и мечту;
но всем я тебя предпочту,
незабудка, цветок безродный.
II
Колокольчики высятся прямо
под смоковницей густолистой;
рядом - ландыш, простой и чистый,
и роза - придворная дама;
здесь не бабочка блещет упрямо,
а колибри - игрою цветной.
Но я хочу быть с тобой:
других незаметнее с виду,
баюкаешь ты обиду
моей долины родной.
III
Почему, когда жар спадает,
и сон отряхает природа,
и кричит сорочья порода,
словно праздник ее ожидает,
остаешься - кто разгадает? -
молчаливой, чистой, холодной?
Почему в тоске безысходной
ты покинуть меня готова,
не сказав ни единого слова,
если сердце твое свободно?
IV
Золотые звезды без дрожи
рождает твое вдохновенье;
они мыслям дадут направленье
или будут на слезы похожи?
Твое молчанье дороже,
чем звонкий голос любой,
и я проверяю тобой,
где правда, где ложь, где шутка.
Моей земли незабудка,
обручись, обручись со мной.
Перевод О. Савича
"Glosa de mi tierra"
_________________________________
к началу страницы
Apenas
A veces, hecho de nada,
sube un efluvio del suelo.
De repente, a la callada,
suspira de aroma el cedro.
Como somos la delgada
disolución de un secreto,
a poco que cede el alma
desborda la fuente de un sueño.
¡Mísera cosa la vaga
razón cuando, en el silencio,
una como resolana
me baja, de tu recuerdo!
______________________________________
к началу страницы
Glosa de mi tierra
Amapolita morada
del valle donde nací:
sino estás enamorada,
enamórate de mí.
I
Aduerma el rojo clavel
o el blanco jazmín de las sienes;
que el cardo es sólo desdenes,
y sólo furia el laurel.
Dé el monacillo su miel,
y la naranja rugada
y la sedienta granada
zumo y sangre - oro y rubí;
que yo te prefiero a ti,
amapolita morada.
II
Al pie de la higuera hojosa
tiende el manto la alfombrilla;
crecen la anacua sencilla
y la cortesana rosa;
donde no la mariposa,
tornasola el colibrí.
Pero te prefiero a tí,
de quien la mano se aleja:
vaso en que duerme la queja
del valle donde nací.
III
Cuando, al renacer el día
y al despertar de la siesta,
hacen las urracas fiesta
y salvas de gritería,
¿por qué, amapola, tan fría,
o tan pura, o tan callada?
¿Por qué, sin decirme nada,
me infundes un ansia incierta
- copa exhausta, mano abierta -
si no estás enamorada?
IV
¿Nacerán estrellas de oro
de tu cáliz tremulento
- norma para el pensamiento
o bujeta para el lloro?
No vale un canto sonoro
el silencio que te oí.
Apurando estoy en ti
cuánto la música yerra.
Amapola de mi tierra:
enamórate de mí.
_________________________________
Хосе Горостиса
1901-1973
к началу страницы
Радуется море
Я ходил дорогами тернистыми
за банановыми листьями.
Радуется море.
Я ходил, куда манил
повелитель всех ветрил.
Радуется море.
Ведь луна (а ей пятнадцать лет всего-то) -
серебро, кармин и позолота.
Радуется море.
Ведь луна над морем, радости полна,
ароматом тубероз напоена.
Радуется море.
Семь бутонов распустились у дороги
и моей невесте кланяются в ноги.
Радуется море.
Семь бутонов, а дыхание одно,
голубиною сверкает белизной.
Радуется море.
Жизнь, сорву я эти белые бутоны,
что возлюбленной моей кладут поклоны.
Радуется море.
Жизнь, любовь моя чиста и молода,
очернить ее не дам я никогда.
Радуется море.
Перевод В. Васильева
"Se alegra el mar"
__________________________________________
к началу страницы
La orilla del mar
No es agua ni arena
la orilla del mar.
El agua sonora
de espuma sencilla,
el agua no puede
formarse la orilla.
Y porque descanse
en muelle lugar,
no es agua ni arena
la orilla del mar.
Las cosas discretas,
amables, sencillas;
las cosas se juntan
como las orillas.
Los mismo los labios,
si quieren besar.
No es agua ni arena
la orilla del mar.
Yo sólo me miro
por cosa de muerto;
solo, desolado,
como en un desierto.
A mí venga el lloro,
pues debo penar.
No es agua ni arena
la orilla del mar.
_____________________
к началу страницы
Se alegra el mar
A Carlos Pellicer
Iremos a buscar
hojas de plátano al platanar.
Se alegra el mar.
Iremos a buscarlas en el camino,
padre de las madejas de lino.
Se alegra el mar.
Porque la luna (cumple quince años a pena)
se pone blanca, azul, roja, morena.
Se alegra el mar.
Porque la luna aprende consejo del mar,
en perfume de nardo se quiere mudar.
Se alegra el mar.
Siete varas de nardo desprenderé
para mi novia de lindo pie.
Se alegra el mar.
Siete varas de nardo; sólo un aroma,
una sola blancura de pluma de paloma.
Se alegra el mar.
Vida - le digo - blancas las desprendí, yo bien lo sé,
para mi novia de lindo pie.
Se alegra el mar.
Vida - le digo - blancas las desprendí.
¡No se vuelvan oscuras por ser de mí!
Se alegra el mar.
______________________________________________________
Октавио Пас
1914-1998
к началу страницы
* * *
Твой танец, легкое твое движенье,
что еле-еле различает глаз,
чуть родилось - и замерло тотчас,
но замерло лишь только на мгновенье.
Оно рождает головокруженье,
оно - как свет полдневный, что не гас
до вечера, как радужный алмаз,
как солнца непрерывное свеченье.
Огонь, пожар, звезды сверканье, меч...
Пусть это жажду мне не утоляет,
но и не может страсть мою разжечь.
И твое тело никнет, исчезает,
и пропадает белизна твоя:
ты вновь - вода и темная земля.
Перевод А. Родосского
______________________________________
к началу страницы
Июнь
...плыл июнь...
...текли и щемили воспоминания.
Хрустальная нахлынула река,
лазурь и зелень, ливни словно гривы,
волна течет недвижно, и ленивы
наполненные влагой облака.
Забытое плывет издалека:
глаза впивают, сердце ждет пугливо,
уста целуют смутные извивы,
тень осязать пытается рука.
О вечность, миги связаны так тесно,
что, изобилием напоено,
небытие является телесно.
Исполненное полноты и смуты,
томится сердце, в вечности одно:
вчера и завтра, годы и минуты.
Перевод В. Резник
__________________________________________
к началу страницы
* * *
У дня на ладони
Три облака
И слов этих горстка.
Безымянные дети рассвета ищут названий
На стволах полусонных луч играет
Скачут гор ночные кони у кромки прибоя
Шпор не сняв в морскую воду входит солнце
Нарушая прозрачность утра валуны наливаются плотью
Но упрямится море к ногам горизонта отпрянув
Затуманенная земля становится твердью
Мир спросонок встает с головой непокрытой
Глыба камня ждет что проступят на ней гимны
Заря распахнула сияющий веер имен и наречий
Это начало песни растет как древо
Это утренний ветер
Слов семена несущий
Перевод Н. Галкиной
__________________________________________________
к началу страницы
Колонны
Как мала эта площадь
с пересохшим фонтаном.
Плесневелые стены,
две скамьи почернелые,
искореженный ясень.
Вдалеке раздается
рокот улиц центральных.
Ночь бесшумно струится
и стирает фасады.
Фонари загорелись.
Среди волн полумрака
в закоулках, в подъездах
вырастают колонны
из трепещущей жизни,
в замирании пары
сплетены воедино
в бормотанье недвижном.
В полушарии южном
ночи с женщиной сходны,
плодовитой и влажной.
Острова, что пылают
в океанах небесных.
Тень банановой пальмы
зеленеет от листьев.
Вот и неотторжимы
друг от друга мы стали,
словно дышащим древом
и плющом зарастают
оба тела сплетенных.
Бормотание листьев,
среди спящих травинок
скрип сверчков неустанных,
звезды лезут плескаться
в лужу к скромным лягушкам,
лето впрок наполняет
все кувшины водою,
незаметным движеньем
ветер дверь отворяет.
Месяц высветил лоб твой,
предпочтя всем террасам.
Словно вечность, мгновенье,
а весь мир - на ладони.
Раз твоими глазами
на тебя же смотрю я,
я в твоих потерялся,
ты в мои погрузилась.
Нет имен больше - пепел,
и слились с горизонтом
наших тел силуэты,
что от нас отдалились.
Недвижимые пары
то ли в Мексике, в парке,
то ли в Азии где-то:
безучастные звезды
над мильоном причастий.
Целой гаммой касаний
снизу кверху, и снова
вниз и вверх, и сначала,
то в корней королевство,
то в республику крыльев.
Два сплетенных тела
о душе нам пророчат:
я глаза закрываю,
пальцев легким касаньем
в твоем теле читаю
мироздания книгу.
Привкус мудрости вечной
вкус земли нам напомнит.
Еле видимый лучик,
осветив нас, сметает;
ослепляющей почкой
разрождается семя.
Этим вечным качаньем
меж концом и началом
кровь пульсирует в арке,
что над небытием.
Тела в молнию свились
и застыли навек.
Перевод Вс. Багно
___________________________
к началу страницы
Творчество
Когда в уединенные часы
скользит перо по бумаге,
кто направляет его?
Кому пишет тот, кто пишет за меня,
на стыке губ и мечты,
безмятежного холода, залива,
отгораживаясь от мира навсегда?
Кто-то пишет за меня, движет моею рукою,
выбирает слово, останавливается,
колеблется между синим морем и зеленым холмом.
Остудив свой пыл,
смотрю, что я написал.
Пусть сожжет это все очищающий огнь!
Но этот судья - в то же время и жертва,
и, осуждая меня, он осуждает себя:
никому он не пишет, ни к кому не взывает -
пишет он самому себе, в самом себе ищет забвения
и, забывшись, снова становится мною.
________________________________________________
к началу страницы
Ноктюрн
Тень, трепетная тень звуков.
Воды черной реки влекут затонувший мрамор.
Как рассказать в загубленном воздухе,
осиротелыми словами,
как рассказать о сновидениях?
Тень, трепетная тень звуков.
Черная гамма пылающих лилий.
Как рассказать об именах, о звездах,
о белых птицах роялей
и обелиске безмолвия?
Тень, трепетная тень звуков.
Разбитые статуи при лунном свете.
Как рассказать, орхидея,
цветок, не похожий на другие цветы,
как выразить твои белые очертания?
Как выразить, о Сновидение, твое безмолвие в звуках?
____________________________________________________
к началу страницы
Монолог
У подножья разбитых колонн,
между ничем и мечтою,
терзают мою бессонницу
слоги твоего имени.
Твои длинные рыжие волосы,
как будто летняя молния,
трепещут в нежном неистовстве,
как на острие меча.
Темный поток сновидений
течет посреди развалин
и творит тебя из ничего:
терпкие косы, забвенье,
влажный полуночный берег,
где широко простерлось и бьется
слепое, сонное море.
_______________________________
к началу страницы
Улица
На улице безлюдной - тишина.
Во мраке я споткнулся и упал,
поднялся вновь и наугад бреду
по мостовой, по прошлогодним листьям,
а кто-то по пятам за мной идет.
Я ускоряю шаг - он ускоряет,
я оборачиваюсь - никого.
Что делать мне? Вокруг темным-темно.
