Johann Christoph Friedrich
von Schiller
1759 - 1805
|
к началу страницы
Порука
Мерос проскользнул к Дионисию в дом,
Но скрыться не мог от дозорных.
И вот он в оковах позорных.
Тиран ему грозно: "Зачем ты с мечом
За дверью таился, накрывшись плащом?" -
"Хотел я покончить с тираном". -
"Распять в назиданье смутьянам!"
"О царь! Пусть я жизнью своей заплачу
Приемлю судьбу без боязни.
Но дай лишь три дня мне до казни:
Я замуж сестру мою выдать хочу,
Тебе же, пока не вернусь к палачу,
Останется друг мой порукой.
Солгу - насладись его мукой".
И, злобный метнув на просящего взгляд,
Тиран отвечает с усмешкой:
"Ступай, да смотри же - не мешкай.
Быстрее мгновенья три дня пролетят,
И если ты в срок не вернешься назад,
Его я на муку отправлю,
Тебя ж на свободе оставлю".
И к другу идет он: "Немилостив рок!
Хотел я покончить с проклятым,
И быть мне, как вору, распятым.
Но дал он трехдневный до казни мне срок,
Чтоб замуж сестру мою выдать я мог.
Останься порукой тирану,
Пока я на казнь не предстану".
И обнял без слов его преданный друг
И тотчас к тирану явился,
Мерос же в дорогу пустился.
И принял сестру его юный супруг.
Но солнце обходит уж третий свой круг,
И вот он спешит в Сиракузы,
Чтоб снять с поручителя узы.
И хлынул невиданный ливень тогда.
Уже погружает он посох
В потоки на горных откосах.
И вот он выходит к реке, но беда!
Бурлит и на мост напирает вода,
И груда обломков чугунных
Гремит, исчезая в бурунах.
Он бродит по берегу взад и вперед
Он смотрит в смятенье великом,
Он будит безмолвие криком, -
Увы, над равниной бушующих вод
Лишь ветер, беснуясь, гудит и ревет.
Ни лодки на бурном просторе,
А волны бескрайны, как море.
И к Зевсу безумный подъемлет он взгляд
И молит, отчаянья полный:
"Смири исступленные волны!
Уж полдень, часы беспощадно летят,
А я обещал - лишь померкнет закат,
Сегодня к царю воротиться,
Иль с жизнию друг мой простится".
Но тучи клубятся, и ветер жесток,
И волны сшибаются люто.
Бежит за минутой минута.
И страх, наконец, в нем решимость зажег,
Он смело бросается в грозный поток.
Валы рассекает руками,
Плывет - и услышан богами.
И снова угрюмою горной тропой
Идет он - и славит Зевеса.
Но вдруг из дремучего леса,
Держа наготове ножи пред собой,
Выходят разбойники буйной толпой,
И, путь преграждая пустынный,
Грозит ему первый дубиной.
И в вопле Мероса - смертельный испуг:
"Клянусь вам, я нищ! Не владею
И самою жизнью своею!
Оставьте мне жизнь, иль погибнет мой друг!"
Тут вырвал у вора дубину он вдруг,
И шайка спасается в страхе,
Три трупа оставив во прахе.
Как жар сицилийского солнца жесток!
Как ломит колени усталость!
А сколько до цели осталось!
"Ты силы мне дал переплыть чрез поток,
Разбойников ты одолеть мне помог, -
Ужель до царя не дойду я
И друга распнет он, ликуя!"
Но что там? Средь голых и выжженных круч
Внезапно журчанье он слышит.
Он верить не смеет, не дышит...
О чудо! Он видит - серебряный ключ,
Так чист и прозрачен, так нежно певуч,
Сверкает и манит омыться,
Гортань освежить и напиться.
И вновь он шагает, минуя в пути
Сады, и холмы, и долины.
Уж тени глубоки и длинны.
Два путника тропкой идут впереди.
Он шаг ускоряет, чтоб их обойти,
И слышит слова их: "Едва ли, -
Мы, верно, на казнь опоздали".
Надежда и страх его сердце теснят,
Летят, не идут его ноги.
И вот - о великие боги! -
Пред ним Сиракузы, пылает закат,
И верный привратник его Филострат,
Прождавший весь день на пороге,
Навстречу бежит по дороге.
"Назад, господин! Если друга не спас,
Хоть сам не давайся им в руки!
Его повели уж на муки.
Он верил, он ждал тебя с часу на час,
В нем дружбы священный огонь не погас
И царь наш в ответ на глумленье
Лишь гордое встретил презренье".
"О, если уж поздно, и он - на кресте
И предал я друга такого, -
Душа моя к смерти готова.
Зато мой палач не расскажет нигде,
Что друг отказался от друга в беде.
Он кровью двоих насладится,
Но в силе любви убедится".
И гаснет закат, но уж он - у ворот,
И видит он крест на агоре,
Голов человеческих море.
Веревкою связанный, друг его ждет.
И он раздвигает толпу, он идет.
"Тиран! - он кричит. - Ты глумился,
Но, видишь, я здесь! Я не скрылся!"
И в бурю восторженный гул перерос,
Друзья обнялись, и во взоре
У каждого радость и горе,
И нет ни единого ока без слез,
И царь узнает, что вернулся Мерос,
Глядит на смятенные лица,
И чувство в царе шевелится.
И он их велит привести перед трон,
Он влажными смотрит очами.
"Ваш царь побежденный пред вами.
Он понял, что дружба - не призрак, не сон,
И с просьбою к вам обращается он:
На диво грядущим столетьям
В союз ваш принять его третьим".
___________________________________________
к началу страницы
Геро и Леандр
Видишь - там, где в Дарданеллы
Изумрудный, синий, белый
Геллеспонта плещет вал,
В блеске солнца золотого
Два дворца глядят сурово
Друг на друга с темных скал.
Здесь от Азии Европу
Отделила бездна вод,
Но ни бурный вал, ни ветер
Уз любви не разорвет.
В сердце Геро, уязвленном
Беспощадным Купидоном,
Страсть к Леандру расцвела,
И в ответ ей - смертной Гебе -
Вспыхнул он, стрелою в небе
Настигающий орла.
Но меж юными сердцами
Встал отцов нежданный гнев,
И до срока плод волшебный
Поникает не созрев.
Где, штурмуя Сест надменный,
Геллеспонт громадой пенной
Бьет в незыблемый утес,
Дева юная сидела
И печальная глядела
На далекий Абидос.
Горе! Нет моста к Леандру,
Нет попутного челна,
Но любовь не знает страха,
И везде пройдет она.
Обернувшись Ариадной,
Тьмой ведет нас непроглядной,
Вводит смертных в круг богов,
Льва и вепря в плен ввергает
И в алмазный плуг впрягает
Огнедышащих быков.
Даже Стикс девятикружный
Не преграда ей в пути,
Если тень она захочет
Из Аида увести.
И любовь Леандра гонит -
Лишь багряный шар потонет
За чертою синих вод,
Лишь померкнет день враждебный,
Уж туда, в приют волшебный,
Смелый юноша плывет.
Рассекая грудью волны,
Он спешит сквозь мрак ночной
К той скале, где обещаньем
Светит факел смоляной.
Там из плена волн студеных
В плен восторгов потаенных
Он любимой увлечен,
И лобзаньям нет преграды,
И божественной награды
Полноту приемлет он.
Но заря счастливца будит,
И бежит, как сон, любовь, -
Он из пламенных объятий
В холод моря кинут вновь.
Так, в безумстве нег запретных,
Тридцать солнц прошло заветных, -
По таинственным кругам
Пронеслись они короче
Той блаженной брачной ночи,
Что завидна и богам.
О, лишь тот изведал счастье,
Кто срывал небесный плод
В темных безднах преисподней,
Над пучиной адских вод.
Непрестанно в звездном хоре
Мчится Веспер вслед Авроре,
Но счастливцам недосуг
Сожалеть, что роща вянет,
Что зима вот-вот нагрянет
В колеснице снежных вьюг.
Нет, их радует, что рано
Скучный день уходит прочь,
И не помнят, чем грозит им
Возрастающая ночь.