И я бегу и за угол пытаюсь
свернуть, чтоб с улицы уйти туда,
где по пятам за мной ходить не будут,
туда, где человек другой, споткнувшись,
меня увидев, скажет: "Никого!"
Переводы А. Родосского
____________________________________________________
к началу страницы
Явление
Каменной душной ночью в мою городскую квартиру
приходит природа.
На ее зеленых запястьях - браслеты из листьев,
браслеты из птиц.
За руку реку приводит.
Корзину только что сорванных звезд
приносит она.
Наибелейшим хвостом бьющее по полу,
расстилается море передо мной.
А из безмолвия дерево вырастает - музыкой.
Словами оно переполнено -
словами, что светятся, и созревают, и опадают.
Лоб мой - пещера, в которой сверкают молнии.
И взмахи крыльев повсюду...
Скажи: ты и вправду явилась ко мне, природа,
или ты - сновиденье, внушенное мне тобою?
______________________________________________
к началу страницы
Пишу зелеными чернилами
Зелеными чернилами я сотворю сады, луга, леса,
листву, в которой буквы запоют,
создам слова-деревья
и предложенья-звезды.
Пусть падают мои слова на тело белое твое,
как ливень листьев на заснеженное поле,
и, словно плющ дома,
листы бумаги покрывает зелень слов.
Пусть падают слова на руки, шею, грудь, живот,
на лоб, что словно море в штиль,
на волосы каштанового цвета,
на зубы, что покусывают стебелек травинки.
Как дерево весеннею листвою,
ты зеленью моих чернил украшена.
И звездами своих очей взгляни на небо -
в татуировке звезд зеленых.
Переводы В. Андреева
______________________________________________
к началу страницы
Alameda
El sol entre los follajes
y el viento por todas partes
llama vegetal te esculpen,
si verde bajo los oros
entre verdores dorada.
Construida de reflejos:
luz labrada por las sombras,
sombra deshecha en la luz.
1935
____________________________
к началу страницы
Otoño
El viento despierta,
barre los pensamientos de mi frente
y me suspende
en la luz que sonríe para nadie:
¡cuanta belleza suelta!
Otoño: entre tus manos frías
el mundo llamea.
1933
___________________________________
к началу страницы
El pájaro
En el silencio transparente
el día reposaba:
la transparencia del espacio
era la transparencia del silencio.
La inmóvil luz del cielo sosegaba
el crecimiento de las yerbas.
Los bichos de la tierra, entre las piedras,
bajo la luz idéntica, eran piedras.
El tiempo en el minuto se saciaba.
En la quietud absorta
se consumaba el mediodía.
Y un pájaro cantó, delgada flecha.
Pecho de plata herido vibró el cielo,
se movieron las hojas,
las yerbas despertaron...
Y sentí que la muerte era una flecha
que no se sabe quién dispara
y en un abrir los ojos nos morimos.
1944
___________________________________________
к началу страницы
Niña
A Laura Elena
Nombras el árbol, niña.
Y el árbol crece, lento,
alto deslumbramiento,
hasta volvernos verde la mirada.
Nombras el cielo, niña.
Y la nubes pelean con el viento
y el espacio se vuelve
un transparente campo de batalla.
Nombras el agua, niña.
Y el agua brota, no sé dónde,
brilla en las hojas, habla entre las piedras
y en húmedos vapores nos convierte.
No dices nada, niña.
Y la ola amarilla;
la marea del sol,
en su cresta nos alza,
en los cuatro horizontes nos dispersa
y nos devuelve, intactos,
en el centro del día, a ser nosotros.
____________________________________________
к началу страницы
Viento
Cantan las hojas,
bailan las peras en el peral;
gira la rosa,
rosa del viento, no del rosal.
Nubes y nubes
flotan dormidas, algas del aire;
todo el espacio
gira con ellas, fuerza de nadie.
Todo es espacio;
vibra la vara de la amapola
y una desnuda
vuela en el viento lomo de ola.
Nada soy yo,
cuerpo que flota, luz, oleaje;
todo es del viento
y el viento es aire siempre de viaje.
1944
_____________________________________
Маргарита Пас Паредес
р. 1922
к началу страницы
К поэзии
Ты видишь, я бреду пустыней
снов, моей воле неподвластных,
твое я выкликаю имя,
оно родник, оно оазис,
и тень твоя - как пальмы тень...
Но все - мираж, все - сновиденье.
Пески, пески до самых губ,
грудь без тебя - гнездо пустое,
язык в призывах тщетных груб,
на лбу горит клеймом твой образ.
Поэзия! Я не могу забыть,
как ты росой незримой выпадала
на чуткий лепесток моей зари,
и бабочки волшебные твои
в мою дрожащую влетали радость...
Ты пахарем была моей души,
прекрасным лебедем в крови бурлящей,
на розе сердца сладостным шипом,
крылом парящим, колоколом счастья.
И было мне легко с тобою говорить,
и жить, твоим сияньем озаренной,
и в воздухе ловить твой светлый след,
и взглядом провожать тебя влюбленно...
Теперь глухая ночь сомкнулась вкруг меня,
тебя я тщетно призываю,
и рвется голос мой в беспомощном рыданье,
я беззащитна, я совсем одна,
отставшая, забытая, чужая,
я, в зеркале твоем не постигая
твоей, Поэзия, неуловимой сути,
от жажды неизбывной умираю.
Иду по смертному пути, но смерть
не может взять меня: кипит прибоем
под пальцами твоими кровь моя,
и все внутри меня огнем пылает,
и в снах моих мятежных чаек стаи...
Мне не вернуть тебя, хоть ты наносишь
мне раны пламенеющим мечом,
и ливнем светлым омываешь ночи,
и даришь лихорадкой ожиданья,
заблудшим криком, жаждой и рыданьем...
Зачем бреду к тебе тропинкой узкой
бесплодных вздохов,
и твой лик сияет
мне в глубине слезы моей прозрачной,
и силуэт твой мне являет ангел,
творящий сны?
Пусть смолкнет речь моя,
пусть снизойдет молчанье,
пусть стихнет бунт моих набрякших жил,
пусть оторвется слух от раковин морских,
пусть оторвется взор от светлых далей,
пусть навсегда спина лишится крыл,
пусть склонятся уста и поцелуют пыль,
и пусть на ложе матери-земли
я в первозданной наготе останусь, -
тогда, Поэзия,
прошу, пролей
на нанесенные тобою раны
бальзама каплю
и в груди моей
навеки расцвети горящим маком.
_________________________________________
к началу страницы
Твое лицо в тумане...
Твое лицо в тумане, словно лик
моей мечты, отправленной в изгнанье
к вершинам скорби. Но ее скитанья
тебя к ней не приблизят ни на миг.
Любимый! Где любви твоей родник?
Как иссушило губы воздержанье!
Но, все утратив, вся я ожиданье:
дрожит во тьме безумья светлый блик...
Ловлю твой голос в океанском шквале
я раковиной моих горьких бед...
На веслах скорби по морю печали,
надежды оставляя слабый след,
мой челн к пустынным берегам причалит,
где твой в тумане тает силуэт.
______________________________________
к началу страницы
Призыв
Что есть надежда?
Почка разлуки,
которая, лопнув, раскрыться медлит?
Или она - застарелость муки,
гложущей пробужденное сердце?
Жизнь каждодневной дорогой вьется,
гремящей во всех направленьях,
и тонет в ней мой упрямый вопль.
И солнце днем призывает к терпению...
Но по ночам
не могу не кричать, -
я в ночь, как гвоздь,
вбиваю свой крик.
И струнами арфы нервы дрожат,
и сном их не укротить.
И, вырвавшись из темницы ночной,
уверенно к цели летящей стрелой
взрезает пространство мой крик.
И, сбросив невольничью кожу,
он вдруг голубкой встревоженной
прямо к тебе летит.
Рай не где-то на дальних звездах,
рай не сказочная страна,
не виноградник,
где спелые гроздья
поят душу и глаз допьяна.
Рай - это просто голос милый,
далекий и единственный,
который всегда нас услышит
и откликнется.
Переводы И. Чежеговой
_________________________________________
Хайме Сабинес
р. 1925
к началу страницы
Древняя ночь
Древняя ночь, древняя...
Сердце мое, как ночь, бесконечное.
Медленно холод сердце сжимает,
словно из тьмы ночей
ищут, зовут меня руки...
Любовь моих давних дней.
Ночь, как древняя боль, глубокая,
сумрак все холодней.
Тень и звезда далекая.
Пусто в душе моей.
Но отступает боль бесконечная
вдаль, в глубину ночей...
Ночь, ее тело мертвое
ищу во мраке теней.
Скрылась луна, все мы безумные
с незапамятных дней.
Есть только одно недолгое чудо:
холод из тьмы ночей.
Древний, медленный плач настигает...
Сумрак, река без огней.
____________________________________
к началу страницы
Любовь моя и жизнь тебе одной...
Любовь моя и жизнь тебе одной,
далекая и непонятная сейчас.
Напрасно говорю с тобой - ведь глаз твоих давно не вижу.
Ты выдумка моя, обман,
в который сам не верю я порой.
И в этот час, когда мы друг от друга далеки,
рыданье, ненависть и смерть захлестывают нас.
Нет жизни без тебя.
Но если без тебя и существую,
то, как потерянный, оплакивая и любя.
(Поверь, в последний раз я говорю об этом.)
Все, что я знал и пережил,
чего не понимал подчас,
я понял здесь, с тобой.
Мне плохо без тебя.
В душе тоска и скорбь.
И лишь когда мы вместе, я спокоен.
Любимая, твое молчанье тревожит, как беда.
(Когда гляжу в твои глаза, я о ребенке думаю всегда.)
В глухие ночи, ночи, ночи одиночества
я говорю тебе все это.
Твоя душа - цветок, такой же нежный, как твои ладони.
Я вспоминаю твою улыбку, тонущую в крике,
и сердце, такое простодушное, и мягкое, и беспокойное.
Мне чудится, что будто ищешь меня
и там, где я бывал, и в стороне чужой.
Я представляю все, что знаю о тебе, и то, чего сама
не знаешь.
Дитя моих тревог, ты мое сердце, сжатое тоской.
Как видишь, дорогая, все мысли о тебе одной.
________________________________________________________
к началу страницы
Хорал
Море себя измеряет волнами,
небо крыльями,
а люди слезами.
Ветер покоится в листьях оливы,
влага в глазах молчаливых,
а люди в небытии.
Вдумайся - солнце и соль,
люди и небытие...
"Horal"
Переводы И. Копостинской
________________________________________________________
к началу страницы
Boca del llanto
Boca del llanto, me llaman
tus pupilas negras,
me reclaman. Tus labios
sin ti me besan.
¡Cómo has podido tener
la misma mirada negra
con esos ojos
que ahora llevas!
Sonreíste. ¡Que silencio,
qué falta de fiesta!
¡Cómo me puse a buscarte
en tu sonrisa, cabeza
de tierra,
labios de tristeza!
No lloras, no llorarías
aunque quisieras;
tienes el rostro apagado
de las ciegas.
Puedes reír. Yo te dejo
reír, aunque no puedas.
__________________________
к началу страницы
Del mito
Mi madre me contó que yo lloré en su vientre.
A ella le dijeron: tendrá suerte.
Alguien me habló todos los días de mi vida
al oído, despacio, lentamente.
Me dijo: ¡vive, vive, vive!
Era la muerte.
_____________________________________________
к началу страницы
Horal
El mar se mide por olas,
el cielo por alas,
nosotros por lágrimas.
El aire descansa en las hojas,
el agua en los ojos,
nosotros en nada.
Parece que sales y soles,
nosotros y nada...