Вот сентябрь под зодиаком
Свет уравнивает с мраком.
На утесе дева ждет,
Смотрит вдаль, где кони Феба
Вниз бегут по склону неба,
Завершая свой полет.
Неподвижен сонный воздух.
Точно зеркало чиста,
Синий купол отражая,
Дремлет ясная вода.
Там, сверкнув на миг спиною
Над серебряной волною,
Резвый выпрыгнул дельфин.
Там Фетиды влажной стая
Роем черных стрел, играя,
Из немых всплыла глубин.
Тайна страсти нежной зрима
Им одним из темных вод,
Но безмолвием Геката
Наказала рыбий род.
Глядя в синий мрак пролива,
Дева ласково и льстиво
Молвит: "О прекрасный бог!
Ты ль обманчив, ты ль неверен?
Нет, и лжив и лицемерен,
Кто тебя ославить мог.
Безучастны только люди,
И жесток лишь мой отец,
Ты же, кроткий, облегчаешь
Горе любящих сердец.
Безутешна, одинока,
Отцвела бы я до срока,
Дни влача, как в тяжком сне.
Но твоя святая сила
Без моста и без ветрила
Мчит любимого ко мне.
Страшны мглы твоей глубины,
Грозен шум твоих валов,
Но отваге ты покорен,
Ты любви помочь готов.
Ибо сам во время оно
Стал ты жертвой Купидона -
В час, как, бросив отчий дом,
Увлекая брата смело,
Поплыла в Колхиду Гелла
На баране золотом.
Вспыхнув страстью, в блеске бури
Ты восстал из недр, о бог,
И красавицу в пучину
С пышнорунного совлек.
Там живет богиня с богом,
Тайный грот избрав чертогом,
В глуби волн бессмертной став,
Челн хранит рукой незримой
И, добра к любви гонимой,
Твой смиряет буйный нрав.
Гелла! Светлая богиня!
Я пришла к тебе с мольбой.
Приведи и ныне друга
Той же зыбкою тропой".
С неба сходит вечер мглистый.
Геро факел свой смолистый
Зажигает на скале,
Чтоб звездою путеводной
По равнине волн холодной
Вел он милого во мгле.
Но темнеет, пенясь, море,
Ветра свист и гром вдали.
Звезды кроткие погасли,
Небо тучи облегли.
Ночь идет. Завесой темной
Хлынул дождь на Понт огромный.
Грозовым взмахнув крылом,
С гор, из дикого провала,
Буря вырвалась, взыграла, -
Трепет молний, блеск и гром.
Вихрь сверлит, буравит волны, -
Черным зевом глубина,
Точно бездна преисподней,
Разверзается до дна.
Геро плачет: "Горе, горе!
Успокой, Кронион, море!
О мой рок! Не я ль виной?
Мне, безумной, вняли боги,
Если в гибельной дороге
С бурей бьется милый мой.
Птицы, вскормленные морем.
На земле приют нашли.
Не боящиеся ветра
В бухты скрылись корабли.
Только мой Леандр и ныне,
Знаю, вверился пучине,
Ибо сам в блаженный час,
Мощным богом вдохновенный,
Он мне дал обет священный,
И лишь смерть разделит нас.
В этот миг - о, сжальтесь, Оры, -
Обессиленный борьбой,
Он в последний раз, быть может,
Небо видит над собой.
Понт! Свирепая пучина!
Твой лазурный блеск - личина:
Ты неверен, ты жесток!
Ты его, коварства полный,
В притаившиеся волны
Лживой ясностью завлек.
И теперь, вдали от брега,
Беззащитного пловца
Всеми ужасами гонишь
К неизбежности конца".
Страшно бешенство стихии!
Ходят горы водяные,
Бьют в береговую твердь.
Горе, горе! Час недобрый!
И корабль дубоворёбрый
Здесь нашел бы только смерть.
Буря погашает факел,
Рвет спасительную нить.
Страшно быть в открытом море,
Страшно к берегу подплыть!
У великой Афродиты
Молит скорбная защиты
Для отважного пловца, -
Ветру в дар заклать клянется,
Если милый к ней вернется,
Златорогого тельца.
Молит всех богов небесных,
Всех богинь подводной мглы
Лить смягчающее масло
На бурлящие валы.
"Помоги моей кручине,
Вновь рожденная в пучине,
Левкотея, встань из вод!
Кинь Леандру покрывало,
Как не раз его кидала
Жертвам бурных непогод, -
Чтоб, его священной ткани
Силой тайною храним,
Утопающий из бездны
Выплыл жив и невредим!"
И смолкает грохот бури.
В распахнувшейся лазури
Кони Эос мчатся ввысь.
Вновь на зеркало похоже,
Дремлет море в древнем ложе,
Скалы блестками зажглись,
И, шурша о берег мягко,
Волны к острову бегут
И, ласкаясь и играя,
Тело мертвое влекут.
Это он - и бездыханный
Верен ей, своей желанной.
Видит хладный труп она
И стоит как неживая,
Ни слезинки не роняя,
Неподвижна и бледна.
Смотрит в небо, смотрит в море,
На обрывы черных скал,
И в лице бескровном пламень
Благородный заиграл.
"Я постигла волю рока.
Неизбежно и жестоко
Равновесье бытия.
Рано сниду в мрак могилы,
Но хвалю благие силы,
Ибо счастье знала я.
Юной жрицей, о Венера,
Я вошла в твой гордый храм
И, как радостную жертву,
Ныне жизнь тебе отдам".
И она, светла, как прежде,
В белой взвившейся одежде
С башни кинулась в провал,
И в объятия стихии
Принял бог тела святые
И приют им вечный дал.
И, безгневный, примиренный,
Вновь во славу бытию
Из великой светлой урны
Льет он вечную струю.
_________________________________
к началу страницы
Бой с драконом
Шумит Родос. Куда идет,
Куда торопится народ?
Пожар ли? Ждут ли сарацина?
Людская катится лавина
К той части города, куда
В броне, блестящей, как звезда,
Верхом прекрасный рыцарь мчится.
За ним чудовище влачится, -
О страх! - крылатый змей на вид,
Но крокодильи пасть и шея.
И весь народ, дивясь, глядит
То на героя, то на змея.
И слышен гул со всех сторон:
"Смотрите, вот он, вот дракон,
Губитель пастухов и стада!
Вот рыцарь, поразивший гада!
Не раз ходили смельчаки
Изведать мощь своей руки, -
Их смерть была исходом боя.
Ликуй, Родос, восславь героя!"
И толпы шумные текут
В иоаннитскую обитель,
Где братьев на совет и суд
Созвал их брат и повелитель.
Но рыцарь спешился, и вот
Он пред владыкой предстает.
Толпа в веселии великом
Еще гремит хвалебным кликом.
Он речь повел - и каждый смолк.
"Я рыцарский исполнил долг.
Дракон, страну державший в страхе,
Пред вами здесь, в крови и прахе.
Не страшны горы пастухам,
Не страшно пахарю в долине,
И пилигримы в божий храм
Без страха пусть идут отныне".
Но прерывает князь его:
"Твое законно торжество,
Ты смел и тверд, ты сердцем воин
И званья рыцаря достоин.
Но если рыцарь ты Христов
И носишь крест - ответь, каков
Твой первый долг". Толпа в молчанье
Бледнеет, затаив дыханье,
А тот зарделся, но в ответ,
Склонившись, молвит он без страха:
"Покорность - первый наш обет
Святой для воина-монаха".
"Его презрел ты, - молвит князь, -
С отродьем сатаны сразясь.
Мой сын, ты вопреки запрету
Замыслил дерзко битву эту". -
"Суди ж, - ответил смело тот, -
Ты знаешь мысли тайный ход.
Но верь, поднявшись на дракона,
Я блюл и смысл и дух закона.
Не в самомнении слепом
Я шел с чудовищем сразиться.
В союз с коварством и умом
Вступила тут моя десница.
Цвет нашей веры пресвятой,
Пять лучших рыцарей чредой
В бою сгубила их отвага,
И был бы Ордену во благо
Закон твой, отче. Но мой дух
К веленьям разума был глух.
Им жажда подвига владела.