______________________________
к началу страницы
No hay mas. Solo mujer
No hay más. Sólo mujer para alegrarnos,
sólo ojos de mujer para reconfortarnos,
sólo cuerpos desnudos,
territorios en que no se cansa el hombre.
Si no es posible dedicarse a Dios
en la época de crecimiento,
¿qué darle al corazón afligido
sino el círculo de muerte necesaria
que es la mujer?
Estamos en el sexo, belleza pura,
corazón solo y limpio.
_________________________________________
к началу страницы
Te desnudas igual...
Te desnudas igual que si estuvieras sola
y de pronto descubres que estás conmigo.
¡Como te quiero entonces
entre las sábanas y el frío!
Te pones a flitrearme como a un desconocido
y yo te hago la corte ceremonioso y tibio.
Pienso que soy tu esposo
y que me engañas conmigo.
¡Y como nos queremos entonces en la risa
de hallarnos solos en el amor prohibido!
(Después, cuando pasó, te tengo miedo
y siento un escalofrío.)
___________________________________________
Рубен Дарио
1867-1916
к началу страницы
Вечер в тропиках
Вечер серый и печальный
в бархат море укрывает,
небо в траур изначальный
одевает.
Бездна в безысходном горе
звонкой жалобы не прячет.
Ветер запоет, и море
плачет.
Солнце быстро умирает;
из тумана - струн рыданье.
Вал за валом умоляет:
состраданья!
Но гармония на небе,
и уносит ветер вдаль
моря песнь про черный жребий
и печаль.
На рожке играют дали,
и горнист выводит трели,
словно горы заиграли
на свирели.
Словно кто-то ждет, незримый...
словно ветру гордый гнев
отдает неукротимый
лев.
"Tarde del trópico"
_______________________________
к началу страницы
Раковина
Посвящается Антонио Мачадо
Я отыскал ее на берегу морском;
она из золота, покрыта жемчугами;
Европа влажными брала ее руками,
плывя наедине с божественным быком.
Я с силой дунул в щель, и, словно дальний гром,
раскат морской трубы возник над берегами,
и полился рассказ, не меркнущий веками,
пропитанный насквозь морями и песком.
Светилам по душе пришлась мечта Язона,
и ветры горькие ветрил вздували лоно
на "Арго"-корабле; вдыхая ту же соль,
я слышу голос бурь и ропщущие волны,
и незнакомый звон, и ветер, тайны полный...
(Живого сердца стук, живого сердца боль.)
"Caracol"
Переводы О. Савича
_______________________________________________
к началу страницы
Vesper
Покой, покой... И, причастившись тайн
вечерних, город золотой безмолвен.
Похож на дароносицу собор,
сплетаются лазурной вязью волны,
как в требнике заглавных букв узор,
а паруса рыбачьи треугольны
и белизной подчеркнутой своей
слепят глаза и режут их до боли,
и даль полна призывом: "Одиссей!" -
в нем запах трав и горький привкус соли.
Перевод Э. Линецкой
________________________________________
к началу страницы
Осенние стихи
Даже дума моя о тебе, словно запах цветка, драгоценна;
взор твой, темный от нежности, нехотя сводит с ума;
под твоими босыми ногами еще не растаяла пена,
и улыбкой твоей улыбается радость сама.
В том и прелесть летучей любви, что ее обаяние кратко,
равный срок назначает и счастью она, и тоске.
Час назад я чертил на снегу чье-то милое имя украдкой,
лишь минуту назад о любви я писал на песке.
В тополиной аллее беснуются листья в последнем веселье,
там влюбленные пары проходят, грустны и легки.
В чаше осени ясной на дне оседает туманное зелье,
в это зелье, весна, опадут твоих роз лепестки.
Перевод М. Квятковской
_______________________________________________________
к началу страницы
Маргарите Дебайль
Маргарита. Море все синей,
ветра крылья
спят средь апельсиновых ветвей
сном бессилья.
Слышу: в сердце - будто соловей.
Уж не ты ли?
Посвящаю юности твоей
эту быль я.
У царя - дворец лучистый,
весь из нежных жемчугов,
для жары - шатер тенистый,
стадо целое слонов,
мантия из горностая,
кравчие, пажи, шуты
и принцесса молодая,
и не злая,
и простая,
и красивая, как ты.
Ночью звездочка зарделась
над уснувшею землей,
и принцессе захотелось
принести ее домой,
чтоб сплести себе прелестный
венчик для блестящих кос
из стихов, звезды небесной,
перьев, жемчуга и роз.
У принцесс и у поэтов
много общего с тобой:
бродят в поисках букетов,
бредят дальнею звездой.
И пошла пешком принцесса
по земле и по воде,
по горам, по гребню леса,
к распустившейся звезде.
Смотрят ласково светила,
но большая в том вина,
что у папы не спросила
позволения она.
Из садов Господних к няне
возвратилась в отчий дом
вся в заоблачном сиянье,
будто в платье голубом.
Царь сказал ей: "Что с тобою?
Удивителен твой вид.
Где была и что такое
на груди твоей горит?"
Лгать принцесса не умела,
лгать - не дело для принцесс.
"Сорвала звезду я смело
в темной синеве небес".
"Неба нам нельзя касаться,
говорил я сколько раз!
Это прихоть! Святотатство!
Бог рассердится на нас!"
"В путь далекий под луною
я пустилась не со зла,
ветер взял меня с собою,
и звезду я сорвала".
Царь рассержен: "Марш в дорогу!
Кару тотчас понесешь
и похищенное Богу
ты немедленно вернешь!"
Плачет девочка в печали:
лучшую отдать из роз!
Вдруг является из дали,
улыбаясь, сам Христос.
"Царь, оставь свои угрозы,
сам я отдал розу ей.
Посадил я эти розы
для мечтательных детей".
Царь корону надевает
и, не тратя лишних слов,
вывести повелевает
на парад пятьсот слонов.
Так принцессе той прелестной
подарил венок Христос
из стихов, звезды небесной,
перьев, жемчуга и роз.
Маргарита, море все синей.
Ветра крылья
спят меж апельсиновых ветвей
сном бессилья.
Ты увидишь блеск иных светил,
но, бродя и взрослою по свету,
помни, что тебе я посвятил
сказку эту.
Перевод О. Савича
________________________________
к началу страницы
Поэтам радости
Старик Анакреон, веселый сумасброд,
Овидий, жрец любви, искусной и нескромной,
Кеведо-жизнелюб, насмешник неуемный,
Банвиль, к нему сошла поэзия с высот, -
поэты радости, в веках бессмертный род,
вы, собеседники ночные розы томной,
вы, пчелы Аттики, над прозой жизни темной
живой поэзии сбирающие мед,
мои латиняне, прекрасна ваша муза,
ликующих стихов люблю полет хмельной,
и не нужна душе унылая обуза
напевов Севера с их мертвенной тоской:
они меня страшат, как древняя Медуза, -
так прочь от них, мой стих, прочь, жаворонок мой!
Перевод Э. Линецкой
_________________________________________________
к началу страницы
* * *
Всего лишь на миг, о лебедь, твой крик я услышу рядом,
и страсть твоих крыльев белых, которые Леда знала,
солью с моей страстью зрелой, сорвав с мечты покрывала,
и пусть Диоскуров славу твой крик возвестит дриадам.
В осеннюю ночь, о лебедь, пройдя опустевшим садом,
где вновь утешенья звуки из флейты сочатся вяло,
я жадно остаток хмеля достану со дна бокала,
на миг свою грусть и робость отбросив под листопадом.
Верни мне, о лебедь, крылья всего на одно мгновенье,
чтоб нежное сердце птицы, где мечется кровь живая,
в моем застучало сердце, усилив его биенье.
Любовь вдохновенно сплавит трепет и упоенье,
и, слыша, как крик твой льется, алмазный родник скрывая
на миг замолкает, вздрогнув, великий Пан в отдаленье.
Перевод К. Азадовского
_______________________________________________________
к началу страницы
Морское
Море напевное,
море волшебное,
ты ароматом зеленым,
музыкой звонкой и красками
напоминаешь о детстве моем отдаленном:
были мгновенья так ласковы
и проходили в замедленном танце, как пара за парой,
и приносили мечту или феи подарок.
Море напевное,
море волшебное,
арки алмазов дробятся в летучем движенье
ритмическом и выдают нам какой-то порыв сокровенный;
смутных небесных моих городов отраженье
белый и синий твой шум неизменный;
вот прорастает напев в этом терпком настое
неугасимый,
море отеческое и святое,
душа под влияньем души твоей, людям незримой.
Ветрила Колумбов
и Васко ветрила
в яростной власти циклонов, неведомых румбов;
злобою скал их судьба одарила;
и золотые галеры,
с пурпуровыми парусами ладьи,
приветствовавшие с любовью и верой
мычанье быка, что с Европою плыл на хребте,
обдаваемый взвихренной пеною.
Это мычание звучное и несравненное,
будто его издают впереди, позади,
высунувшись из воды,
толпами, толпами в танце веселом тритоны!
Руки встают над волною, и песни звучат, словно стоны,
драгоценные камни сияют, блуждают,
перемешиваются пространства, и роз миллионы
Венера и Солнце рождают.
"Marina"
_____________________________________________________
к началу страницы
Триумфальный марш
Вот шествие близко!
Вот шествие близко! Вот громкие трубы играют.
На шпаге горит отраженье небесного диска;
сияя железом и золотом, воины мерно шагают.
Под арку, где Марс и Минерва белеют, вступил
авангард легиона,
под арку побед, где богини Молвы призывают поэтов
и веют торжественной славой знамена,
подъятые к небу руками героев-атлетов.
Оружие всадников статных гремит и звенит
невозбранно;
со злостью грызут удила лошадиные зубы;
копыта и громки и грубы;
литавры чеканно
размерили мерой воинственной шаг этот медный.
Так воины с доблестью бранной
проходят под аркой победной!
Вот громкие трубы опять над землею запели;
и чистым звучаньем,
и жарким дыханьем,
как гром золотой, над собраньем
державных знамен зазвенели их трели.
Поют они бой и рожденье отваги,
обиды рожденье;
султаны на касках, и копья, и шпаги,
и кровь, что в столетиях поле сраженья
прославит;
псов грозного мщенья, -
их смерть вдохновляет, война ими правит.
Певучим стал воздух.
Ты слышишь полет исполинов?
Вот слава сама показалась:
с птенцами расставшись в заоблачных гнездах,
огромные крылья по ветру раскинув,
вот кондоры мчатся. Победа примчалась!
А шествие длится.
Героев ребенку старик называет,
а кудри ребенка - пшеница,
ее горностай седины старика обрамляет.
Красавицы держат венки, как заздравные чаши,
и розовы лица под портиком каждым, и зыбкой
встречает улыбкой
храбрейшего воина та, что всех краше.
О, слава тому, кто принес чужеземное знамя,
и раненым слава, и родины истым
сынам, что на поле сраженья убиты врагами!
Тут место горнистам!
Великие шпаги времен достославных
приветствуют новых героев, венцы и победные лавры:
штыки гренадеров, медведям по ярости равных,
и копья уланов, летевших на бой, как кентавры.
Идут победители бедствий,
и воздух дрожит от приветствий...
И эти старинные шпаги,
и дыры на старых знаменах -
былой воплощенье отваги;
и солнце, над новой победой поднявшее алые стяги;
героя, ведущего юных героев, в бою закаленных,
и всех, кто вступил под знамена родимого края
с оружьем в руке и в кольчуге из стали, на тело
надетой,
жару раскаленного лета
и снег и морозы зимы презирая;
кто, смерти печальной
в лицо наглядевшись, бессмертья от родины ждет, -
приветствуют голосом бронзы военные трубы, зовут
в триумфальный поход!
Переводы О. Савича
______________________________________________________
к началу страницы
Caracol
A Antonio Machado
En la playa he encontrado un caracol de oro
macizo y recamado de las perlas más finas;
Europa le ha tocado con sus manos divinas
cuando cruzó las ondas sobre el celeste toro.
He llevado a mis labios el caracol sonoro
y he suscitado el eco de las dianas marinas,
le acerqué a mis oídos y las azules minas
me han contado en voz baja su secreto tesoro.
Así la sal me llega de los vientos amargos
que en sus hinchadas velas sintió la nave Argos
cuando amaron los astros el sueño de Jasón;
y oigo un rumor de olas y un incógnito acento
y un profundo oleaje y un misterioso viento...
(El caracol la forma tiene de un corazón.)
1903
_______________________________________________
к началу страницы
Tarde del trópico
Es la tarde gris y triste.
Viste el mar de terciopelo
y el cielo profundo viste
de duelo.
Del abismo se levanta
la queja amarga y sonora
La onda, cuando el viento canta,
llora.
Los violines de la bruma
saludan al sol que muere.
Salmodia la blanca espuma:
¡Miserere!
La armonía el cielo inunda,
y la brisa va a llevar
la canción triste y profunda
del mar.
Del clarín del horizonte
brota sinfonía rara,
como si la voz del monte
vibrara.
Cual si fuese lo invisible...
cual si fuese el rudo són
que diese al viento un terrible
león.
1892
________________________________
к началу страницы
La calumnia
Puede una gota de lodo
sobre un diamante caer;
puede también de este modo
su fulgor oscurecer;
pero aunque el diamante todo
se encuentre de fango lleno,
el valor que lo hace bueno
no perderá ni un instante,
y ha de ser siempre diamante
por más que lo manche el cieno.
_______________________________
к началу страницы
Vesperal
Ha pasado la siesta
y la hora del Poniente se avecina,
y hay ya frescor en esta
costa que el sol del Trópico calcina.
Hay un suave alentar de aura marina
y el Occidente finge una floresta
que una llama de púrpura ilumina.
Sobre la arena dejan los cangrejos
la ilegible escritura de sus huellas.
Conchas color de rosa y de reflejos
áureos, caracolillos y fragmentos de estrellas
de mar forman alfombra
sonante al paso en la armoniosa orilla.
Y cuando Venus brilla,
dulce, imperial amor de la divina tarde,
creo que en la onda suena
o son de lira, o canto de sirena.
Y en mi alma otro lucero, como el de Venus, arde.
1909
_________________________________________________
к началу страницы
Alaba los ojos negros de Julia
¿Eva era rubia? No. Con negros ojos
vio la manzana del jardín: con labios
rojos probó su miel; con labios rojos
que saben hoy más ciencia que los sabios.
Venus tuvo el azur en sus pupilas,
pero su hijo no. Negros y fieros,
encienden a las tórtolas tranquilas
los dos ojos de Eros.
Los ojos de las reinas fabulosas,
de las reinas magníficas y fuertes,
tenían las pupilas tenebrosas
que daban los amores y las muertes.
Pentesilea, reina de amazonas;
Judith, espada y fuerza de Betulia;
Cleopatra, encantadora de coronas,
la luz tuvieron de tus ojos, Julia.
La negra, que es más luz que la luz blanca
del sol, y las azules de los cielos.
Luz que el más rojo resplandor arranca
al diamante terrible de los celos.
Luz negra, luz divina, luz que alegra
la luz meridional, luz de las niñas,
de las grandes ojeras, ¡oh luz negra
que hace cantar a Pan bajo las viñas!
__________________________________________
к началу страницы
Para una cubana
Poesía dulce y mística
busca a la blanca cubana
que se asomó a la ventana
como una visión artística.
Misteriosa y cabalística,
puede dar celos a Diana,
con su faz de porcelana
de una blancura eucarística.
Llena de un prestigio asiático,
roja, en el rostro enigmático,
su boca púrpura finge,
Y al sonreírse vi en ella
el resplandor de una estrella
que fuese alma de una esfinge.
_______________________________
к началу страницы
Heraldos
¡Helena!
La anuncia el blancor de un cisne.
¡Makheda!
La anuncia un pavo real.
¡Ifigenia, Electra, Catalina!
Anúncialas un caballero con un hacha.
¡Ruth, Lía, Enone!
Anúncialas un paje con un lirio.
¡Yolanda!
Anúnciala una paloma.
¡Clorinda, Carolina!
Anúncialas un paje con un ramo de viña.
¡Sylvia!
Anúnciala una corza blanca.
¡Aurora, Isabel!
Anúncialas de pronto
un resplandor que ciega mis ojos.
¡Ella?
(No la anuncian. No llega aún).
_______________________________________
к началу страницы
Marina
Mar armonioso.
mar maravilloso,
tu salada fragancia,
tus colores y músicas sonoras
me dan la sensación divina de mi infancia
en que suaves las horas
venían en un paso de danza reposada
a dejarme un ensueño o regalo de hada.
Mar armonioso,
mar maravilloso
de arcadas de diamante que se rompen en vuelos
rítmicos que denuncian algún ímpetu oculto,
espejo de mis vagas ciudades de los cielos,
blanco y azul tumulto
de donde brota un canto
inextinguible,
mar paternal, mar santo,
mi alma siente la influencia de tu alma invisible.
Velas de los Colones
y velas de los Vascos,
hostigadas por odios de ciclones
ante la hostilidad de los peñascos;
o galeras de oro,
velas purpúreas de bajeles
que saludaron el mugir del toro
celeste, con Europa sobre el lomo
que salpicaba la revuelta espuma.
Magnífico y sonoro
se oye en las aguas como
un tropel de tropeles,
¡tropel de los tropeles de tritones!
Brazos salen de la onda, suenan vagas canciones,
brillan piedras preciosas,
mientras en las revueltas extensiones
Venus y el Sol hacen nacer mil rosas.
__________________________________________________
к началу страницы
Nocturno
Silencio de la noche, doloroso silencio
nocturno... ¿Por qué el alma tiembla de tal manera?
Oigo el zumbido de mi sangre,
dentro de mi cráneo pasa una suave tormenta.
¡Insomnio! No poder dormir, y, sin embargo,
soñar. Ser la auto-pieza
de disección espiritual, ¡el auto-Hamlet!
Diluir mi tristeza
en un vino de noche
en el maravilloso cristal de las tinieblas...
Y me digo: ¿a qué hora vendrá el alba?
Se ha cerrado una puerta...
Ha pasado un transeúnte...
Ha dado el reloj trece horas... ¡Si será Ella!...
1906
___________________________________________________
к началу страницы
Venus
En la tranquila noche, mis nostalgias amargas sufría.
En busca de quietud bajé al fresco y callado jardín.
En el obscuro cielo Venus bella temblando lucía,
como incrustado en ébano un dorado y divino jazmín.
A mi alma enamorada, una reina oriental parecía,
que esperaba a su amante bajo el techo de su camarín,
o que, llevada en hombros, la profunda extensión recorría,
triunfante y luminosa, recostada sobre un palanquín.
"¡Oh, reina rubia! - díjele, - mi alma quiere dejar su crisálida
y volar hacia ti, y tus labios de fuego besar;
y flotar en el nimbo que derrama en tu frente luz pálida,
y en siderales éxtasis no dejarte un momento de amar".
El aire de la noche refrescaba la atmósfera cálida.
Venus, desde el abismo, me miraba con triste mirar.
1889
________________________________________________________________
к началу страницы
El canto errante
El cantor va por todo el mundo
sonriente o meditabundo.
El cantor va sobre la tierra
en blanca paz o en roja guerra.
Sobre el lomo del elefante
por la enorme India alucinante.
En palanquín y en seda fina
por el corazón de la China;
en automóvil en Lutecia;
en negra góndola en Venecia;
sobre las pampas y los llanos
en los potros americanos;
por el río va en la canoa,
o se le ve sobre la proa
de un steamer sobre el vasto mar,
o en un vagón de sleeping-car.
El dromedario del desierto,
barco vivo, le lleva a un puerto.
Sobre el raudo trineo trepa
en la blancura de la estepa.
O en el silencio de cristal
que ama la aurora boreal.
El cantor va a pie por los prados,
entre las siembras y ganados.
Y entra en su Londres en el tren,
y en asno a su Jerusalén.
Con estafetas y con malas,
va el cantor por la humanidad.
En canto vuela, con sus alas:
Armonía y Eternidad.
__________________________________
Хосе Сантос Чокано
1875-1934
к началу страницы
Моя геральдика
Я - сын Америки, я предан ей,
в легендах нахожу я вдохновенье.
Но с гамаком, висящим меж ветвей,
не схож мой стих - он не для усыпленья.
Я - инка. Солнце в золоте лучей -
мой властелин, к нему - мои моленья.
Испанец - я. Где золото? Скорей! -
и земли открываю каждый день я.
В себе две расы ощущаю вновь:
индейца - сердце, но испанца - кровь.
На двух материках моя тропинка.
Не сотвори меня поэтом Бог,
то я Конкистадором стать бы мог
или правителем верховным - Инка.
Перевод В. Андреева
_______________________________________
к началу страницы
Сон кондора
Под небом Анд, где звезд сияют жала,
на пике горном средь немых снегов,
сидит он, повелитель облаков,
вперив глаза в закат кроваво-алый.
Его стальная грудь белей опала,
в провалах глаз - сверкание зрачков,
играют блеском боевых клинков
кривых когтей ацтекские кинжалы.
Один как перст, глядит он хмуро ввысь,
над ним туманы тихо поднялись
и бахромой серебряной повисли,
и в них он тонет, крыльями шурша:
так тонет в море накативших мыслей
усталая и сирая душа.
______________________________________
к началу страницы
Кена
Нет, не сестра она лесной свирели,
баюкавшей сатиров и дриад!
Предсмертным плачем голубя звучат
ее мелодий жалобные трели.
То раня слух, то слышный еле-еле,
ее протяжный и щемящий лад
плывет над спящей пуной наугад,
немые Анды тихо колыбеля.
Роняя в ночь рыданий жемчуга,
она поет, стыдлива и строга,
и звук ее так горестен и светел,
что не понять в томительной тиши,
Душа ли стонет, обратившись в ветер,
иль ветер стонет голосом души.
____________________________________
к началу страницы
Осенняя ночь
Луна висит, как стертая монета,
над озера холодным серебром,
укрыв на время куколку рассвета
в смоляно-черном коконе ночном.
Луна задернулась вуалью мглистой,
рыдает ветер, залетев в овраг,
поигрывает ивой многолистой,
колышет влажный, непроглядный мрак.
Все пуще дождь, и капли наудачу
кропят кустарник и цветы в полях,
и кажется, что это звезды плачут,
пылавшие в озерных хрусталях.
Вот капля падает на лист разлатый,
ползет по жилкам, зыблется, дрожит,
чтобы потом алмазом в три карата
сорваться в ночь и землю освежить.
Лишь изредка, как грохот барабанный,
вплетется гром в мелодию воды,
одевшей нежно пеленой стеклянной
ажурные октябрьские сады.
Узорны сучья в тишине беззвездной,
а там, вдали, сквозь листьев кутерьму,
рукою черной, пагубной и грозной
нас манит ночь в клубящуюся тьму.
______________________________________
к началу страницы
Песня на горной дороге
Чернела ночная дорога,
и всполохи молний взрывали
кромешную темень в Андах,
я ехал змеящейся тропкой
на жеребце норовистом.