Во сне, стряхнув оковы тела,
Он мчался в бой. Но вот заря -
И вновь бессилье, вновь мученье.
И, смелым замыслом горя,
Я принял тайное решенье.
Я рассуждал в тиши ночей:
В чем гордость юных, честь мужей,
И чем герои взяли право,
Чтобы о них гремела слава,
Чтоб их почтил в дали веков
Слепой язычник, как богов?
Не пользой дел своих? Не тем ли,
Что очищал родные земли
От всякой нечисти их меч, -
За благо общее радея,
Главу Медузы мог отсечь
И льва сразить в лесах Немея?
Так что ж, иль правый меч Христов
Лишь сарацин разить готов,
Лишь верных ложному кумиру?
Нет, во спасенье послан миру,
Он от безвинных отведет
Всех бед и всех несчастий гнет.
Но, чтоб удача с ним дружила,
Должна призвать коварство сила!
Так я мечтал, мой гнев дразня,
И след искал к жилищу гада.
И Бог прозренье влил в меня:
Я понял, что мне делать надо.
И я сказал тебе, склонясь:
Душа в отчизну повлеклась.
Ты внял просящему, и вскоре
Счастливо пересек я море.
Сойдя на брег родной, тотчас
Я дал ваятелю заказ.
И, с описаньями согласный,
Им зверь был вылеплен ужасный;
Его на шесть коротких ног
Природа глыбой взгромоздила.
На брюхе кожа - точно рог,
Спина - как панцырь крокодила.
Дугой сгибает шею гад.
Разверстый шире адских врат
Чернеет зев и дышит смрадно
И жертвы ждет, оскалясь жадно.
В нем три ряда зубов видны.
Как меч, из черной глубины
Торчит язык. Как две зарницы,
Сверкают узкие зеницы
Свирепых глаз. Его спина
Змеей кончается двуглавой.
Семью обхватами она
Коня сжимает в ком кровавый.
Таким дракона сделал он,
Покрасил в мерзкий серый тон,
И тот живым казался гадом,
Что вспоен кровью, вскормлен ядом.
Тогда, признав, что он готов,
Я выбрал двух громадных псов,
Чья лютость, быстрота и сила
И зубра дикого страшила.
Я начал распалять их злость,
Учил, мой голос разумея,
Хватать, как брошенную кость,
И грызть изображенье змея.
Учил их мяса рвать куски,
Вонзив туда свои клыки,
Где, голы, розовы и гадки,
Под грудью вздулись жира складки.
А сам, доспехами звеня,
Я сел на мощного коня
Арабской благородной крови,
Хлестнул и, с пикой наготове,
Взъярив коня ударом шпор,
Помчался прямо на дракона
И сталью прободал в упор
Его чудовищное лоно.
Собаки жалобно визжат.
Конь, дыбясь, пятится назад,
Грызет мундштук, покрытый пеной.
Но, верен мысли сокровенной,
Я был упорен, и когда
Трех лун сменилась череда,
Ни пес, ни конь уж не робели.
Тогда, на быстрой каравелле,
Я совершил возвратный путь.
И здесь три дня, не знав покоя,
Не мысля кратким сном уснуть,
Искал назначенного боя.
О, как моя вскипела кровь,
Когда страну узрел я вновь!
Лишь день назад под горным склоном
Пастух проглочен был драконом.
И, мщенья жаждою палим,
Решив скорей покончить с ним,
Я известил лишь слуг надежных,
Я только меч проверил в ножнах,
Я кликнул псов, взнуздал коня
И смело, тайною тропою,
Чтоб не увидели меня,
Помчался в ночь навстречу бою.
Отец, ты знаешь церковь ту,
Что зодчий взнес на высоту,
Как бы с самой природой споря.
Оттуда видно все до моря.
Та церковь хоть мала, бедна,
Но в ней святыня есть одна, -
С младенцем пресвятая дева
И три царя у двери хлева.
И трижды тридцать ступеней
Прорублены в скале отвесной.
Но пилигрим, взойдя по ней,
Вкусит от благости небесной.
А под скалой - в пещеру вход
Кругом трава не прорастет,
Лишь мох сырой по косогору.
Свет не заглянет в эту нору.
И в той дыре живет дракон.
Людей подстерегает он.
Как змий в воротах преисподней,
Он бдит под церковью господней.
И лишь пройдет там пилигрим,
Неся мольбы Христу и деве,
Дракон кидается за ним,
И жертва гибнет в черном зеве.
И, прежде чем затеять бой,
Я поднялся в тот храм святой.
Я причастился благодати,
Святому помолясь дитяти.
Я перед ликом вышних сил
Доспех мой верный освятил
И, взяв копье рукою правой,
Пошел - за смертью или славой.
И слуги встретили меня.
Я задержался миг, не боле,
Простился, прыгнул на коня
И вверил душу божьей воле.
Мой путь привел на ровный луг,
И псы насторожились вдруг,
А конь заржал, попятясь боком,
Храпит, кося багровым оком,
И стал. Так вот он, наконец!
Клубком чудовищных колец
Лежит, на солнце брюхо грея.
Псы молча кинулись на змея,
Но завизжали - и назад,
Когда, зевнув с протяжным воем,
Дохнул вонючим ветром гад
И морды им обжег обоим.
Но тут мой окрик, мой укор
Вернул, удвоил их напор.
А сам я в шею твари гнусной
Метнул копье рукой искусной.
Как трость, от панцыря ее,
Звеня, отпрянуло копье.
Я целюсь вновь. Но конь пугливо
Храпит и рвется - дыбом грива!
Не слышит ни узды, ни шпор
И, повернув к дракону задом,
Несется прочь во весь опор...
И был бы я настигнут гадом!..
Тогда я спрыгнул, я извлек
Дамасский добрый мой клинок.
Удар! Удар! Всей силой в брюхо!
Но только звякал меч мой глухо.
И вдруг упал я на песок,
Хвостом, как бурей, сбитый с ног.
И зев оскалился громадный,
Язык вытягивая смрадный.
Но тут вцепились оба пса
В прогал, где обнажалось тело,
И змей на брюхе поднялся,
От боли взвыв остервенело.
И прежде, чем он скинул псов,
Я снова к бою был готов.
Я в тот же промежуток голый
Под сердце свой булат тяжелый
Вогнал уверенной рукой.
Кровь черной хлынула рекой,
И рухнул змей, громадой тела
Подмяв меня. И потемнело
Передо мною все вокруг.
Когда ж упал тот полог темный,
Очнувшись, я увидел слуг
И в луже крови - труп огромный".
И долго сдержанный восторг
Из тысяч уст хвалу исторг,
Чуть кончил он повествованье.
И в каждом сердце ликованье,
И жарких слез глаза полны.
И даже Ордена сыны
Герою требуют награды.
И с окон, с крыш, из-за ограды
Глядит ликующий народ
И славит рыцаря младого.
Но пастырь Ордена встает
И смолкнуть всем велит сурово.
"Ты поднял меч, - так молвит он,
И гад неистовый сражен.
Но сердце предал ты гордыне.
Ты для народа бог отныне,
Но знай: для Ордена ты враг.
Твоей души глубокий мрак
Дракона худшего лелеет.
Тот змий раздор и гибель сеет,
Не признает святых препон
Порядка и повиновенья
И в бездну мир ввергает он
Мятежной пагубой сомненья.
И мамелюк в сраженье тверд.
Христианин смиреньем горд.
Там, где являл свое величье
Господь, приняв раба обличье,
Там, на земле святых могил,
Основан Орден этот был,
И воли самообузданье
В свое приял он основанье.
А ты был гордостью ведом,
Тебя влекла мирская слава.
Так прочь! Не входит в божий дом
Отступник божьего устава!"
Он рек. И суд неправый тот
С великим воплем внял народ.
И братья молят о пощаде.
Но рыцарь, с кротостью во взгляде,
Отдав вождю земной поклон,
Одежды снял и вышел вон
Под негодующие клики.
И вот светлеет взор владыки.
Он молвит: "Сын мой! Этот бой
Труднейшим был. Вернись в обитель!
И да украсит крест святой
Твою покорность, победитель!"