Копыта стучали дробно,
стеклянно сверкали брызги
разметанных сонных луж,
гудели свирепым оркестром
мильоны жужжащих мошек...
Внезапно на фоне сельвы,
задумчивой, темно-синей,
взметнулась горстка огней
искрящимся роем осиным.
Гостиница! В нетерпенье
я лошадь хлыстом ударил,
она встрепенулась и воздух
пронзила приветливым ржаньем.
А сельва, как будто поняв, в чем дело,
ночной концерт оборвала
и словно похолодела.
И тут чей-то женский голос,
щемящий, чистый и низкий,
ко мне долетел внезапно
из этой гостиницы близкой.
Женщина пела. Мелодия,
медлительная и простая,
лилась протяжно, как вздох...
Казалось, что этой песне
нет ни конца, ни края.
Дремали колючие горы
в ночной тишине горячей,
а я все слушал, как льется
напев безыскусно-бродячий,
как будто из жизни другой
звучала та песня простая,
и я натянул поводья,
слова разобрать пытаясь.
"Мужчины приходят ночью,
утром от нас уходят..."
Другой, тоже женский голос,
сливаясь с первым в дуэт,
запел тоскливо и нежно,
заканчивая куплет:
"Любовь - лишь привал минутный
на темной земной дороге".
Затем повторили вместе
с горечью и тревогой:
"Все к нам приходят ночью,
утром от нас уходят..."
Тогда я спешился
и отдохнуть прилег
на бережке какого-то болотца,
а из гостиницы звучала эта песня,
томила слух, усталость навалилась,
и я, закрыв глаза,
уснул, ее напевом убаюкан...
С тех пор, кружа по диким тропкам сельвы,
я не ищу покоя на привалах,
а сплю под звездным и открытым небом -
ведь тот напев, щемящий, безыскусный,
звучит во мне и память бередит:
"Мужчины приходят ночью,
утром от нас уходят,
любовь - лишь привал минутный
на темной земной дороге".
Переводы Г. Шмакова
_________________________________________
к началу страницы
El sueño del caimán
Enorme tronco que arrastró la ola,
yace el caimán varado en la ribera;
espinazo de abrupta cordillera,
fauces de abismo y formidable cola.
El sol lo envuelve en fúlgida aureola;
y parece lucir cota y cimera,
cual monstruo de metal que reverbera
y que al reverberar se tornasola.
Inmóvil como un ídolo sagrado,
ceñido en mallas de compacto acero,
está ante el agua estático y sombrío,
a manera de un príncipe encantado
que vive eternamente prisionero
en el palacio de cristal de un río.
______________________________________
к началу страницы
Nostalgia
Hace ya diez años
que recorro el mundo.
¡He vivido poco!
¡Me he cansado mucho!
Quien vive de prisa no vive de veras,
quien no echa raíces no puede dar frutos.
Ser río que recorre, ser nube que pasa,
sin dejar recuerdo ni rastro ninguno,
es triste y más triste para quien se siente
nube en lo elevado, río en lo profundo.
Quisiera ser árbol mejor que ser ave,
quisiera ser leño mejor que ser humo;
y al viaje que cansa
prefiero terruño;
la ciudad nativa con sus campanarios,
arcaicos balcones, portales vetustos
y calles estrechas, como si las casas
tampoco quisieran separarse mucho...
Estoy en la orilla
de un sendero abrupto.
Miro la serpiente de la carretera
que en cada montaña da vueltas a un nudo;
y entonces comprendo que el camino es largo,
que el terreno es brusco,
que la cuesta es ardua,
que el paisaje es mustio...
¡Senor! ¡Ya me canso de viajar! ¡Ya siento
nostalgia, ya ansío descansar muy junto
de los míos!... Todos rodearán mi asiento
para que les diga mis penas y mis triunfos;
y yo, a la manera del que recorriera
un álbum de cromos, contaré con gusto
las mil y una noches de mis aventuras
y acabaré en esta frase de infortunio:
- ¡He vivido poco!
¡Me he cansado mucho!
____________________________________________
к началу страницы
Caupolicán
Ya todos los caciques probaron el madero.
"¿Quién falta?", y la respuesta fue un arrogante: "¡Yo!"
"¡Yo!", dijo; y, en la forma de una visión de Homero,
del fondo de los bosques Caupolicán surgió.
Echóse el tronco encima, con ademán ligero,
y estremecerse pudo, pero doblarse no.
Bajo sus pies, tres días crujir hizo el sendero,
y estuvo andando... andando... y andando se durmió.
Anduvo, así, dormido, vio en sueños al verdugo:
él muerto sobre un tronco, su raza con el yugo,
inútil todo esfuerzo y el mundo siempre igual.
Por eso, al tercer día de andar por valle y sierra,
el tronco alzó en los aires y lo clavó en la tierra
¡como si el tronco fuese su propio pedestal!
________________________________________________________
к началу страницы
Orquídeas
Anforas de cristal, airosas galas
de enigmáticas formas sorprendentes,
diademas propias de apolíneas frentes,
adornos dignos de fastuosas salas.
En los nudos de un tronco hacen escalas;
y ensortijan sus tallos de serpientes,
hasta quedar en la altitud pendientes,
a manera de pájaros sin alas.
Tristes como cabezas pensativas,
brotan ellas, sin torpes ligaduras
de tirana raíz, libres y altivas;
porque también, con lo mezquino en guerra,
quieren vivir, como las almas puras,
sin un solo contacto con la tierra.
__________________________________________
Альберто Урета
1885-1966
к началу страницы
Уснуло время...
В часах уснуло время. Ни одной
неверной ноты нет в гармонии напевной,
исторгнутой в ночи болезненной луной,
чей свет - как музыка, как стон тоски душевной.
Все спит в печальной спальне одинокой.
Жизнь застывает. Миг перерастает в вечность.
Мы растворяемся в недвижности глубокой,
и мнится: сон души уходит в бесконечность.
_______________________________________________
к началу страницы
Не бойся, если несчастье...
Не бойся, если несчастье тебя клеймом отмечает, -
таится завязь улыбки в исходе любой беды;
самые темные воды звезду на себе качают,
и нет приветливей света, чем свет печальной звезды.
Оставь земле свое бремя, познай затишье покоя,
рожденное скрытой скорбью средь мрака и немоты, -
тогда над своей душою ты сядешь, как над рекою,
и будешь следить, как мимо плывут и жизнь и мечты.
И вечером, может быть, ночью, пробьет твой час
сокровенный,
когда должна воротиться душа к иным берегам,
и все, что было с тобою, мелькнет чередой
мгновенной, -
тогда поцелуй прощальный пошли вослед этим снам,
если увидишь призрак, любимый и незабвенный,
летящий тебе навстречу, наперерез волнам...
Переводы М. Квятковской
___________________________________________________
Сесар Вальехо
1892-1938
к началу страницы
Интимная сцена
Подойди, подойди ко мне!
Дождь, слезливая декорация.
Теснее, еще тесней!
Разве эти цепкие руки поднять
занавес не посмеют?
Погляди: вот они, мои ловкие руки.
Теснее, еще теснее!
Дождь. Нынче ночью новый корабль
черным крепом нагрузим;
он - похожий на темный дрожащий сосок -
довезет нас до сфинкса иллюзий.
Подойди! Ты - уже на борту;
и пора от причала отходить кораблю.
Но занавес - неподвижен...
Хочешь, вместо аплодисментов -
место свое тебе уступлю?
И кровью
нить бесконечности напою.
Добрым быть не пристало мне...
Теснее, еще тесней!
_______________________________________
к началу страницы
Сентябрь
Помнишь: ночью сентябрьской той
ты была со мной так нежна?!
Не терзай меня. Ты не должна,
не должна быть нежной со мной.
Ты терзалась: твоя вина
в том, что был я грустный такой...
Не терзай меня. Я и сам не знал,
почему я грустный такой.
И была еще одна ночь,
и глаза - не глаза, мольба!
Был я нежен с тобой в ту ночь.
Но холодным днем сентября
я в ладони пролил твои
слезы этих ночей декабря.
"Setiembre"
Переводы В. Андреева
_______________________________________
к началу страницы
* * *
Как древние вожди, идут волы,
жуют свои воловьи размышленья,
похожи под ярмом вечерней мглы
на королей, утративших владенья.
Смотрю на вас: пусть муки тяжелы,
но время ниспошлет нам утешенье -
в тоскливом взгляде скорбные волы
таят веками стертые мгновенья.
Пред ними тени деревень колышет
белесый сумрак. И коровий стон
тревожит древних погребений сон...
И небо, ржавой синью исходя,
в надрывном звоне колокольцев слышит
плач изгнанного древнего вождя.
____________________________________
к началу страницы
Дождь
В Лиме... В Лиме хлещет ливень,
мутной тоской отзываясь в крови.
Смертной отравой вливается ливень
сквозь пробоину в крыше твоей любви.
Не притворяйся спящей, любимая...
Солги... И взглядом меня позови.
Все человечье - необратимо:
я решил уравненье твоей любви.
Осколками геммы вонзается снова
в меня твое подневольное слово,
твое колдовское, неверное — "да"...
Но падает, падает ливень дробный
на лежащий меж нами камень надгробный,
под которым тобой я забыт навсегда.
"Lluvia"
Переводы И. Чежеговой
______________________________________
к началу страницы
Lluvia
En Lima... En Lima está lloviendo
el agua sucia de un dolor
qué mortífero! Está lloviendo
de la gotera de tu amor.
No te hagas la que está durmiendo,
recuerda de tu trovador;
que yo ya comprendo.. . comprendo
la humana ecuación de tu amor.
Truena en la mística dulzaina
la gema tempestuosa y zaina,
la brujería de tu "sí".
Mas, cae, cae el aguacero
al ataúd, de mi sendero,
donde me ahueso para ti...
1918
__________________________________
к началу страницы
Medialuz
He soñado una fuga. Y he soñado
tus encajes en la alcoba.
A lo largo de un muelle, alguna madre;
y sus quince años dando el seno a una hora.
He soñado una fuga. Un "para siempre"
suspirado en la escala de una proa;
he soñado una madre;
unas frescas matitas de verdura,
y el ajuar constelado de una aurora.
A lo largo de un muelle...
Y a lo largo de un cuello que se ahoga!
1918
___________________________________________
к началу страницы
Setiembre
Aquella noche de setiembre, fuiste
tan buena para mí... hasta dolerme!
Yo no sé lo demás; y para eso,
no debiste ser buena, no debiste.
Aquella noche sollozaste al verme
hermético y tirano, enfermo y triste.
Yo no sé lo demás... y para eso
yo no sé por qué fui triste..., tan triste...!
Sólo esa noche de setiembre dulce,
tuve a tus ojos de Magdala, toda
la distancia de Dios... y te fui dulce!
Y también una tarde de setiembre
cuando sembré en tus brasas, desde un auto,
los charcos de esta noche de diciembre.
1918
______________________________________________
к началу страницы
Los heraldos negros
Hay golpes en la vida, tan fuertes... ¡Yo no sé!
Golpes como del odio de Dios; como si ante ellos,
la resaca de todo lo sufrido
se empozara en el alma... ¡Yo no sé!
Son pocos; pero son... Abren zanjas oscuras
en el rostro más fiero y en el lomo más fuerte.
Serán tal vez los potros de bárbaros Atilas;
o los heraldos negros que nos manda la Muerte.
Son las caídas hondas de los Cristos del alma
de alguna fe adorable que el Destino blasfema.
Esos golpes sangrientos son las crepitaciones
de algún pan que en la puerta del horno se nos quema.