___________________________________
к началу страницы
Прошение
Мой дар иссяк. В мозгу свинец,
И докурилась трубка.
Желудок пуст. О мой творец,
Как вдохновенье хрупко!
Перо скребет и на листе
Кроит стихи без чувства.
Где взять в сердечной пустоте
Священный жар искусства?
Как высечь мерзнущей рукой
Стих из огня и света?
О Феб, ты враг стряпни такой,
Приди, согрей поэта!
За дверью стирка. В сотый раз
Кухарка заворчала.
А я — меня зовет Пегас
К садам Эскуриала.
В Мадрид, мой конь! И вот Мадрид.
О смелых дум свобода!
Дворец Филиппа мне открыт,
Я спешился у входа.
Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.
Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах восторг и страсть,
В его - печаль немая.
Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду...
О дьявол! Мокрое белье
Вдруг шлепается в воду!
И нет блистательного сна,
И скрыла тьма принцессу.
Мой Бог! Пусть пишет сатана
Во время стирки пьесу!
_________________________________
к началу страницы
Пегас в ярме
На конные торги в местечко Хаймаркет,
Где продавали всё - и жен законных даже, -
Изголодавшийся поэт
Привел Пегаса для продажи.
Нетерпеливый гиппогриф
И ржет и пляшет, на дыбы вставая,
И все кругом дивятся, рот раскрыв:
"Какой отличный конь! И масть какая!
Вот крылья б только снять! Такого, брат, конька
Хоть с фонарем тогда ищи по белу свету!
Порода, говоришь, редка?
А вдруг под облака он занесет карету?
Нет, лучше придержать монету!"
Но, глядь, подходит откупщик.
"Хоть крылья, - молвит он, - конечно, портят дело,
Но их обрезать можно смело.
Мне коновал спроворит это вмиг,
И станет конь как конь. Пять золотых, приятель!"
Обрадован, что все ж нашелся покупатель,
Тот молвит: "По рукам!" И вот
С довольным видом Ганс коня домой ведет.
Ни дать ни взять тяжеловоз,
Крылатый конь впряжен в телегу.
Он рвется, он взлететь пытается с разбегу
И в благородном гневе под откос
Швыряет и хозяина и воз.
"Добро! - подумал Ганс. - Такой скакун бедовый
Не может воз тащить. Но ничего!
Я завтра еду на почтовой,
Попробую туда запрячь его.
Проказник мне трех кляч заменит разом.
А там, глядишь, войдет он в разум".
Сперва пошло на лад. От груза облегчен,
Всю четверню взбодрил рысак неосторожный.
Карета мчит стрелой. Но вдруг забылся он
И, не приучен бить копытом прах дорожный,
Воззрился ввысь, покинул колею
И, вновь являя мощь свою,
Понес через луга, ручьи, болота, нивы.
Все лошади взбесились тут.
Не помогают ни узда, ни кнут.
От страха путники чуть живы.
Спустилась ночь, и вот уже во тьме
Карета стала на крутом холме.
"Ну, - размышляет Ганс, - не знал же я заботы!
Как видно, дурня тянет в небеса.
Чтоб он забыл свои полеты,
Вперед поменьше класть ему овса,
Зато побольше дать работы!"
Сказал - и сделал. Конь, лишенный корма вдруг,
Стал за четыре дня худее старой клячи.
Наш Ганс ликует, радуясь удаче:
"Теперь летать не станешь, друг!
Впрягите-ка его с быком сильнейшим в плуг!"
И вот, позорной обреченный доле,
Крылатый конь с быком выходит в поле.
Напрасно землю бьет копытом гриф,
Напрасно рвется ввысь, в простор родного неба.
Сосед его бредет, рога склонив,
И гнется под ярмом скакун могучий Феба.
И, вырваться не в силах из оков,
Лишь обломав бесплодно крылья,
На землю падает - он! вскормленник богов!
И корчится от боли и бессилья.
"Проклятый зверь! - прорвало Ганса вдруг.
И он, ругаясь, бьет невиданную лошадь. -
Его не запряжешь и в плуг!
Сумел меня мошенник облапошить!"
Пока он бьет коня, тропинкою крутой
С горы спускается красавец молодой,
На цитре весело играя.
Открытый взор сияет добротой,
В кудрях блестит повязка золотая,
И радостен певучей цитры звон.
"Приятель! Что ж без толку злиться? -
Крестьянину с улыбкой молвит он. -
Ты родом из каких сторон?
Где ты видал, чтоб вол и птица
В одной упряжке стали бы трудиться?
Доверь мне твоего коня,
Он чудеса покажет у меня".
И конь был отпряжен тотчас.
С улыбкой юноша взлетел ему на спину.
И руку мастера почувствовал Пегас
И, молнии метнув из глаз,
Веселым ржанием ответил господину.
Где жалкий пленник? Он, как встарь,
Могучий дух, он бог, он царь!
Он прянул, как на крыльях бури,
Стрелой взвился в безоблачный простор
И вмиг, опережая взор,
Исчез в сияющей лазури.
Переводы В. Левика
__________________________________________________
к началу страницы
Мужицкая серенада
Слышишь? Выгляни в окно!
Средь дождя и мрака
Я торчу давным-давно,
Мерзну, как собака.
Ну и дождь! Потоп кругом!
Барабанит в небе гром.
Спрятаться куда бы?
До чего же ливень зол!
Мокнут шляпа и камзол
Из-за вздорной бабы.
Дождь и гром. В глазах черно.
Слышишь? Выгляни в окно!
К черту! Выгляни в окно!
Холод сводит скулы.
Месяц спрятался. Темно.
И фонарь задуло.
Слышишь? Если, на беду,
Я в канаву упаду -
Захлебнуться можно.
Темнота черней чернил.
Дьявол, знать, тебя учил
Поступать безбожно!
Дождь и гром. В глазах черно.
Баба, выгляни в окно!
Дура, выгляни в окно!
Ах, тебе не жалко?
Я молил, я плакал, но -
Здесь вернее палка.
Иль я попросту дурак,
Чтоб всю ночь срамиться так
Перед целым светом?
Ноют руки, стынет кровь, -
Распроклятая любовь
Виновата в этом!
Дождь и гром. В глазах черно.
Стерва, выгляни в окно!
Тьфу ты, черт! Дождусь ли дня?..
Только что со мною?
Эта ведьма на меня
Вылила помои!
Сколько я истратил сил,
Холод, голод, дождь сносил
Ради той чертовки!
Дьявол в юбке!.. Хватит петь!
Не намерен я терпеть
Подлые издевки.
Дождь и ветер! Шут с тобой!
Баста! Я пошел домой!
________________________________
к началу страницы
Раздел земли
Зевс молвил людям: "Забирайте землю!
Ее дарю вам в щедрости своей,
Чтоб вы, в наследство высший дар приемля,
Как братья стали жить на ней!"
Тут всё засуетилось торопливо,
И стар и млад поспешно поднялся.
Взял земледелец золотую ниву,
Охотник - темные леса,
Аббат - вино, купец - товар в продажу,
Король забрал торговые пути,
Закрыл мосты, везде расставил стражу:
"Торгуешь - пошлину плати!"
А в поздний час издалека явился,
Потупив взор, задумчивый поэт.
Все роздано. Раздел земли свершился,
И для поэта места нет.
"О, горе мне! Ужели обделенным
Лишь я остался - твой вернейший сын?" -
Воскликнул он и рухнул ниц пред троном.
Но рёк небесный властелин:
"Коль ты ушел в бесплодных грез пределы,
То не тревожь меня своей мольбой!
Где был ты в час великого раздела?" -
"Я был, - сказал поэт, - с тобой!
Мой взор твоим пленился светлым ликом,
К твоим словам мой слух прикован был.
Прости ж того, кто в думах о великом
Юдоль земную позабыл!"
И Зевс сказал: "Так как же быть с тобою?
Нет у меня ни городов, ни сел.
Но для тебя я небеса открою -
Будь принят в них, когда б ты ни пришел!"
_________________________________________
к началу страницы
Мудрецы
Тот тезис, в ком обрел предмет
Объем и содержанье,
Гвоздь, на который грешный свет
Повесил Зевс, от страшных бед
Спасая мирозданье,
Кто этот тезис назовет,
В том светлый дух, и гений тот,
Кто сможет точно взвесить,
Что двадцать пять - не десять.
От снега - холод, ночь - темна,
Без ног - не разгуляться,
Сияет нá небе луна.
Едва ли логика нужна,
Чтоб в этом разобраться.
Но метафизик разъяснит,
Что тот не мерзнет, кто горит,
Что все глухое - глухо,
А все сухое - сухо.
Герой врагов разит мечом,
Гомер творит поэмы,
Кто честен - жив своим трудом,
И здесь, конечно, ни при чем
Логические схемы.
Но коль свершить ты что-то смог,
Тотчас Картезиус и Локк
Докажут без смущенья
Возможность совершенья.
За силой - право. Трýсить брось -
Иль встанешь на колени.
Издревле эдак повелось
И скверно б иначе пришлось
На жизненной арене.
Но чем бы стал порядок тот,
Коль было б все наоборот,
Расскажет теоретик -
Истолкователь этик:
"Без человека человек
Благ не обрящет вечных.
Единством славен этот век.
Сотворены просторы рек
Из капель бесконечных!"
Чтоб нам не быть под стать волкам,
Герр Пуффендорф и Федер нам
Подносят, как лекарство:
"Сплотитесь в государство!"
Но их профессорская речь -
Увы! - не всем доступна.
И чтобы землю уберечь
И нас в несчастья не вовлечь,
Природа неотступно
Сама крепит взаимосвязь,
На мудрецов не положась.
И чтобы мир был молод,
Царят любовь и голод!
Переводы Л. Гинзбурга
__________________________________
к началу страницы
К Эмме
Ты вдали, ты скрыто мглою,
Счастье милой старины,
Неприступною звездою
Ты сияешь с вышины!
Ах! звезды не приманить!
Счастью бывшему не быть!
Если б жадною рукою
Смерть тебя от нас взяла,
Ты была б моей тоскою,
В сердце всё бы ты жила!
Ты живешь в сиянье дня!
Ты живешь не для меня!
То, что нас одушевляло,
Эмма, как то пережить?
Эмма, то, что миновало,
Как тому любовью быть!
Небом в сердце зажжено,
Умирает ли оно!
____________________________
к началу страницы
Кубок
"Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной".
Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
"Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?"
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье - на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
"Отыщется ль смелый на подвиг опасный?"
И все безответны... вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет...
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
"Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?"
И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-Бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив, -
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
"Красавец отважный, прости!"
Все тише и тише на дне ее воет...
И сердце у всех ожиданием ноет.
"Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! -
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна..."
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом...
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят - весь берег потрясся от клича -
Он левою правит, а в правой добыча.
И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем: "Он жив! - повторял. -
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный".
Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
"Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле...
И смертный пред Богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда...
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой...
И страшно меня там кружило и било.
Но Богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там;
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.
Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один, меж чудовищ, с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.
И я содрогался... вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот...
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом".
Чудесен рассказ показался царю:
"Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова".
То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
"Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова".
Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
"И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою".
В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх...
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны...
Утихнула бездна... и снова шумит...
И пеною снова полна...
И с трепетом в бездну царевна глядит...
И бьет за волною волна...
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.
___________________________________________
к началу страницы
Рыцарь Тогенбург
"Сладко мне твоей сестрою,
Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине -
И любви твоей страданье
Непонятно мне".
Он глядит с немой печалью -
Участь решена;
Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкают
Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют
Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою:
Сарацин бежит...
Но душа в нем все тоскою
Прежнею болит.
Год прошел без утоленья...
Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья -
И покинул рать.
Зрит корабль - шумят ветрилы,
Бьет в корму волна -
Сел и поплыл в край тот милый,
Где цветет она.
Но стучится к ней напрасно
В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной
Отперлись пред ним:
"Узы вечного обета
Приняла она;
И, погибшая для света,
Богу отдана".
Пышны праотцев палаты
Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;
Конь навек забыт;
Власяной покрыт одеждой,
Инок в цвете лет,
Неукрашенный надеждой
Он оставил свет.
И в убогой келье скрылся
Близ долины той,
Где меж темных лип светился
Монастырь святой:
Там - сияло ль утро ясно,
Вечер ли темнел -
В ожиданье, с мукой страстной,
Он один сидел.
И душе его унылой
Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой
Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
И дождавшися, на ложе
Простирался он;
И надежда: завтра то же!
Услаждала сон.
Время годы уводило...
Для него ж одно:
Ждать, как ждал он, чтоб у милой
Стукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
Раз - туманно утро было -
Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
На окно глядел.
________________________________
к началу страницы
Поликратов перстень
На кровле он стоял высоко
И на Самос богатый око
С весельем гордым преклонял:
"Сколь щедро взыскан я богами!
Сколь счастлив я между царями!" -
Царю Египта он сказал.
"Тебе благоприятны боги;
Они к твоим врагам лишь строги
И всех их предали тебе;
Но жив один, опасный мститель;
Пока он дышит... победитель,
Не доверяй своей судьбе".
Еще не кончил он ответа,
Как из союзного Милета
Явился присланный гонец:
"Победой ты украшен новой;
Да обовьет опять лавровый
Главу властителя венец;
Твой враг постигнут строгой местью;
Меня послал к вам с этой вестью
Наш полководец Полидор".
Рука гонца сосуд держала:
В сосуде голова лежала;
Врага узнал в ней царский взор.
И гость воскликнул с содроганьем:
"Страшись! Судьба очарованьем
Тебя к погибели влечет.
Неверные морские волны
Обломков корабельных полны:
Еще не в пристани твой флот".
Еще слова его звучали...
А клики брег уж оглашали,
Народ на пристани кипел;
И в пристань, царь морей крылатый,
Дарами дальних стран богатый,
Флот торжествующий влетел.
И гость, увидя то, бледнеет.
"Тебе Фортуна благодеет...
Но ты не верь, здесь хитрый ков,
Здесь тайная погибель скрыта:
Разбойники морские Крита
От здешних близко берегов".
И только выронил он слово,
Гонец вбегает с вестью новой:
"Победа, царь! Судьбе хвала!
Мы торжествуем над врагами:
Флот критский истреблен богами;
Его их буря пожрала".
Испуган гость нежданной вестью...
"Ты счастлив; но судьбины лестью
Такое счастье мнится мне:
Здесь вечны блага не бывали,
И никогда нам без печали
Не доставалися оне.
И мне все в жизни улыбалось;
Неизменяемо, казалось,
Я силой вышней был храним;
Все блага прочил я для сына...
Его, его взяла судьбина;
Я долг мой сыном заплатил.
Чтоб верной избежать напасти,
Моли невидимые власти
Подлить печали в твой фиал.
Судьба и в милостях мздоимец:
Какой, какой ее любимец
Свой век не бедственно кончал?
Когда ж в несчастье рок откажет,
Исполни то, что друг твой скажет:
Ты призови несчастье сам.
Твои сокровища несметны:
Из них скорей, как дар заветный,
Отдай любимое богам".
Он гостю внемлет с содроганьем:
"Моим избранным достояньем
Доныне этот перстень был;
Но я готов властям незримым
Добром пожертвовать любимым..."
И перстень в море он пустил.
Наутро, только луч денницы
Озолотил верхи столицы,
К царю является рыбарь:
"Я рыбу, пойманную мною,
Чудовище величиною,
Тебе принес в подарок, царь!"
Царь изъявил благоволенье…
Вдруг царский повар в исступленье
С нежданной вестию бежит:
"Найден твой перстень драгоценный,
Огромной рыбой поглощенный,
Он в ней ножом моим открыт".
Тут гость, как пораженный громом,
Сказал: "Беда над этим домом!
Нельзя мне другом быть твоим;
На смерть ты обречен судьбою:
Бегу, чтоб здесь не пасть с тобою..."
Сказал и разлучился с ним.
Переводы В. Жуковского
_____________________________________
к началу страницы
Начало нового века
Где приют для мира уготован?
Где найдет свободу человек?