Y el hombre... Pobre... ¡pobre! Vuelve los ojos, como
cuando por sobre el hombro nos llama una palmada;
vuelve los ojos locos, y todo lo vivido
se empoza, como charco de culpa, en la mirada.
Hay golpes en la vida, tan fuertes... ¡Yo no sé!
1918
_____________________________________________________
к началу страницы
La copa negra
La noche es una copa de mal. Un silbo agudo
del guardia la atraviesa, cual vibrante alfiler.
Oye, tú, mujerzuela, ¿cómo, si ya te fuiste,
la onda aún es negra y me hace aún arder?
La Tierra tiene bordes de féretro en la sombra.
Oye, tú, mujerzuela, no vayas a volver.
A carne nada, nada
en la copa de sombra que me hace aún doler;
mi carne nada en ella,
como en un pantanoso corazón de mujer.
Ascua astral... He sentido
secos roces de arcilla
sobre mi loto diáfano caer.
Ah, mujer! Por ti existe
la carne hecha de instinto. Ah mujer!
Por eso ¡oh, negro cáliz! aun cuando ya te fuiste,
me ahogo con el polvo;
y piafan en mis carnes más ganas de beber!
1918
__________________________________________________
к началу страницы
Rosa blanca
Me siento bien. Ahora
brilla un estoico hielo
en mí.
Me da risa esta soga
rubí
que rechina en mi cuerpo.
Soga sin fin,
como una
voluta
descendente
de
mal...
Soga sanguínea y zurda
formada de
mil dagas en puntal.
Que vaya así, trenzando
sus rollos de crespón;
y que ate el gato trémulo
del Miedo al nido helado,
al último fogón.
Yo ahora estoy sereno,
con luz.
Y maya en mi Pacífico
un náufrago ataúd.
1918
_________________________
Габриэла Мистраль
1889-1957
к началу страницы
Песня о маисовом поле
I
На ветру поет маис,
от надежды он зеленый.
Вырос он за тридцать дней
и шумит, в себя влюбленный.
Он бежит по плоскогорью,
горизонт вот-вот поднимет.
На ветру смеется звонко,
радостный, неисчислимый.
II
На ветру скорбит маис:
он созрел, и ждут амбары.
Усики его сгорели,
и раскрыт чехол от жара.
Под плащом сухим и бедным
все полно печальным звоном:
на ветру скорбит маис
под своим плащом сожженным.
III
Кукурузные початки
девочек напоминают;
стебли на руках их держат
и два месяца качают.
Словно у новорожденных,
золотой пушок на теле.
Листья с материнской лаской
берегут росу и делят.
В жесткой кожуре початки
притаились, словно дети,
и бессмысленно смеются,
радуясь всему на свете.
Кукурузные початки
девочек напоминают:
стебли с материнской лаской
осторожно их качают...
Он в амбарах отдыхает
и молчит, тяжелый, сонный;
сны он видит, сны он видит -
наш маис новорожденный.
____________________________
к началу страницы
Водопад на Лахе
Пороги на Лахе - грохот,
индейских стрел клокотанье,
прыжки обезьян серебристых
и двух берегов расставанье.
Проветриваешь ты скалы
и воду, алмазы теряя;
и между жизнью и смертью
индейцем в пучину ныряешь;
и, падая, пасть не может
твое слепящее чудо:
летит за тобою время
Араукании трудной.
Ты падаешь самоубийцей,
а ставка - душа и тело;
летят за тобою время,
и радость, и боль без предела,
и смертные муки индейцев,
и жизнь моя в пене белой.
Волков обдаешь ты пеной
и зайцев слепишь туманом!
А мне твои белые вспышки
наносят все новые раны.
И слышат тебя лесорубы,
и путники, и старожилы,
и мертвые, и живые,
и люди душевной силы, -
шахтеры и те, кто в запрудах
охотятся за шиншиллой.
Любовь побежденная мчится,
и радуя и калеча,
со стоном матери бедной,
летящей детям навстречу.
Понятен и непонятен
твой гул, водопад на Лахе,
дорога древних рыданий,
восторгов, что ныне - во прахе.
Вода с истерзанной грудью
похожа на Антигону:
так рушится мир без взрыва,
так падает мать без стона.
Уйду я с Лахой-рекою,
с безумными змеями пены,
уйду на равнины Чили
с печалью своей неизменной;
а ставка - и кровь и чувства,
и сдамся разбитой, забвенной...
_______________________________
к началу страницы
Передоверие
Просила я пшеницу в поле,
чтоб зерна горькими не стали;
просила гроздья винограда,
чтоб сына мне не опьяняли.
Вино и колос услыхали
и, чуть качнувшись, обещали.
Медведя черного просила -
к нему другие не взывали, -
чтоб звери, мальчика увидев,
его в лесу не растерзали.
Шерстинки черного медведя,
чуть шевельнувшись, обещали.
Шепнула на ухо цикуте
(нечистая в сторонке встала),
чтоб, если в рот ее возьмет он,
она его не убивала.
И поняла меня цикута
и, чуть качнувшись, обещала.
И я уговорила реку
(вода коварная бежала),
чтоб не губила, не топила,
всегда несла и узнавала.
И всплеском животворной пены
река мне это обещала.
Так обхожу я все на свете,
чтоб на него все поглядели;
смеются женщины - ребенка
я унесла из колыбели;
как будто без дождя и ветра
живут гранат и шишка ели!
Когда он снова в колыбели
ореховой, в тепле пеленок,
весь мир я страстно умоляю,
и ночью я шепчу спросонок,
чтоб мир, как мать, моим безумьем
был поглощен, был чист и звонок
и чтоб он радовался так же,
как выношенный мной ребенок.
_________________________________
к началу страницы
Кубинский хоровод
По дороге с востока на запад
поднимаются над кругозором
с обнаженными шпагами листьев
королевские пальмы дозором.
Разбредаются, словно звезды
или стадо овец за забором,
и опять, как в строю, проходят
королевские пальмы дозором.
Меж кустами кофе и хлопка,
меж густым тростником и бором
пролагают себе дорогу
королевские пальмы дозором.
Перешагивая через рощи
и поля с зеленым убором,
как лунатики, ночью проходят
королевские пальмы дозором.
Когда Куба, закутавшись шалью,
вся охвачена диким задором,
то вдали подпевают тихо
королевские пальмы хором.
Но сейчас, как души без тела,
с непонятным своим разговором
прямо в небо идут спокойно
королевские пальмы дозором.
Переводы О. Савича
_________________________________
к началу страницы
Ноктюрн
Ах, Отец наш Небесный, мне больно!
Почему ты забыл обо мне?
Вспомнил ты о плоде и расплавил
Мякоть алую в летнем огне.
Погляди: я изранена жизнью
И для смерти созрела вполне.
Ты в багровую бросил давильню
Виноградную черную гроздь,
Листья с тополя сдул и развеял
В хрупком воздухе позднюю грусть,
Но в давильне раскрытой для смерти
Все не хочешь расплющить мне грудь!
На пути моем были фиалки,
Ветра хмель я пила, а теперь
Опустила я желтые веки, -
Не нужны ни январь, ни апрель.
И замкнула уста, - я устала
Гибнуть, жалкие строфы граня.
Ты ударил осеннюю тучу,
И не хочешь взглянуть на меня!
Тот и продал меня за бесценок,
Кто к щеке в поцелуе приник, -
И лицо мое в поте кровавом
На стихе отпечаталось вмиг,
Как на плате святой Вероники,
Отпечатался ясно твой лик.
Необъятною стала усталость,
Поселилась в глазах у меня
Вся усталость зари предыдущей
И усталость грядущего дня,
И небес оловянных усталость,
И небес, просиненных до дна.
Еле-еле сандальи и косы
Расплетаю, мечтая о сне,
И тобой вразумленная, Отче,
Я рыдаю в ночной тишине:
Почему же меня ты оставил,
Почему ты забыл обо мне!
___________________________________
к началу страницы
Попугай
Мой попугай, изумрудный и желтый,
Мой попугай, золотой и зеленый,
Клюв сатанинский раскрыл и картавым
Голосом крикнул в лицо мне: "Дурнушка!".
Но не дурнушка я. Будь я дурнушкой,
То некрасивой была б моя мама,
На некрасивое солнце смотрела б
И некрасивый бы слушала ветер,
И в некрасивом купалась бы море,
И некрасивым бы мир оказался,
Да и создатель его - некрасивым...
Мой попугай, золотой и зеленый,
Мой попугай, изумрудный и желтый,
Лишь потому мне и крикнул: "Дурнушка!" -
Что основательно проголодался.
Хлеб и вино унесла я из клетки, -
Мне и глядеть на него надоело, -
Вечно болтается в клетке висячей,
Вечно похож на висящий подсолнух!
"El papagayo"
________________________________________
к началу страницы
Чужестранка
Она говорит с чужеродным акцентом своих морей,
чьи мысли и водоросли, и пески чужезвучны.
Всегда, как пред гибелью, Богу молитвы творит,
И Бог ее нам не понятен - без облика он и без веса.
Фруктовый наш сад она очужеземила, - сад
весь в кактусах густоволосых и в травах когтистых.
И дышит дыханьем пустыни пылающей, где
любила она с добела раскаленною страстью.
Ни тайны своей никому не раскроет, ни карт,
раскрыла б - осталась бы картой звезды неизвестной,
и если лет восемьдесят проживет среди нас,
останется прежней пришелицей, заговорившей
на стонущем, на задыхающемся языке,
и понимают его только дебри и звери.
Умрет среди нас, не найдя в этой жизни покоя,
смерть станет подушкой судьбы,
хоть умрет она смертью чужою.
Переводы И. Лиснянской
___________________________________________________
к началу страницы
Печальная мать
Мой хозяин, мой владыка,
спи без страха и тревог;
но моей душе не спится,
нет у сна ко мне дорог.
Спи, и пусть твое дыханье
будет тише в легком сне
стебелька травы на поле,
шелковинки на руне.
Спит в тебе моя тревога,
и тоска, и боль обид.
За меня глаза смежаешь, -
я не сплю, но сердце спит.
Перевод О. Савича
"La madre triste"
__________________________
к началу страницы
Два ангела
Два ангела, как на гóре,
всю жизнь стоят за плечами,
баюкают, точно море,
покуда не укачали.
Один трепещет крылами,
другой недвижно витает.
Один приходит с дарами,
другой дары отбирает.
Который пребудет с нами?
Который канет в былое?
Один опалит, как пламя,
другой осыплет золою.
А я им душу вверяю -
стелюсь покорной волною.
Лишь раз в едином усилье
согласно они запели,
смыкая белые крылья
любви и крестной купели.
Лишь раз друг с другом в союзе
забыли разлад старинный,
и жизнь завязала узел
со смертью неразделимый.
Перевод Н. Ванханен
"Dos ángeles"
__________________________
к началу страницы
Ананас
Мать-природа подарила
ананасу листья-шпаги.
В поле долгими ночами
придают они отваги.
Только ты, сынок, не бойся:
блещет нож, клинки срубая,
и спиралью вьется шкурка,
словно юбка золотая.
Это шлейф царицы Савской,
обезглавленной царицы,
истекая терпким соком,
на тарелки к нам ложится.
Безоружна амазонка,
вся изжевана жестоко.
Нож серебряный и руки
стали липкими от сока.
Перевод Е. Хованович
__________________________
к началу страницы
La noche
Por que duermas, hijo mío,
el ocaso no arde más:
no hay más brillo que el rocío,
más blancura que mi faz.