Старый век грозой ознаменован,
И в крови родился новый век.
Сокрушились старых форм основы,
Связь племен разорвалась; бог Нил,
Старый Рейн и океан суровый -
Кто из них войне преградой был?
Два народа, молнии бросая
И трезубцем двигая, шумят
И, дележ всемирный совершая,
Над свободой страшный суд творят.
Злато им, как дань, несут народы,
И, в слепой гордыне буйных сил,
Франк свой меч, как Бренн в былые годы,
На весы закона положил.
Как полип тысячерукий, бритты
Цепкий флот раскинули кругом
И владенья вольной Амфитриты
Запереть мечтают, как свой дом.
След до звезд полярных пролагая,
Захватили, смелые, везде
Острова и берега; но рая
Не нашли и не найдут нигде.
Нет на карте той страны счастливой,
Где цветет златой свободы век,
Зим не зная, зеленеют нивы,
Вечно свеж и молод человек.
Пред тобою мир необозримый!
Мореходу не объехать свет;
Но на всей земле неизмеримой
Десяти счастливцам места нет.
Заключись в святом уединеньи,
В мире сердца, чуждом суеты!
Красота цветет лишь в песнопеньи,
А свобода - в области мечты.
Перевод В. Курочкина
_______________________________________
к началу страницы
Тайна
Она стояла молчаливо
Среди толпы - и я молчал;
Лишь взор спросил я боязливо,
И понял я, что он сказал.
Я прихожу, приют ветвистый,
К пустынной тишине твоей:
Под зеленью твоей тенистой
Сокрой счастливых от людей!
Вдали, чуть слышный для вниманья,
День озабоченный шумит,
Сквозь смутный гул и восклицанья
Тяжелый молоток стучит.
Там человек так постоянно
С суровой борется судьбой -
И вдруг с небес к нему нежданно
Слетает счастие порой!
Пускай же люди не узнают,
Как нас любовь животворит:
Они блаженству помешают -
Досаден им блаженства вид.
Да, свет не позволяет счастья:
Как за добычею, за ним
Беги, лови и от участья
Людского строго сохрани!
Оно прокралось тихо, любит
Оно и ночь и тишину;
Нечистый взор его погубит,
Как смерть, ужасен он ему.
Обвейся, о ручей безмолвный,
Вокруг широкою рекой,
И, грозно поднимая волны,
Наш охраняй приют святой!
_________________________________
к началу страницы
Встреча
Еще она стоит передо мною,
Окружена покорною толпой,
Блистательна, как солнце золотое;
Я был вдали, смущенный и немой.
О, что тогда сбылось с моей душою,
Как яркий блеск разлился предо мной:
И вдруг, как бы унесшись в мир подлунный,
Ударил я нетерпеливо в струны.
Что испытал я в этот миг святого
И что я пел - всё скрылось предо мной;
В себе тогда орган нашел я новый, -
Он высказал души порыв святой!
То был мой дух, разрушивший оковы,
Оставил он плен долголетний свой -
И звуки вдруг в груди моей восстали,
Что в ней давно, невидимые, спали.
Когда совсем мои замолкли песни,
Душа ко мне тогда слетела вновь.
В ее чертах божественно-прелестных
Я замечал стыдливую любовь;
Мне чудилось: раскрылся свод небесный,
Как услыхал я тихий шепот слов.
О, только там, где нет ни слез, ни муки,
Услышу вновь те сладостные звуки!
"Кому печаль на сердце налегла,
И кто молчать решился, изнывая, -
О, хорошо того я поняла;
С судьбою в бой я за него вступаю,
Я б лучший жребий бедному дала,
Цветок любви сорвет любовь прямая.
Тому удел прекрасный и счастливый,
В ком есть ответ на темные призывы".
_________________________________________
к началу страницы
Идеалы
Так от меня ты мчишься, младость,
И все отрадные мечты,
Восторг и грусть, тоску и радость -
С собою вдаль уносишь ты!
Златое время жизни полной!
Постой, еще со мной побудь -
Вотще! твои стремятся волны
И в море вечности бегут!
Потухли ясные светила,
Пред мной блиставшие в тиши;
Мои мечты судьба разбила -
Созданья пламенной Души,
И вера сладкая - далеко
В святые прежде существа,
Добыча истины жестокой -
Все идеалы божества.
Как некогда в объятья камень,
Любя, Пигмалион схватил
И чувства трепетного пламень
Холодный мрамор оживил, -
Так я к природе весь приникнул
Умом, душою, жизнью всей,
Пока согрел ее, подвигнул
На пламенной груди моей.
Она любовь мою делила,
Безмолвная - язык нашла,
Мне поцелуй мой возвратила
И сердца трепет поняла.
Леса и горы стали живы.
Поток серебряный мне пел,
Отвсюду на мои призывы
Ответ желанный мне летел.
Вселенная во мне кипела,
Теснила грудь, и всякий час
В звук, в образ, и в слова, и в дело
Жизнь из груди моей рвалась.
О, как велик мне мир явился,
Пока скрывался он в зерне!
Но - ах! - как мало он развился,
Как беден показался мне!
Как смело, с бодрою охотой
Мечты надеясь досягнуть,
Еще не связанный заботой,
Пустился юноша в свой путь!
Туда невольное стремленье,
Где хор далеких звезд горел;
Нет высоты, нет отдаленья,
Куда бы он не долетел!
Как он легко вперед стремился!
Что для счастливца тяжело?
Какой воздушный рой теснился
Вкруг светлого пути его!
Любовь с улыбкой благосклонной,
И счастье с золотым венцом,
И слава с звездною короной,
И в свете истина живом.
Но середи дороги скоро
Все спутники расстались с ним;
Свернули в сторону, от взора
Один сокрылся за другим.
Умчалось счастье, друг летучий,
Отрады знанье не нашло,
Сомненье потянулось тучен
И истину заволокло.
Горел над прéзренной главою
Венец и славы и добра,
И скоро скрылась за весною
Любви прекрасная пора.
Всё тише, тише становилось,
Пустынней на пути моем;
Одна надежда мне светилась
Своим бледнеющим лучом.
Из шумных спутников стремленья
Остался кто теперь со мной?
Кто подает мне утешенье,
Кто до могилы спутник мой?
Ты, исцеляющая раны,
Ты, дружба, всех отрада зол,
Товарищ горестей желанный,
Тебя искал я - и нашел.
И ты ее сопровождаешь,
Ты, труд, души покой хранишь,
Ты никогда не изнуряешь,
Не разрушая, ты творишь, -
Слепляешь среди сил природы
Песчинку за песчинкой ты,
Зато минуты, дни и годы
У времени тобой взяты.
____________________________________
к началу страницы
К радости
Радость, мира украшенье,
Дочь родная небесам!
Мы вступаем в упоеньи,
О чудесная, в твой храм.
Ты опять соединяешь,
Что обычай разделил;
Нищего с царем равняешь
Веяньем отрадных крыл.
Хор
Миллионы, к нам в объятья!
Люди, поцелуй сей вам!
Над небесным сводом там
Должен жить Отец наш, братья!
Тот, кому быть другом другу
Жребий выпал на земли,
Кто нашел себе подругу, -
С нами радость тот дели;
Также тот, кто здесь своею
Душу хоть одну зовет;
Кто ж не может - пусть скорее
Прочь, рыдая, отойдет!
Хор
Всё, что мир сей наполняет,
Пред сочувствием смирись!
Пусть оно покажет в высь,
Где незримый обитает.
Все творения живые
Радость средь природы пьют,
Все, и добрые и злые,
По стезе ее идут.
Сон, вино, привет участья,
Друга нам она дарит;
Дышит червь животной страстью,
К Богу херувим летит.
Хор
Миллионы, в прах падите!
Мир, ты чувствуешь Творца?
Выше звездного венца
В небесах Его ищите.
Радость - мощная пружина
Всех бесчисленных миров;
Радость двигает машины
Вечных мировых часов,
Из семян цветы выводит,
Хоры звездны из небес,
Сферы в отдаленьи водит,
Недоступном для очес.
Хор
Как светил великих строен
В небе неизменный ход, -
Братья, так всегда вперед
Бодро, как к победе воин!
Улыбается приветно
Средь стараний и забот
И страдальца неприметно
К цели доблестной ведет.
Веры на вершине ясной
Ее веют знамена,
И она сквозь гроб ужасный
В хоре ангелов видна.
Хор
Миллионы, здесь терпенье!
Лучший мир для вас готов -
Там, за цепью облаков,
Бог воздаст вам награжденье.
Над богами ль возвышаться?
Хорошо быть равным им.
Горе, бедность веселятся
Счастием пускай одним.
Будь забыта злость и мщенье!
Смертный враг наш будь прощен!
Пусть не знает он мученья,
Пусть теперь не стонет он!
Хор
Мы долги свои забыли;
Свет теперь свободен весь;
Братья, над шатром небес
Судит Бог, как мы судили.
Радостно кипят бокалы,
И в крови вина златой
Пьют смиренье - каннибалы,
А отчаянье - герой.
Братья, встаньте! Драгоценный
Обходить нас кубок стал;
Пусть же к небу брызжет пена!
Духу доброму бокал!
Хор
Тот, кому греметь хвалами
Целый мир не преставал, -
Духу доброму бокал
Там высоко над звездами!
Твердость горю и страданьям,
Помощь бедному во всем,
Вечность данным обещаньям,
Правда - с другом и врагом,
Мужество - пред троном надо!
Братья, пусть погибнуть нам,
Но достоинству - награда,
Наказанье - злым делам!
Хор
В круг священный все стеснитесь
И хранить союз святой
Этой влагой золотой
Всемогущим поклянитесь!
__________________________________
к началу страницы
Вечер
Опустись, блистающий бог! Уж жаждут долины
Росы освежительной, и человек утомился,
Медленно движутся кони, -
Опусти колесницу свою!
Посмотри, кто из волн кристального моря
Манит с улыбкой тебя? Узнало ли сердце?
Быстрые кони несутся
Фемида манит из волн!
Быстро в объятия к ней ездок с колесницы
Прыгает; коней под уздцы берет Купидон:
Остановилися кони,
Волны прохладные пьют.
Неслышными на небо исходит шагами
Ночь благовонная; тихо следом за нею -
Любовь. Покойтесь, любите! -
Покоится любящий Феб!
__________________________________________
к началу страницы
Борьба
Нет, наконец мои слабеют силы
В мучительной за долг борьбе.
Ты пламени во мне не потушила,
О добродетель! жертвы нет тебе!
Поклялся я, да, помню, я поклялся
Мятежный дух смирить.
Вот твой венец, я с ним навек расстался, -
Возьми его, оставь меня грешить.
Не жди теперь обетов исполненья!
Она моя, мне твой венец смешон.
О, счастлив тот, кто в сладком упоеньи,
Как я, своим паденьем не смущен.
Червь близится к прекрасному растенью,
Летит моя весна. -
Она дивится смелому решенью,
Но мне за всё наградою она.
Не верь, мой друг, в дары небес беспечно!
К преступному влекут твои черты.
Но если в царстве жизни бесконечном
Награда лучшая, чем ты,
Чем преступленье, бывшее преградой, -
Неправ судьбы язык!
За добродетель ты должна мне быть наградой.
И добродетели ты мой последний миг.
Переводы К. С. Аксакова
___________________________________________
к началу страницы
Дева за клавесином
Клавесин, перстам твоим послушный,
Зазвучал: я слышу гимн небесный -
И стою, как истукан бездушный,
И парю, как гений бестелесный.
Воздух, только б не нарушить
Тех мелодий, что он слышит,
Только б слышать, только б слушать,
Притаился и не дышит.
Мнится: полный круг созданья
Тает в неге обаянья;
Охватила ты его
Струн волшебных перебором,
Как сковала беглым взором
Область сердца моего.
Звуки льются в огненных размерах:
Кажется, все вновь и вновь творимы.
На струях, как на небесных сферах,
В звуках тех родятся херувимы;
Кажется, из недр хаоса блещет
Новый мир, и в вихре мирозданья
Восходя, за солнцем солнце хлещет
Бурными потоками сиянья.
Слышится мне в сладких
Переливных тонах -
Ручеек на гладких
Камешках надонных;
Слышится мне - то по тучам гремящий,
Божий орган тот, где, сыпля перуны,
Рвутся сверкающей молнии струны;
То по уступам с обрывов скользящий
С шумом глухим, из раската в раскат,
Прыщущий пеной широкий каскад;
То ласкательно - игривый
Вперескок через лесок
Шаловливо листья ивы
Покачнувший ветерок;
То мне в стенающих звуках открыта
Адская бездна, где волны Коцита -
Слезные волны текут через край;
То предо мной разверзается рай,
И готов спросить у девы
Я сквозь трепет в этот миг:
То не райские ль напевы,
Не предвечный ли язык?
Перевод В. Г. Бенедиктова
_____________________________________
к началу страницы
Hoffnung
Es reden und träumen die Menschen viel.
Von bessern künftigen Tagen;
Nach einem glücklichen, goldnen Ziel
Sieht man sie rennen und jagen
Die Welt wird alt und wird wieder jung,
Doch der Mensch hofft immer Verbesserung.
Die Hoffnung führt ihn ins Leben ein,
Sie umflattert den fröhlichen Knaben,
Den Jüngling locket ihr Zauberschein,
Sie wird mit dem Greis nicht begraben;
Denn beschließt er im Grabe den müden Lauf
Noch am Grabe pflanzt er die Hoffnung auf.
Es ist kein leerer, schmeichelnder Wahn,
Erzeugt im Gehirn des Toren;
Im Herzen kündigt es laut sich an:
Zu was Besserem sind wir geboren;
Und was die innere Stimme spricht,
Das täuscht die hoffende Seele nicht.
__________________________________________
к началу страницы
Der Jüngling am Bache
An der Quelle saß der Knabe,
Blumen band er sich zum Kranz,
und er sah sie fortgerissen,
treiben in der Wellen Tanz!
"Und so fliehen meine Tage
wie die Quelle rastlos hin!
Und so schwindet meine Jugend,
wie die Kränze schnell verblühn.
Fraget nicht, warum ich traure
in des Lebens Blütenzeit!
Alles reget sich und hoffet,
wenn der Frühling sich erneut.
Aber diese tausend Stimmen
der erwachenden Natur
wecken in dem tiefen Busen
mir den schweren Kummer nur.
Was kann mir die Freude frommen,
die der schöne Lenz mir beut?
Eine nur ist’s, die ich suche,
sie ist nah und ewig weit.
Meine Arme breit ich sehnend
nach dem teuren Schattenbild,
ach, ich kann es nicht erfassen
und das Herz bleibt ungestillt!
Komm herab, du schöne Holde,
und verlaß dein stolzes Schloß!
Blumen, die der Lenz geboren,
schütt ich dir in deinen Schoß.
Horch, der Hain erschallt von Liedern,
und die Quelle rieselt klar.
Raum in der kleinsten Hütte
für ein glücklich liebend Paar."
______________________________________
к началу страницы
Die Gunst des Augenblicks
Und so finden wir uns wieder
In dem heitern bunten Reihn,
Und es soll der Kranz der Lieder
Frisch und grün geflochten sein.
Aber wem der Götter bringen
Wir des Liedes ersten Zoll?
Ihn vor allen lasst uns singen,
Der die Freude schaffen soll.
Denn was frommt es, dass mit Leben
Ceres den Altar geschmückt?
Dass den Purpursaft der Reben
Bacchus in die Schale drückt?
Zückt vom Himmel nicht der Funken,
Der den Herd in Flammen setzt,
Ist der Geist nicht feuertrunken,
Und das Herz bleibt unergötzt.
Aus den Wolken muss es fallen,
Aus der Götter Schooß, das Glück,
Und der mächtigste von allen
Herrschern ist der Augenblick.
Von dem allerersten Werden
Der unendlichen Natur
Alles Göttliche auf Erden
Ist ein Lichtgedanke nur.
Langsam in dem Lauf der Horen
Füget sich der Stein zum Stein,
Schnell, wie es der Geist geboren,
Will das Werk empfunden sein.