Por que duermas, hijo mío,
el camino enmudeció:
nadie gime sino el río;
nada existe sino yo.
Se anegó de niebla el llano.
Se encongió el suspiro azul.
Se ha posado como mano
sobre el mundo la quietud.
Yo no sólo fui meciendo
a mi niño en mi cantar:
a la Tierra iba durmiendo
el vaivén del acunar...
_______________________________
к началу страницы
La madre triste
Duerme, duerme, dueño mío,
sin zozobra, sin temor,
aunque no se duerma mi alma,
aunque no descanse yo.
Duerme, duerme y en la noche
seas tú menos rumor
que la hoja de la hierba,
que la seda del vellón.
Duerma en ti la carne mía,
mi zozobra, mi temblor.
En ti ciérrense mis ojos:
¡duerma en ti mi corazón!
____________________________
к началу страницы
Yo no tengo soledad
Es la noche desamparo
de las sierras hasta el mar.
Pero yo, la que te mece,
¡yo no tengo soledad!
Es el cielo desamparo
si la Luna cae al mar.
Pero yo, la que te estrecha,
¡yo no tengo soledad!
Es el mundo desamparo
y la carne triste va.
Pero yo, la que te oprime,
¡yo no tengo soledad!
____________________________
к началу страницы
El papagayo
El papagayo verde y amarillo,
el papagayo verde y azafrán,
me dijo "fea" con su habla gangosa
y con su pico que es de Satanás.
Yo no soy fea, que si fuese fea,
fea es mi madre parecida al sol,
fea la luz en que mira mi madre
y feo el viento en que pone su voz,
y fea el agua en que cae su cuerpo
y feo el mundo y Él que lo crió...
El papagayo verde y amarillo,
el papagayo verde y tornasol,
me dijo "fea" porque no ha comido
y el pan con vino se lo llevo yo,
que ya me voy cansando de mirarlo
siempre colgado y siempre tornasol...
_____________________________________
к началу страницы
Dos ángeles
No tengo sólo un Ángel
con ala estremecida:
me mecen como al mar
mecen las dos orillas
el Ángel que da el gozo
y el que da la agonía,
el de alas tremolantes
y el de las alas fijas.
Yo sé, cuando amanece,
cuál va a regirme el día,
si el de color de llama
o el color de ceniza,
y me les doy como alga
a la ola, contrita.
Sólo una vez volaron
con las alas unidas:
el día del amor,
el de la Epifanía.
¡Se juntaron en una
sus alas enemigas
y anudaron el nudo
de la muerte y la vida!
_________________________
Хорхе Каррера Андраде
1903-1978
к началу страницы
Вечнозеленый Кито
Идет на пользу свежесть горных кряжей
поющим пленникам-колоколам,
индейцам с овощами для продажи,
дрова несущих на спине ослам.
На лицах кротость, благодушье даже,
хотя б спешили люди по делам,
и башни светлые стоят на страже:
надменность с благородством пополам.
Здесь солнце доброе, как хлеб горячий,
струится жидким золотом, пока
не хлынет дождь иль ночь его не спрячет.
Под сенью дождевого колпака
мечтает Кито, что плывет к удаче,
что он - ковчег, а море - облака.
________________________________________
к началу страницы
Одиночество и чайка
Моря белый блокнот -
чайка, весть или птица,
разворачивает полет
на две путевых страницы.
Чайки сестра морская -
одиночество без границ,
чего-то еще ожидая,
вздыхает и смотрит на птиц.
Насекомые и растенья
изрыли всюду пески:
сигнальные искаженья
подземной страстной тоски.
Здесь, в центре всего, как ленник,
живу среди птиц морских,
сам свой собственный пленник,
товарищ развалин немых.
И вижу и слышу невольно,
как дождь в доспехах идет
и по одиночеству больно
жидкою шпагой бьет.
__________________________________
к началу страницы
Портрет испанца Сантьяго Карреры
Глаза за нами следуют, блистая,
из-под бровей, как хищных два зверька,
и в них мерцает нежность золотая
под отблеском смертельного клинка.
Луна и зеркало - броня простая -
сраженья отражали, как река;
и о любви и храбрости сухая
и длинная нам говорит рука.
Друг вице-короля и капитан Кастильи,
индейцев защищал он шпагой боевой,
но в жизни, прожитой в колониальном стиле,
стал эшафот последнею главой,
и клетку целый день по площади носили
с его отрубленною головой.
__________________________________________
к началу страницы
Путешествие
Единодушно и сине моря восстанье:
водные толпы его, соли собранья.
Обвал за обвалом с разорвавшейся спайкой
и молчанье внезапное, оборачивающееся чайкой.
Море, с волненьем твоим я смешиваюсь в самом деле
и с небом, что качается на твоих огромных качелях.
От грома к сиянью как быстры твои перемены!
На подносах своих предлагаешь ты цапель из пены.
Словно мошки, в тебе миллионами искры светят,
их свеченье, как будто теченье песков, иль светил,
иль столетий.
Мое тело вступает в поток твоей вечной работы,
о носильщик, что соль кладет в прозрачные соты,
о погонщик диких кобыл, которые мчатся
до самого горизонта, чтоб до пастбищ добраться,
светлый подмастерье, снимающий мерку с островов,
синий каменотес заливов, бухт, берегов,
бесконечный пленник среди скал, дюн, побережий,
вечные цепи пены рвешь ты и режешь!
Переводы О. Савича
_______________________________________________________
к началу страницы
Vendrá un día más puro que los otros...
Vendrá un día más puro que los otros:
estallará la paz sobre la tierra
como un sol de cristal. Un fulgor nuevo
envolverá las cosas.
Los hombres cantarán en los caminos,
libres ya de la muerte solapada.
El trigo crecerá sobre los restos
de las armas destruidas
y nadie verterá
la sangre de su hermano,
El mundo será entonces de las fuentes
y las espigas, que impondrán su imperio
de abundancia y frescura sin fronteras.
Los ancianos tan sólo, en el domingo
de su vida apacible,
esperarán la muerte,
la muerte natural, fin de jornada,
paisaje más hermoso que el poniente.
_______________________________________
к началу страницы
Boletín de viaje
Sobre el tejado del mundo
puso el gallo a secar su canción de colores.
La Luz era ya pesada como un fruto.
Sus tablas de la ley me entregó el campo.
De la misma madera de la cruz
estaba hecho el arado.
Era un anillo de dolor
la línea ecuatorial
en el dedo del corazón.
En la nave de veinte cornetas
embarqué mi baúl de papagayos
hacia otro extremo de la tierra.
Ardía el alfabeto de las constelaciones.
Giraban gozosos los puertos niños
en el carrusel del horizonte.
Se amotinaron los mares
y los cuatro vientos
contra mi sueño almirante.
Ancla: trébol de hierro.
Te arrojó el Capitán al continente antiguo.
Vi las torres cargadas con sus sacos de nubes
y las grúas cigüeñas
con su cesta en el pico.
Europa hacia andar con su ritmo de aceite
los arados mecánicos.
Con su pajita tornasol
la espiga chupaba el calcio.
Mas, toda la alegría del mundo
al subir por las chimeneas
se convertía en humo.
En la hoja en blanco de la harina
imprimían los molinos
la arenga proletaria de la espiga.
Las ciudades se hablaban a lo largo del aire.
Descubrí al hombre. Entonces
comprendí mi mensaje.
_____________________________________________
Дельмира Агустини
1886-1914
к началу страницы
Вдохновение против смерти
О смерть-императрица,
когда явиться
мне, раненной невидимым ударом,
к тебе придется в мрачную темницу
с моим ничтожным и волшебным даром,
чтоб слить в твой кубок счастье и потери, -
задуешь свечи ты и все затворишь двери.
В сокровищах моих
среди алмазов и топазов золотых,
рубинов красных, как растравленная рана,
звезды лучится кокон голубой:
он должен свет вернуть глазам, что слишком рано
забыли жизнь, плененные тобой.
_______________________________________________
к началу страницы
Лебедь
В парке смотрит голубое око,
отражая небо голубое -
озеро прозрачное такое,
что порой, мне чудится, я вижу:
на зеркальной, трепетной странице
отразившись, мысль моя искрится.
На воде, цветком раскрывшись белым,
озера душа живая - лебедь:
смотрит человечьими глазами,
словно принц, изящно-величавый,
крылья белой лилии белее,
клюв как пламень, скорбно-гордой шеи
царственный изгиб; он - воплощенье
белизны и нежности, он — лебедь!..
От его движений величавых
веет колдовским очарованьем:
спрятанная в лилию гвоздика,
пахнущая тайной и призывом...
Белых крыльев взмах меня смущает,
словно чьи-то жаркие объятья...
Клюв его горит в моих ладонях,
как ничьи уста не пламенели,
голова его ко мне склонилась
с нежностью, неведомой досель мне;
кто еще так сострадал, внимая
горестям моим, моим надеждам, -
нахожу я в сердце лебедином
больше нежности, чем в человечьем...
Как рубин, сверкающий в короне,
клюв его ко мне влечется жадно,
и рубиновый горячий отсвет
полон сокровенного желанья...
Воду пьет он из моих ладоней,
в клюве огненном вода пылает,
и всем телом к лебедю тянусь я,
и меня сжигает этот пламень.
Днем я с ним не расстаюсь, и часто
вижу я во сне его, ночами...
И порой мне чудится, что лебедь
со своими быстрыми крылами,
странным, словно человечьим, взором,
с клювом, опаляющим, как пламень,
он, скользящий по озерной глади, -
мой возлюбленный, мой долгожданный.
К озеру иду я голубому,
лебедя зову, с ним говорю я,
мне в ответ молчанье, словно роза,
расцветает в лебедином клюве,
но без слов его мне внятен отклик,
мы без слов с ним говорим друг с другом...
И порой я вся - душа сплошная,
а порой я вся - сплошное тело...
Мне на грудь склонившись, застывает,
словно мертвый, белоснежный лебедь...
На отзывчивой, зеркальной глади
озера, прозрачного такого,
что на нем, как на листе бумаги,
вижу мысль свою запечатленной,
белый лебедь, словно красный пламень,
и, как смерть, бледна я и безмолвна.
__________________________________________
к началу страницы
Мечта о любви
Была в мечте моей вначале страсть и сила:
как шумный водопад, она во мне бурлила,
как в бурю океан, безумием больна,
сметала жизнь мою, как ураган, она.
Потом мечта моя поникла, как светило,
чья предзакатная глава воспалена
улыбкой огненной, но, как мольба, грустна
улыбка: всю печаль в ней солнце отразило.
Теперь в мечте моей - восторг, печаль и смех,
все сумерки земли, цветенье радуг всех,
как идол, хрупкая, сильна, как Божье имя,
над жизнью властвуя, встает мечта моя:
и поцелуй горит, свой аромат тая
в цветке, чьи лепестки оборваны двоими.
Переводы И. Чежеговой
_______________________________________________
к началу страницы
Ceguera
Me abismo en una rara ceguera luminosa
Un astro, casi un alma, me ha velado la Vida.
¿Se ha prendido en mí como brillante mariposa?
No sé...
Rara ceguera que me borras el mundo,
Estrella, casi alma, con que asciendo o me hundo:
¡Dame tu luz y vélame eternamente el mundo!
_________________________________________________
к началу страницы
Ofrendando el libro
A Eros
Porque haces tu can de la leona
Más fuerte de la Vida, y la aprisiona
La cadena de rosas de tu brazo.
Porque tu cuerpo es la raíz, el lazo
Esencial de los troncos discordantes
Del placer y el dolor, plantas gigantes.
Porque emerge en tu mano bella y fuerte,
Como en broche de místicos diamantes
El más embriagador lis de la Muerte.
Porque sobre el Espacio te diviso,
Puente de luz, perfume y melodía,
Comunicando infierno y paraíso.
- Con alma fúlgida y carne sombría...
________________________________________
к началу страницы
Otra estirpe
Eros, yo quiero guiarte, Padre ciego...
Pido a tus manos todopoderosas
¡su cuerpo excelso derramado en fuego
sobre mi cuerpo desmayado en rosas!
La eléctrica corola que hoy despliego
brinda el nectario de un jardín de Esposas;
para sus buitres en mi carne entrego
todo un enjambre de palomas rosas.
Da a las dos sierpes de su abrazo, crueles,
mi gran tallo febril... Absintio, mieles,
víerteme de sus venas, de su boca...
¡Así tendida, soy un surco ardiente
donde puede nutrirse la simiente
de otra Estirpe sublimemente loca!
___________________________________________
к началу страницы
La musa
Yo la quiero cambiante, misteriosa y compleja;
Con dos ojos de abismo que se vuelvan fanales;
En su boca una fruta perfumada y bermeja
Que destile más miel que los rubios panales.
A veces nos asalte un aguijón de abeja:
Una raptos feroces a gestos imperiales
Y sorprenda en su risa el dolor de una queja;
¡En sus manos asombren caricias y puñales!
Y que vibre, y desmaye, y llore, y ruja, y cante,
Y sea águila, tigre, paloma en un instante.
Que el Universo quepa en sus ansias divinas;
Tenga una voz que hiele, que suspenda, que inflame,
Y una frente que erguida su corona reclame
De rosas, de diamantes, de estrellas o de espinas!
___________________________________________________
Хуана де Ибарбуру
1895-1980
к началу страницы
Встреча
Лекарственной ромашки аромат.
Ромашки золотисто-белоснежной -
ее крестьянки старые хранят...
И всюду: на отлогих склонах гор,
в сырых низинах, сочных и зеленых,
на вьющихся среди полей дорогах
и возле старых ранчо - тут и там -
ромашки, разогревшейся на солнце,
я впитываю пряный аромат.
Иду я по знакомой мне дороге,
под сенью тамариндовых деревьев,
и аромат ромашки мне навстречу
бросается, как старый, верный пес...
Я пью его - целительный и терпкий,
хоть от него чуть-чуть и саднит в горле,
но свеж и чист он, словно в полдень
знойный глоток воды.
Я погружаю вновь лицо в цветы
с их запахом, радушным и невинным,
их лепестки, как белые зубцы,
венчают золотую сердцевину...
И, прозревая вдруг, я ясно вижу,
что море лжет, что мне мила земля,
и землякам моим она мила,
что к морю наша не лежит душа:
мы - пахари, земля у нас в крови.
Холмы и горы, степи и леса,
зеленые, цветущие равнины,
пасущиеся мирные стада -
все это ближе нам, намного ближе,
чем необъятный лживый океан.
С полей приносит в дом бродяга-ветер
все запахи земли. И все поет
во мне. И радость встречи
ромашкой в сердце у меня цветет.
________________________________________
к началу страницы
Дикарка
Я пью из чистого и светлого ручья,
одна, среди полей, брожу без цели я,
и не забыл еще мой суковатый посох,
как пел в его ветвях хор птиц разноголосых.
Так провожу я дни, беспечна и резва,
и стелется ковром мне под ноги трава, -
в ней земляники тьма, а чуть рукой раздвину
малинник - там найду поспевшую малину.
Горячим духом трав, созревших на лугах,
я вся пропитана. И в темных волосах,
летящих по ветру, смешались ароматы
шалфея, клевера, вероники и мяты.
Свободна и юна, смугла и весела,
Церерой царственной я, верно, быть могла...
Но как охотница Диана
росистую траву топчу я утром рано.
___________________________________________
к началу страницы
Ожидание
О лён! Скорее зрей для полотна
на простыни: на них обнимет сон
любимого - вернется скоро он,
вернется он, едва придет весна.
О роза! Ты раскрой бутон тугой:
пусть лепестков твоих узорный ряд
всю яркость красок, весь свой аромат
отдаст, когда придет любимый мой.
Златые кандалы для милых ног
и невесомейшие из цепей
пусть в кузнице любви скуют скорей,
скорей, чтоб снова он уйти не мог.
В саду повсюду я посею мак,
чтоб он забыл все прежние пути...
О страсть, его жгутами окрути,
о нежность, верным псом у двери ляг!
____________________________________
к началу страницы
Мятежница
На челн я твой взойду мятежницей, Харон,
пусть тени остальных неслышно точат слезы
иль тихо молятся, боясь, чтоб чей-то стон
не породил в глазах твоих немой угрозы.
Разбудит мертвый челн мой дух живой и дикий:
как жаворонок, я там буду плыть и петь,
рассыплю, как фонарь, я голубые блики
и воды мрачные заставлю просветлеть.
Да, я мятежницей взойду на челн Харона:
слезинки не пролью и не издам ни стона,
как ни бесись, старик, мой гордый нрав кляня,
нет, не принудишь ты меня к повиновенью,
с челна я не сойду сама покорной тенью,
как варвар - пленницу, ты вынесешь меня.
_____________________________________________
к началу страницы
Бессмертие
Любимый, коль умру, не хорони
меня на кладбище: зарой меня
неглубоко, в том месте, где слышны
лишь гомон птиц и речки болтовня.
Неглубоко. Почти поверх земли,
чтоб солнце кости грело, чтоб мой взгляд
стеблями выросшей из глаз травы
вновь отражал пылающий закат.
Неглубоко захорони меня:
плоть будет бунтовать, и легче так
свершится переход ее туда,
где холод ждет ее, распад и мрак.
Там руки мои будут на груди
покоиться, не зная маеты:
я не хочу, чтоб в хаосе могил
они взрывали землю, как кроты.
Посей цветы. Пусть корни их возьмут
мой жалкий прах в бессмертное кольцо:
и, по корням взобравшись, я взгляну
глазами ирисов тебе в лицо.
Переводы И. Чежеговой
_____________________________________________
к началу страницы
Como una sola flor desesperada
Lo quiero con la sangre, con el hueso,
con el ojo que mira y el aliento,
con la frente que inclina el pensamiento,
con este corazón caliente y preso,
y con el sueño fatalmente obseso
de este amor que me copa el sentimiento,
desde la breve risa hasta el lamento,
desde la herida bruja hasta su beso.
Mi vida es de tu vida tributaria,
ya te parezca tumulto, o solitaria,
como una sola flor desesperada.
Depende de él como del leño duro
la orquídea, o cual la hiedra sobre el muro,
que solo en él respira levantada.
____________________________________________
к началу страницы
La hora
Tómame ahora que aún es temprano
y que llevo dalias nuevas en la mano.
Tómame ahora que aún es sombría
esta taciturna cabellera mía.
Ahora que tengo la carne olorosa
y los ojos limpios y la piel de rosa.
Ahora que calza mi planta ligera
la sandalia viva de la primavera.
Ahora que en mis labios repica la risa
como una campana sacudida aprisa.
Después..., ¡ah, yo sé
que ya nada de eso más tarde tendré!
Que entonces inútil será tu deseo,
como ofrenda puesta sobre un mausoleo.
¡Tómame ahora que aún es temprano
y que tengo rica de nardos la mano!
Hoy, y no más tarde. Antes que anochezca
y se vuelva mustia la corola fresca.
Hoy, y no mañana. ¡Oh amante! ¿no ves
que la enredadera crecerá ciprés?
к началу страницы
________________________________________________________________________________________
Комментарии
1. Гаучо - скотовод и пастух в Аргентине. Гаучо, обычно романтически
идеализированный, - герой многих произведений аргентинской литературы.
2. Факон - длинный прямой нож.
3. Пайядор - бродячий певец.
4. ... избранник мая... - Речь идет о Майской революции 1810 года,
свершенной в Буэнос-Айресе и ставшей частью Войны за независимость испанских
колоний в Америке (1810 - 1826).
5. Суипача - холм в Боливии, у подножия которого 7 ноября 1810 года армия
патриотов одержала победу над испанскими войсками.
Айякучо - город на юге Перу. 9 декабря 1824 года на равнине близ Айякучо
произошло сражение, решившее исход Войны за независимость в пользу патриотов.
6. Горбун со скрипкою все грезит Эсмеральдой - отсылка к роману Виктора
Гюго "Собор Парижской Богоматери".
7. Астор Нильс (1900 - 1987) - американский киноатер.
8. To the dark lady - смуглой леди (англ.). Смуглая леди - адресат сонетов
Шекспира.
9. Агуарибай - аргентинская разновидность терпентинного дерева (семейство
сумаховых).
10. Гарсиласо (Гарсиласо де ла Вега; 1503 - 1536) - испанский поэт и воин.
Был смертельно ранен при взятии крепости под Фрежюсом.
11. Дунай не кончил спора. - В XVI веке Дунай частично протекал по
территориям, находившимся во владении Испанской империи.
12. Салисьо - персонаж эклог Гарсиласо де ла Вега.
13. A song for Nina - песня для Нины (англ.).
14. "Либерал" - колумбийская газета. В XIX и XX веках в Колумбии правили
сменявшие друг друга и постоянно враждовавшие между собой две партии:
либеральная и консервативная.
15. Алькальд - городской голова, председатель муниципального совета,
сельский староста.
16. Антофагаста - город в северной части Чили.
17. Vesper - вечер, вечерняя звезда (лат.).
18. Кена - музыкальный инструмент индейцев: флейта из тростника.
20. Пуна - область плоскогорий в Центральных Андах (в Перу, Боливии, Чили и
Аргентине.)
21. Маргарита Дебайль - дочь никарагуанского врача Луиса Дебайля, друга
Рубена Дарио.
22. Мендоса Педро де (1487 - 1537) - испанский конкистадор. В 1536 году
основал Буэнос-Айрес.
23. Лаха - озеро и река в центральной части Чили.
24. Араукания - часть территории совр. Чили, где проживали индейцы
арауканы.
25. На гербе Мексики изображен кондор (орел), терзающий змею. По преданию,
ацтеки основали столицу своего государства Теночтитлан (совр. Мехико) там, где
увидели орла, сидящего на кактусе и пожирающего змею.
26. Нопаль (индейская смоква) - разновидность кактуса.
27. Кеведо Франсиско де (1580 - 1645) - испанский поэт и прозаик.
Банвиль Теодор де (1823 - 1891) - французский поэт.
28. Диоскуры - Полидевк и Кастор, сыновья Леды, братья Елены Прекрасной.
29. Языческих гимнов твоих... - отсылка к сборнику Рубена Дарио "Языческие
псалмы".
30. "Ты шею лебедю-обманщику сверни..." - Стихотворение написано в 1910 г.
и направлено против поэтики модернистов (лебедь - один из их символов).
31. Арфа Эола (Эолова арфа) - музыкальный инструмент, струны которого
звучат от дуновения ветра.
32. Вероника - растение семейства норичниковых, с мелкими голубыми
цветками.
33. Церера - в римской мифологии: богиня плодородия и земледелия, а также
подземного мира (отождествлялась с греческой Деметрой).
34. Тамариндовые деревья (тамаринды) - деревья семейства бобовых. Растут
в тропиках и субтропиках.
35. Стихотворение публиковалось автором также и под названием "Венеция".
Сан-Марко - собор IX века, одна из главных достопримечательностей Венеции.
_______________________________________________________________________________
Подготовка текста - Лукьян Поворотов
|
Используются технологии
uCoz