Wie im hellen Sonnenblicke
Sich ein Farbenteppich webt,
Wie auf ihrer bunten Brücke
Iris durch den Himmel schwebt,
So ist jede schöne Gabe
Flüchtig wie des Blitzes Schein;
Schnell in ihrem düstern Grabe
Schließt die Nacht sie wieder ein.
__________________________________
к началу страницы
Reiterlied
Wohl auf, Kameraden, aufs Pferd, aufs Pferd!
Ins Feld, in die Freiheit gezogen.
Im Felde, da ist der Mann noch was wert,
Da wird das Herz noch gewogen.
Da tritt kein anderer für ihn ein,
Auf sich selber steht er da ganz allein.
Aus der Welt die Freiheit verschwunden ist,
Man sieht nur Herren und Knechte,
Die Falschheit herrschet, die Hinterlist,
Bei dem feigen Menschengeschlechte,
Der dem Tod ins Angesicht schauen kann,
Der Soldat allein, ist der freie Mann.
Des Lebens Ängsten, er wirft sie weg,
Hat nicht mehr zu fürchten, zu sorgen,
Er reitet dem Schicksal entgegen keck,
Triffts heute nicht, trifft es doch morgen,
Und trifft es morgen, so lasset uns heut
Noch schlürfen die Neige der köstlichen Zeit.
Von dem Himmel fällt ihm sein lustig Los,
Brauchts nicht mit Müh zu erstreben,
Der Fröner, der sucht in der Erde Schoß,
Da meint er den Schatz zu erheben,
Er gräbt und schaufelt, solang er lebt,
Und gräbt, bis er endlich sein Grab sich gräbt.
Der Reiter und sein geschwindes Roß,
Sie sind gefürchtete Gäste;
Es flimmern die Lampen im Hochzeitschloß,
Ungeladen kommt er zum Feste.
Er wirbt nicht lange, er zeiget nicht Gold,
Im Sturm erringt er den Minnesold.
Warum weint die Dirn und zergrämt sich schier?
Laß fahren dahin, laß fahren!
Er hat auf Erden kein bleibend Quartier,
Kann treue Lieb nicht bewahren.
Das rasche Schicksal, es treibt ihn fort,
Seine Ruhe läßt er an keinem Ort.
Drum frisch, Kameraden, den Rappen gezäumt,
Die Brust im Gefechte gelüftet!
Die Jugend brauset, das Leben schäumt,
Frisch auf ! eh der Geist noch verdüftet!
Und setzet ihr nicht das Leben ein,
Nie wird euch das Leben gewonnen sein.
1797
_______________________________________________
к началу страницы
Der Pilgrim
Noch in meines Lebens Lenze
War ich, und ich wandert' aus,
Und der Jugend frohe Tänze
Ließ ich in des Vaters Haus.
All mein Erbtheil, meine Habe
Warf ich fröhlich glaubend hin,
Und am leichten Pilgerstabe
Zog ich fort mit Kindersinn.
Denn mich trieb ein mächtig Hoffen
Und ein dunkles Glaubenswort,
Wandle, rief's, der Weg ist offen,
Immer nach dem Aufgang fort.
Bis zu einer goldnen Pforten
Du gelangst, da gehst du ein,
Denn das Irdische wird dorten
Himmlisch, unvergänglich sein.
Abend ward's und wurde Morgen,
Nimmer, nimmer stand ich still;
Aber immer blieb's verborgen,
Was ich suche, was ich will.
Berge lagen mir im Wege,
Ströme hemmten meinen Fuß,
Über Schlünde baut' ich Stege,
Brücken durch den wilden Fluß.
Und zu eines Stroms Gestaden
Kam ich, der nach Morgen floß;
Froh vertrauen seinem Faden,
Werf' ich mich in seinen Schooß.
Hin zu einem großen Meere
Trieb mich seiner Wellen Spiel;
Vor mir liegt's in weiter Leere,
Näher bin ich nicht dem Ziel.
Ach, kein Steg will dahin führen,
Ach, der Himmel über mir
Will die Erde nicht berühren,
Und das Dort ist niemals hier!
__________________________________
к началу страницы
Sehnsucht
Ach, aus dieses Tales Gründen,
Die der kalte Nebel drückt,
Könnt ich doch den Ausgang finden,
Ach wie fühlt ich mich beglückt!
Dort erblick ich schöne Hügel,
Ewig jung und ewig grün!
Hätt ich Schwingen, hätt ich Flügel,
Nach den Hügeln zög ich hin.
Harmonieen hör ich klingen,
Töne süßer Himmelsruh,
Und die leichten Winde bringen
Mir der Düfte Balsam zu,
Goldne Früchte seh ich glühen
Winkend zwischen dunkelm Laub,
Und die Blumen, die dort blühen,
Werden keines Winters Raub.
Ach wie schön muß sichs ergehen
Dort im ewgen Sonnenschein,
Und die Luft auf jenen Höhen
O wie labend muß sie sein!
Doch mir wehrt des Stromes Toben,
Der ergrimmt dazwischen braust,
Seine Wellen sind gehoben,
Daß die Seele mir ergraust.
Einen Nachen seh ich schwanken,
Aber ach! der Fährmann fehlt.
Frisch hinein und ohne Wanken,
Seine Segel sind beseelt.
Du mußt glauben, du mußt wagen,
Denn die Götter leihn kein Pfand,
Nur ein Wunder kann dich tragen
In das schöne Wunderland.
1801
____________________________________
к началу страницы
Der Handschuh
Vor seinem Löwengarten,
Das Kampfspiel zu erwarten,
Saß König Franz,
Und um ihn die Großen der Krone,
Und rings auf hohem Balkone
Die Damen in schönem Kranz.
Und wie er winkt mit dem Finger,
Auftut sich der weite Zwinger,
Und hinein mit bedächtigem Schritt
Ein Löwe tritt
Und sieht sich stumm
Ringsum
Mit langem Gähnen
Und schüttelt die Mähnen
Und streckt die Glieder
Und legt sich nieder.
Und der König winkt wieder,
Da öffnet sich behend
Ein zweites Tor,
Daraus rennt
Mit wildem Sprunge
Ein Tiger hervor.
Wie der den Löwen erschaut,
Brüllt er laut,
Schlägt mit dem Schweif
Einen furchtbaren Reif
Und recket die Zunge,
Und im Kreise scheu
Umgeht er den Leu,
Grimmig schnurrend,
Drauf streckt er sich murrend
Zur Seite nieder.
Und der König winkt wieder,
Da speit das doppelt geöffnete Haus
Zwei Leoparden auf einmal aus,
Die stürzen mit mutiger Kampfbegier
Auf das Tigertier;
Das packt sie mit seinen grimmigen Tatzen,
Und der Leu mit Gebrüll
Richtet sich auf, da wirds still;
Und herum im Kreis,
Von Mordsucht heiß,
Lagern sich die greulichen Katzen.
Da fällt von des Altans Rand
Ein Handschuh von schöner Hand
Zwischen den Tiger und den Leun
Mitten hinein.
Und zu Ritter Delorges, spottenderweis,
Wendet sich Fräulein Kunigund:
"Herr Ritter, ist Eure Lieb so heiß,
Wie Ihr mirs schwört zu jeder Stund,
Ei, so hebt mir den Handschuh auf!"
Und der Ritter, in schnellem Lauf,
Steigt hinab in den furchtbaren Zwinger
Mit festem Schritte,
Und aus der Ungeheuer Mitte
Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger.
Und mit Erstaunen und mit Grauen
Sehns die Ritter und Edelfrauen,
Und gelassen bringt er den Handschuh zurück.
Da schallt ihm sein Lob aus jedem Munde,
Aber mit zärtlichem Liebesblick -
Er verheißt ihm sein nahes Glück -
Empfängt ihn Fräulein Kunigunde.
Und er wirft ihr den Handschuh ins Gesicht:
"Den Dank, Dame, begehr ich nicht!"
Und verläßt sie zur selben Stunde.
к началу страницы
________________________________________________________________________________________
Подготовка текста - Лукьян Поворотов
Используются технологии
uCoz